Дэннис Крик - Судьба вампира

Помню боль в осипшем горле. Она была, как в первый раз.

И помню, как явился в дом на бульваре. Дверь мне открыла служанка. Новенькая. Ее звали Морелия.

Я не мог войти внутрь без приглашения, поэтому всеми способами старался заставить ее открыть мне дверь. И она открыла.

Меня спасло то, что Морелия никогда меня не видела, а, соответственно, и не знала в лицо. Хоть она наверняка была в курсе того, что смерть Анны инсценирована, и на самом деле могила ее пуста (голову даю на отсечение, что она была предупреждена Магдой о моем возможном визите), это не помогло ей до конца оставаться безупречно бдительной.

И она не избежала расправы, — писатель не упомянул про помощь Великого Сошо, чье безусловное влияние который день томило его душу. Ведь мысленно, во снах и наяву, в измученном воображении этот странный гость его сознания всегда был рядом.

Скорбная пауза, повисшая после последнего слова вампира, была нарушена Анной.

— Тэо, — сказала она. — Оставь жизнь моему отцу, — и положила пистолет на стол, на то место, где только что лежал атам.

— Ты хочешь, чтобы он жил? Но почему? Ведь он убийца, Анна… Он вампир!

— Ты прав. Но еще он мой отец. На него напали, он был вынужден защищаться. Разве мог он поступить иначе?

— Постой… Я тебя не понимаю. Может, ты всегда хотела быть с ним? Объясни, что это? Тоска или невыраженная любовь? А, может, колдовство? Или ты что-то не договариваешь, Анна?

Девушка смотрела в глаза отца и не знала, что сказать. Она не могла найти ответа. Того, который бы шел от разума, а не от сердца, и выглядел бы не как необоснованная защита убийцы, а как искреннее желание пощадить.

— Скажи, что велит тебе сердце… — беззвучно прошептал писатель. Но Анна услышала его.

— Мне кажется, хватит смертей.

— Но их будет еще больше, если он останется жив! — воскликнул Тэо.

— Люди должны уметь прощать. Это то немногое, что отличает нас от животных. И уж тем более это отличает нас от вампиров.

— Спроси у него, готов ли он к прощению? — рукой с клинком Тэо указал на вампира.

— Готов ли я к прощению? — писатель грустно улыбнулся. — Я не знаю, какой я настоящий. Когда убиваю или когда страдаю от невозможности убить.

— Даже не думай о том, чтобы наброситься на нас, — глаза орнана излучали блеск. Тот самый блеск, который Виктор уже видел в них однажды. Не что иное, как охотничий азарт. И он насторожил вампира.

— Ты знаешь, скольких он убил за годы вампиризма? И скольких еще убьет, если его не остановить! Я думаю, что и ты входишь в сферу его интересов.

Тэо выдержал паузу. Для того чтобы вся абсурдность ее просьбы дошла до нее самой, и она поняла, каким бы ни был он сейчас, нутро его не переделать. Он по-прежнему будет убивать.

— Сейчас он изменился, Тэо. Я чувствую это, я вижу это по его глазам.

— Глаза вампира лгут! Всегда лгут!

— Но ведь ты верил ему…

— Я был обманут! Я не разглядел очевидного. Моего опыта не хватило.

Все эти дни я, как мог, пытался помочь ему снова стать человеком. Больно осознавать, что все мои старания были напрасны.

— Нет, — Анна коснулась руки Тэо. — Не были они напрасными. Ты дал ему возможность осознать и задуматься. Ты защитил его от самого себя. И если бы не ты… его бы уже давно не было в живых.

— Вопрос спорный…

Тэо смерил взглядом расстояние, отделяющее писателя от двери. Он бы многое отдал за то, чтобы узнать, о чем тот думает сейчас. И если о бегстве, то почему он медлит?

— Да, ты волен осуждать и волен принимать решения. Но никто из нас не знает правды. И если он всего лишь случайная жертва, то разве нет у него права просто уйти?

— Просто уйти? Сдается мне, что не за тем он ехал сюда, чтобы просто уйти. Он пришел, чтобы забрать тебя с собой не человеком. Скоро он все вспомнит, и зло снова потопит его душу!

Анна знала, что Тэо прав. Но почему-то верила, что вся эта история может закончиться по-другому. Без крови.

— Его смерть не решит всех проблем, — сказала она, глядя на отца.

Их взгляды встретились. Самоотверженность и боль стучались в пустоту и мрак.

Виктор раньше и не верил, что на свете существует такое милосердие. И к кому? К нему…

Такую чистоту и бескорыстие он видел лишь однажды. В глазах матери Анны Фабиански много-много лет назад. И кто знает, может, ее глаза и были глазами настоящего всепрощения и человеколюбия. Глазами бога… — Твоя дочь не хочет твоей смерти, писатель, — изрек орнан.

Виктор сам не знал, боялся ли он смерти. И если боялся, то была ли эта боязнь похожа на ту, что он испытывал раньше, при упоминании старости?

Ему было интересно, чем завершится внутренняя борьба, бушующая в душе охотника. Что победит, в конце концов, милосердие или чувство долга?

— Одри. Она умерла.

— Что? — вампир встрепенулся.

— Умерла, не выдержав мучений. Так ни разу и не попробовав кровь. — Но ты же говорил, что она жива, что она ждет тебя… — Это была неправда.

Выходит, ты мне лгал? Все это время, заставляя меня терпеть муки ада, ты, на самом деле, всего лишь хотел проверить свою теорию!

— Она была на грани, она уже почти пришла к своему убийце, но ей не хватило всего лишь одного дня. День решил ее судьбу.

— Вот так новости! — присвистнул писатель. — Значит, никакого возвращения не существует, верно? Это всего лишь твоя гипотеза! Догадка молодого мудреца. Ты проверял ее на мне!

— Нет, это подтверждено рассказами древних.

— Это миф, в который ты поверил, Тэо! Это обман. О, как же прав был Великий Сошо! — вампир схватился за голову. — Он смотрел в мои глаза и говорил мне правду!

— Кто? О ком ты говоришь?

— Неважно.

— Были зафиксированы случаи. Много лет назад люди избавлялись от вампирского проклятия. Так почему же нельзя было это сделать сегодня?

— Ты лжец, орнан. Лжец! И чем мы отличаемся?

Тэо не стал думать. Просто высказал свое решение, кивнув писателю на дверь.

— У тебя есть минута. Ровно одна минута, чтобы уйти отсюда. И один час на то, чтобы убраться из города, — ожидая всплеск надежды, может, ликования, да чего угодно, что наглядно продемонстрировало бы боязнь вампира за свою жизнь, Тэо не увидел в глазах писателя ничего. Пустота населяла его взгляд, печальный и отрешенный, как ветер в пустыне Каиоли.

Виктор словно прочел его мысли.

— Думаешь, сие известие должно принести мне радость? Свое мнение я сказал тебе еще там, в лесу. Единственное, что меня удерживает на этом свете, так это она, — он посмотрел на дочь и шагнул к двери.

— Ради нее я буду жить.

— И куда ты теперь направишься?

— Куда и раньше хотел. В Ариголу. Ты будешь следовать за мной, мудрец?