Брайан Ламли - Из глубины

— Боже милосердный! — выдохнул я наконец.

— Какой Бог? — тут же прохрипел Хаггопиан, и его пальцы снова задрожали от всплесков все тех же странных эмоций. — Так какой Бог, мистер Белтон? Иегова или Оаннес — Человек-Христос или Жаба — Бог земли, воздуха или воды? Йа-Р'льех, Ктулху фхтагн, Йибб-Тстлл, на Йот-Соттот! Я знаю многих Богов!

Он снова судорожно наполнил свой бокал из кувшина и принялся жадно глотать мутную жидкость, пока я не испугался, что он захлебнется. Когда он, наконец, поставил на стол опустевший стакан, я заметил, что он снова взял себя в руки.

— В тот, второй, раз, все решили, что я упал в бак во сне, — продолжил он. — В детстве у меня бывало что-то вроде приступов лунатизма. Сначала даже я сам поверил, что все именно так, поскольку в то время я был слеп и не подозревал, какой властью надо мной обладает это существо. Говорят, что миксина тоже слепа, мистер Белтон, и представители более известных видов именно таковы, но моя мучительница слепой не была. На самом деле, примитивная или нет, я полагаю, что после первых трех или четырех раз она действительно могла узнавать меня!.. Я держал это существо в том аквариуме, где вы видели рыб-молотов. Запретив всем входить в то помещение, я приходил туда ночами, когда на меня находило настроение, и она ждала меня, тычась ужасным ртом в стекло, с вожделением глядя на меня своими странными глазами. Она подплывала прямо к ступеням, как только я начинал подниматься по ним, ожидая, когда я спущусь к ней в воду. Я надевал акваланг, чтобы дышать, а она... оно...

Теперь Хаггопиан дрожал всем телом, сердито промокая платком лицо. Обрадовавшись представившейся мне возможности отвести глаза от странно блестящего лица армянина, я осушил свой стакан и снова наполнил его остатками пива из бутылки. К тому времени пиво уже давно согрелось и выдохлось. Я пил его исключительно для того, чтобы перебить ледяную сухость во рту. — Самое плохое было то, что все это происходило со мной вовсе не против моей воли, — продолжил хозяин острова. — Как с акулами и прочими рыбами, так и со мной. Я наслаждался каждым отвратительным контактом, как наркоман наслаждается своими галлюцинациями, и результаты моей пагубной страсти были ничуть не менее разрушительными... Теперь я уже не впадал в бессознательное состояние, как было после моих двух первых встреч с этим созданием, но чувствовал, как мои силы медленно, но верно иссякают. Мои помощники знали, что я болен, однако больше всех страдала моя жена. Я не мог проводить с ней много времени, понимаете? Если бы мы вели нормальную жизнь, она непременно увидела бы шрамы на моем теле. Но мое пристрастие сделало меня изворотливым, и никто не заподозрил, что стояло за странным недугом, который медленно убивал меня, подтачивая мои жизненные силы... Чуть больше года спустя, в 1958 году, когда я понял, что уже одной ногой стою в могиле, я позволил уговорить себя на еще одно морское путешествие. Моя жена все еще сильно меня любила и верила в то, что длительное путешествие может пойти мне на пользу. Думаю, к тому времени Костас уже начал подозревать правду. Однажды я даже поймал его в запретном помещении, с любопытством глядящего на паразита в аквариуме. Его подозрения, однако, стали более явными, когда я сказал ему, что миксина отправляется с нами. Он с самого начала воспротивился этой идее. Я убеждал его, что моя научная работа еще не завершена и что когда я закончу ее, то отпущу рыбу в море. На самом деле, у меня не было подобных намерений. Я даже не верил, что доживу до конца этого путешествия. Я похудел с девяноста килограммов до пятидесяти... Мы стояли на якоре у Большого Барьерного рифа в ту ночь, когда моя жена обнаружила меня с миксиной. Остальные спали после вечеринки, которую мы устроили на яхте. Я настоял, чтобы все они пили и веселились, так что был совершенно уверен в том, что мне никто не помешает, но жена осталась трезвой, а я этого не заметил. Я узнал об этом лишь тогда, когда увидел ее стоящей у аквариума и смотрящей на меня и... и это существо! Никогда не забуду ее лицо, написанный на нем ужас и ее крик, разорвавший ночную тьму!.. Когда я вылез из аквариума, ее уже не было. Она упала или бросилась за борт. Ее крик разбудил команду, и Костас оказался на ногах первым. Он увидел меня до того, как я успел прикрыться. Я взял трех человек и на небольшой лодке вышел в море на поиски жены, но напрасно. Когда мы вернулись, оказалось, что Костас прикончил миксину. Он забил ее багром до смерти. Ее голова превратилась в кровавое месиво, но даже в смерти ее сосущий рот продолжал тянуться... После этого Костас целый месяц не подходил ко мне. Думаю, он не хотел находиться со мной рядом. Полагаю, он знал, что я оплакивал не только свою бедную жену... Так наступил конец первой фазы, мистер Белтон. Мое здоровье стремительно шло на поправку. Мое лицо и тело помолодели на несколько лет, пока я не стал почти тем же самым человеком, каким был когда-то. Хотя, конечно, я уже никогда не смог бы стать прежним. Во-первых, у меня вылезли все волосы. Как я уже сказал, это существо почти загнало меня в могилу. Кроме того, напоминанием об ужасе были шрамы на моем теле и еще больший шрам в моей душе: выражение лица моей жены, когда я в последний раз ее видел... На следующий год я закончил свою книгу, ничего не упомянув в ней об открытиях, сделанных в ходе исследования ламантина, не описав ни одно из событий, связанных с ужасной рыбой. Я посвятил книгу памяти моей несчастной жены, но должен был пройти еще год, прежде чем я смог полностью избавиться от мыслей о миксине. С того времени я не мог даже вспоминать о своем ужасном наваждении... Вторая фаза началась вскоре после того, как я женился во второй раз... Иногда я испытывал странную боль над пупком, но не позаботился о том, чтобы пойти к врачу. Терпеть их не могу. Через полгода после свадьбы боль исчезла... Зная мой ужас перед медиками, моя новая жена хранила мой секрет... Возможно, если бы я позаботился об этом пораньше... Понимаете, мистер Бел-тон, у меня появился... новый орган! Придаток, что-то вроде хобота, который рос из живота... придаток с крошечной дырочкой вроде второго пупка на конце. В конце концов, разумеется, я был вынужден обратиться к врачу, и, обследовав меня, он сказал мне то, о чем я взял с него клятву молчать... или, вернее, заплатил за его молчание. Он сказал, что этот орган нельзя удалить. Отросток стал частью меня, у него были собственные кровеносные сосуды, главная артерия, и он был связан с моими легкими и желудком. Но это оказалось не злокачественное новообразование. Сам врач не смог объяснить его появление. После кучи анализов он смог определить, что и моя кровь тоже претерпела изменения. Похоже, в моем организме стало слишком много соли. Доктор сказал мне, что по всем нормам меня не должно было быть в живых. Но это не конец, мистер Белтон, ибо вскоре начались и другие изменения. Маленький пупок на самом хоботообразном органе начал раскрываться! И тогда... тогда... моя бедная жена... и мои глаза!