Мария Дубинина - Дзюсан. Академия-фантом

– Ничего, Сора. – Она поднялась, немного помялась в нерешительности, что уже было мало на нее похоже, но сразу была заключена в крепкие объятия.

– Ты понимаешь, что происходит, Кику? – Сората закрыл глаза и зарылся носом в копне волос. Внутри все клокотало, обжигало легкие гневом, леденило живот от нехорошего предчувствия, но он держался. – Сэм… погиб. Ты единственная, кто, возможно, может пролить свет на это дело, но мне приходится молчать. Что ты знаешь?

Сакураи отчаянно замотала головой.

– Если убийцу не найдут, все подозрения падут на меня. Ведь я сказал, что видел его последним, Кику. – Сората за плечи отстранил женщину и заглянул ей в глаза, пытаясь найти в них ответ. – Понимаешь? Я готов и дальше придерживаться этой версии, если необходимо, но я имею право знать, за что борюсь.

Говорить было тяжело, когда под руками дрожало в рыданиях хрупкое тело женщины, которую Сората уже давно считал своей.

– Кику! Посмотри на меня! – Он подхватил пальцами ее за подбородок и заставил посмотреть себе в лицо. Сакураи замотала головой:

– Я не виновата.

– Что в тот вечер произошло? Почему я должен молчать? – Женщина в ответ лишь упрямо поджала губы, а взгляд… За этот взгляд Сората был готов простить ей все грехи на свете, лишь бы она смотрела на него так чаще.

Кику вздохнула, отвела взгляд и будто бы решилась, но из-за двери послышался шум, а дальше без предупреждения в кабинет ввалился Хенрик.

– Мисс Сакураи, – начал он, но завидев Сорату, осекся. – Упс, извините, что прерываю вас в столь трогательный момент, но мне нужно переговорить с Кику.

Кимура вздрогнул – Ларсен сменил насмешливый тон на серьезный, хоть в словах и скользило привычное пренебрежение, но японцу не понравилось, как тот произносил имя любимой. Сакураи выскользнула из его объятий.

– Секундочку, – попыталась стереть с лица черные дорожки слез, быстро присела, написала что-то на листочке, свернула и вручила Сорате. – Спасибо, – шепнула она и, не стесняясь учителя, нервно насвистывающего что-то у Кимуры за спиной, поцеловала в губы.

– Я буду ждать. – Сората натянуто улыбнулся, кивнул Хенрику и вышел. На секунду в голове появилась шальная мысль постоять возле двери и послушать, но он быстро отогнал ее прочь, отошел подальше и развернул записку.

«Встретимся после ужина в саду. Я все объясню, но сейчас нам не дадут поговорить».

Сората не находил себе места.

Ему приходилось лгать, а ложь, настолько для него противоестественная, приносила страдания посильнее физических. Особенно потому, что лгать приходилось не кому-нибудь, а Генри. И, что самое важное, он был готов лгать и дальше, если бы только знал, ради чего. Она должна ему все объяснить, она обязательно сделает это, главное дождаться, взять себя в руки и не уступать, пока не узнает правды. Пока не получит хоть каких-то объяснений.

А Кику все не было.

На пятом кругу по периметру японского сада совсем незаметно стемнело. Зажглись декоративные фонарики, роняющие на дорожки мягкие уютные тени. Но Кимуре было не до любования. Гравий жалобно скрипел под подошвами сандалий, Сората несколько раз подвернул больную ногу, но будто этого и не заметил. Сейчас такие мелочи не имели значения. Даже если бы он потерял руку, это не имело бы никакого значения. Для Сораты куда важнее было уберечь сердце.

Они договорились встретиться, но женщины все не было. Легкая тень сомнения холодными пальцами пощекотала горло. Нет, он должен ей верить, она обещала прийти, а, значит, обязательно это сделает, а если не сделает, значит…

Нет!

Сората в отчаянии опустился прямо на дорожку возле декоративного фонаря и уткнулся лбом в колени. Что бы ни случилось, он будет ей верить. Даже тот разговор, свидетелем которого стал Кимура, намеки Руми и будто ревнивые высказывания Генри не заставят его поменять своего решения. Он просто не может иначе. Даже если она с самого начала водила его за нос, он будет продолжать ей верить и ждать ответа. Она его любит, так же сильно, как он любит ее. Он не может ошибаться. Слова могут врать, но взгляды, движения, поступки – нет. А тот последний взгляд, которым Кику наградила его в кабинете, был пропитан искренностью и любовью. Да, сначала их отношения походили на фарс, это видели и понимали все, в том числе и сам Кимура, но он просто поддался, принял правила игры, в которой не могло быть победителей. Его собственные чувства, давно забытые, отодвинутые в сторону, нахлынули потоком и не смогли оставить ее равнодушной.

Он все еще помнил их последнюю ночь, ее беспомощный взгляд, дерганые движения. Кику хотела что-то сказать, что-то мучило, грызло ее изнутри, но она не могла. Почему? Не доверяла? Или есть что-то другое, намного глубже условностей, что-то, что она должна была уберечь?

Какой же он дурак, что взял и отпустил ее просто так. Следовало успокоить, если необходимо – надавить и узнать, что заставляло любимую прятать взгляд и заламывать тонкие руки. Ведь почему-то она хотела, чтобы он соврал, когда Хибики пытался призвать его к ответу. А теперь он ждет, чтобы получить ответы на волнующие его вопросы, но карманные часы безжалостно говорили, что ждать бессмысленно. Назначенное время минуло не меньше часа назад. Кику не придет.

А вдруг что-то спугнуло ее? Тогда она наверняка пошла в его комнату.

Кимура рывком поднялся на ноги, сбивая ровный слой гравия под подошвами.

Все правильно. Она ждет в его же комнате. Сората усмехнулся своим мыслям. В эту секунду все казалось таким очевидным и приносило настоящее облегчение. Такое блаженное, разливающееся по телу, но очень скоротечное.

Что, если на нее напали? Напали с обвинениями, прижали к стене? Кто-то поднял на нее руку, заставляя признаться в том, чего она не делала? А его нет рядом, чтобы помочь. Какой же он бесполезный мужчина, если его нет в минуту, когда его женщине что-то угрожает.

Он ускорил шаг и довольно скоро ворвался в коридор мужского общежития. Тонкая полоска света выбивалась из щели под дверью. Тонко защемило в груди от еще не случившейся радости, от ожидания спасительной встречи, но в комнате было пусто. Тогда Кимура, не озаботившись закрыть дверь, поспешил в правое крыло, но комната Сакураи тоже была пуста.

А если ее перехватил Генри? Решил допросить в приватной обстановке, заставить говорить. Применил силу. Нет, Генри не мог. Как бы он ее ни ненавидел, не смог бы поднять руку на столь хрупкую девушку. Но если он заставит ее плакать, то он… он пожалеет об этом, очень сильно.

Сората замер перед дверью комендантской.

История четырнадцатая, в которой каждый теряет что-то важное для себя

Холод до сердца проник:На гребень жены покойнойВ спальне я наступил.

Боль утраты оттого всегда так сильна, что мы остаемся жить дальше. Это вечное и непреходящее чувство вины перед теми, кого приходится отпускать.