Юн Линдквист - Блаженны мертвые

Погибли, — подумала Флора, — они погибли.

Она ничего не могла поделать. Они побоялись уйти, и теперь они погибали. Пока Флора смотрела на них, они постепенно увеличивались, набухали, окрашиваясь сначала в розовый, а затем в красный цвет.

Флора услышала едва различимый крик — это гусеницы-души осознали то, что она уже знала, — их неумолимо тянуло куда-то прочь. В пустоту.

Гусеницы все пухли, тонкая кожица растягивалась, крики становились все громче, и голова Флоры раскалывалась от боли. Она знала, что в действительности ничего этого нет, что на самом деле все совсем по-другому. Перед ее глазами разворачивалась лишь видимая сторона невидимой драмы, древней, как сама жизнь.

Одна за другой гусеницы полопались с чуть слышным треском, густая прозрачная жидкость потекла на горячие угли, зашипела, испаряясь, — и крики смолкли.

Пропали.

Флора попятилась от кострища, села на лавку в нескольких метрах и попыталась собраться с мыслями. Слишком многое она поняла, слишком многое теперь знала. За одну секунду ей открылось то, что человеку знать не положено, — и как теперь с этим жить?..

Но почему? Как все это случилось?

Она и это знала. Она знала все, хотя выразить словами это было невозможно. Крохотный сдвиг в общем мироустройстве — и в одном отдельно взятом городе нашей маленькой планеты люди восстали из мертвых. Полет бабочки, прерванный ураганом. Пустяк в масштабах Вселенной, и не такое бывает. Неприметная сноска в Книге Богов.

Флора вдруг выпрямилась на скамейке, вспомнив слова Эльви у ворот... Неужели все это было сегодня? Прогулка с Майей и все остальное... да, это было сегодня.

Она вытащила мобильный, набрала номер Эльви. Как ни странно, к телефону подошла не одна из ее старушенций и не тот мерзкий тип, а сама Эльви. Голос у нее был усталый.

— Бабуль, это я. Как дела?

— Неважно. Ничего хорошего.

Флора различала сердитые голоса на том конце трубки, кто-то явно ссорился. По-видимому, сегодняшние происшествия внесли раскол в группу единомышленников.

— Бабуль, слушай, помнишь, что ты мне сегодня сказала?

Эльви тяжело вздохнула.

— Нет, не помню.

— Ну, та женщина в телевизоре...

— Ах, вот ты о чем. Да-да, это...

— Погоди. Она же тебе сказала: они должны прийти ко мне, так?

— Мы делаем все, что можем, — ответила Эльви, — но...

— Бабушка, она имела в виду не живых, а мертвых!

Флора рассказала ей обо всем, что приключилось в саду. О подростках, костре, девочке-близнеце, гусеницах. Пока она говорила, она почувствовала приближение каких-то людей. Настроены они были не дружелюбнее тех парней — Флора явно ощущала злобу и ненависть, исходящие от них. Может, это парни привели с собой подмогу, а может, еще кому-то пришла в голову похожая мысль.

— Слушай, ты же сама все видела. Ты должна срочно сюда приехать. Как можно быстрее. Иначе... они погибнут.

В трубке стало тихо, а потом Эльви произнесла совсем другим голосом:

— Я еду!

Положив трубку, Флора сообразила, что они не договорились о месте встречи, но ничего — их чутье срабатывало не хуже рации, по крайней мере здесь.

Флора поднялась. Приближающиеся люди явно замышляли недоброе.

Что делать, что делать?

Она выбежала со двора. Она знала, что среди мертвецов был, по крайней мере, один человек, который ее поймет. Флора бросилась на поиски дома 17 «В».

Пока она металась по улицам, мертвецы опять стали выходить из домов, собираясь во дворах. На этот раз они не танцевали. В окнах по-прежнему маячили лица, но их становилось меньше и меньше. Пронзительный вой, похожий на звук бормашины, постепенно нарастал.

Флора смутно ощущала, что живых становится все больше, — наверное, кто-то открыл ворота. Она бежала, а в груди поднималась паника, предчувствие катастрофы, страх, что она не сможет ее остановить, предотвратить. Она наконец нашла номер 17, вбежала в подъезд и остановилась.

По лестнице спускался мертвец — старик с ампутированными ногами, упорно ползущий вниз. На каждой ступеньке челюсть его ударялась о бетон с таким звуком, что у Флоры заныли зубы. Он уже почти добрался до лестничной площадки, и Флора ясно различила его мысли:

Домой... домой... домой...

Когда она оказалась с ним на одной ступеньке, старик схватил ее за ногу, но Флора вывернулась, поднялась бегом на второй этаж, нашла нужную квартиру и потянула на себя ручку двери.

Ева стояла в дверях. В тусклом свете лестничной площадки ее забинтованное лицо казалось бледным пятном. Не раздумывая, Флора вошла в дом и взяла Еву за плечи. Когда между ними возникла незримая связь, Флора уже знала, что она скажет. Сосредоточившись, она подумала:

Послушай, ты должна перестать прятаться. Выходи...

Тело Евы содрогнулось в ее руках, и та ее частичка Евы, что все еще оставалась в теле, ответила:

Нет. Я хочу жить.

Ты не можешь жить. Эта дверь закрылась навсегда. Есть только два выхода.

Флора вызвала в голове два образа, представив себе тех, кого забирают, и тех, кто просто исчезает. Слова были не ее, она их только озвучивала.

Смирись, и пусть свершится то, что должно свершиться.

Душа Евы почти отделилась от тела, и вой за спиной Флоры усилился. Как хищная птица, реющая над морем в поисках пропитания, Рыбак был готов в любую минуту броситься на свою жертву.

Я только хочу... попрощаться.

Прощайся. Тебе хватит сил.

Прежде чем ловец душ и его жертва успели принять свое истинное обличье, душа Евы вылетела из груди и помчалась с такой скоростью, на какую способна лишь бестелесная сущность. Легкое дуновение коснулось лица Флоры, тень мысли пронеслась в ее голове и исчезла. Тело Евы сползло к ее ногам.

Удачи.

Вой удалялся. Рыбак снова вышел на охоту.

УЛ. СВАРВАРГАТАН, 22.30

Давиду снился сон. Он метался по лабиринту, блуждая по узким коридорам. Иногда ему попадались какие-то двери, но они всегда оказывались заперты. За ним кто-то гнался, дышал в затылок. У преследователя было лицо Евы, но Давид знал, что это была не Ева, а всего лишь уловка, чтобы его поймать.

Давид стучал в двери, кричал и все время чувствовал, как эта темная сила подступает все ближе и ближе. Хуже всего было осознание того, что он оставил сына одного, что он сидит в темноте в какой-то из этих запертых комнат и с ним в любой момент может случиться что-то страшное.

Давид несся по длинному коридору к очередной закрытой двери. Внезапно он почувствовал, что освещение вокруг изменилось. Все это время лабиринт был залит холодным белым светом, сейчас же сюда проникал яркий солнечный свет. Он поднял на бегу голову. Потолок исчез, и над ним сияло голубое небо.