Михаил Тырин - Кладбище богов

– Послушайте меня! – Аматис даже вскочил, невзирая на боль в покалеченной ноге. – Послушайте и сделайте, как я говорю. Мое донесение должно быть немедленно передано членам Магистрата, я имею право требовать это!

– Безусловно, магистр, безусловно, – кивнул бородач. – Я поговорю с кем надо, а ваш доклад немедленно обсудит чрезвычайный совет. Я советую вам не волноваться раньше времени. Мы здесь вполне способны контролировать ход событий. А вам нужно отдохнуть и поправиться, магистр. Я слышал, что вы пострадали в Дервейге. Надеюсь, опасности здоровью нет?

– Я в порядке, – хмуро ответил Аматис.

– Прекрасно! Я с сожалением должен прекратить нашу захватывающую беседу – неотложные дела зовут. А вам желаю поскорей набраться сил, которые вы отдадите на службу Знанию и Академии. Всего доброго, магистр.

Зеркало погасло.

С минуту Аматис сидел неподвижно, горестно подперев голову рукой.

– Кто это был? – нарушил тишину Влад.

– Это? – Аматис поднял на него потухший взгляд. – Моус ре Фаустин, Великий магистр, ректор Академии Времени.

Владу это, естественно, ни о чем не говорило.

– У меня такое чувство, – негромко произнес Аматис, – что все наши усилия пропали зря. В Академии явно идет какая-то игра, там переплетаются странные интересы. Меня просто не слушают.

– Времени нет, – добавил он чуть погодя. – Совершенно нет времени. Здесь я просто бессилен что-то поменять, что-то объяснить. Надо снова готовиться в путь, в Вантал, в столицу мира. Только дырки свои надо чуть подлатать, а то свалюсь еще посреди дороги. – Он внимательно посмотрел на Влада. – Дел у нас будет невпроворот, дружок. Ты как – со мной? Или все еще надеешься удрать?

Влад ни секунды не думал над ответом.

– Ты хороший человек, Аматис. Ты спас мне жизнь. В тебя стреляли, а ты меня вытаскивал. Такое не забывают. Я теперь всегда буду с тобой. Пока сам не отпустишь.

– Придет время, и я не стану тебя задерживать, дружок. Я тоже знаю, что такое тоска по дому. Это хорошо, что ты со мной. Мало кому я могу доверять.

– Не сомневайся, Аматис. Русские своих не бросают.

– Русские? Ну да, я понимаю… Для тебя есть интересная новость. Я вызвал префекта и нотариуса. Через пару дней ты получишь гражданство Керии, земли Истинного Знания.

Он оценивающе посмотрел на Влада. Тот молчал, не зная, как ему реагировать.

– Понимаю, – усмехнулся Аматис. – Любой на твоем месте сейчас прыгал бы до потолка от радости. Но ты гражданин своей страны. Тем не менее я уже все решил. Так будет легче нам обоим.

Над Ванталом угасал мягкий безветренный вечер. Отраженное солнце играло бликами на сотнях крыш, на окнах, в каплях фонтанов.

Чернобородый человек в простой гражданской одежде стоял у окна башни и смотрел на город. Это была самая высокая точка в здании Академии, отсюда открывался вид на все дома и улочки, башни и каналы, вплоть до исполинской пирамиды Роториума.

В комнате скрипнула дверь.

– Все готово, редре, нас ждут, – вкрадчиво сообщил помощник.

Фаустин кивнул и прошел к тайной винтовой лестнице. Простой крытый экипаж вывез его через ворота Академии. Преодолев несколько кварталов, свернул в неприметный складской дворик. Здесь заехал в ворота большого амбара и по скрипучему откидному пандусу спустился в одну из городских галерей. Дальше путь пролегал под землей, в свете химических фонарей.

Его уже ждали. Темный лекарь Мильд вышел навстречу, заранее опуская на лицо маску.

– Все в порядке? – с тревогой спросил магистр.

– Все как обычно, – ответил гурцор.

Называть существующее положение порядком он бы не рискнул.

Фаустин прошел в чистое сухое помещение, хорошо освещенное и обставленное. На широкой кровати у дальней стены шевельнулась невероятно худая девушка лет пятнадцати.

– Я здесь, дочка, я пришел! – Фаустин устремился к ней.

– Сегодня все прошло удачно, – проговорил следующий по пятам Мильд. – Она вас слышит.

Он приблизился к кровати и откинул одеяло.

– Обратите внимание, редре, корневище стало меньше.

И снова Фаустина прошиб озноб. На худеньком, почти детском тельце жил паразит. Он выглядел, как огромная узловатая опухоль, перечеркнувшая наискосок впалую грудь и живот.

Темные называли паразита «корневищем». Он и впрямь напоминал корень старого дерева. Только, в отличие от корня, он был живой. Он шевелился, вздрагивал, под его кожей что-то текло и пузырилось.

Магистр осторожно накрыл девушку одеялом.

– Выйдите, – сказал он, и лекарь покинул комнату.

Фаустин подвинул стул и присел, взяв дочь за руку. Она смотрела прямо на него огромными глазами. Вся боль мира умещалась в этом взгляде.

– Ну, как ты, девочка? Лекарь говорит, что тебе легче. Жаль, ты не можешь со мной говорить. Ты бы сказала, как облегчить твою жизнь. Ты знаешь, мне в этом мире нечего терять, кроме тебя. Я все сделаю, все отдам…

Глаза дочери безмолвствовали.

Магистр продолжал что-то говорить, не особо вдумываясь в слова. Голос – это было единственное, что сейчас воспринимала его дочь. Ей нельзя было есть, ей вреден был солнечный свет, и даже воздух в комнате был непростой – в нем специально испарялись какие-то препараты.

За дверью в прихожей сидел темный лекарь, он читал книгу, изредка отрываясь, чтобы прислушаться.

Фаустин был самым молодым из Великих магистров. Он начинал простым археологом, работая в одной из официальных изыскательских бригад Академии. Позже стал помощником Смотрящего магистра в передвижном научном центре. Сильный, упорный, неутомимый, он, казалось, не знал усталости и износа. За все эти годы он у него не появилось ни одного седого волоска.

Он много работал, и это приносило результат. Первое серьезное открытие свалилось на него в тридцать три года. Он не только научился размягчать холодный металл, но и объяснил, как это происходит. Лицензия на использование данной технологии принесла Академии большие деньги, ее купили все ремесленные гильдии в пяти землях мира.

Для Фаустина это был повод получить первый научный сан, он стал приват-магистром.

Потом были и другие успехи, которые, впрочем, судьба не забывала разбавлять неудачами в справедливой пропорции. Характер работы накладывал свои особенности: Фаустин почти ежедневно общался с ведунами и, естественно, с их таинственным ремеслом.

Из всех Великих магистров он был не только самым молодым, но и в каком-то смысле самым темным.

У большинства высокопоставленных служителей Академии не оставалось времени на жизнь вне науки. Но у Фаустина такая жизнь была. Вернее, внезапно появилась.

Совершенно обычная женщина, случайно встреченная, вдруг перевернула его внутренний мир. Открылось то, чего раньше Великий магистр не замечал или не хотел замечать. Миллионы новых граней бытия засверкали перед глазами, прибавляя сил и желания жить.