Нелла Тихомир - Призрак гнева

— Вечер, — отозвался раб. — Скоро уж огни тушить будем. Спи, чего вскочил?

Бран спустил ноги наземь и встал. У стола было полно народу. Опять в тавлеи режутся, понял Бран. Обогнув очаг, прошел в дальний угол, к бадье с водой. Напившись, кое-как пригладил волосы и огляделся. У стола за очагом возились женщины. Они продолжали болтать, кидая на Брана любопытные взгляды. Раннвейг сидела на лавке у стены и что-то шила, кажется, рубашку. Уллы нигде не было. Может, к себе домой пошла. Надо спросить у Раннвейг.

Бран приблизился и сел неподалеку. Раннвейг покосилась на него.

— Слушай, — тихо молвил он. — А где Улла?

— А зачем тебе? — лукаво осведомилась девочка.

— Поговорить.

Раннвейг ухмыльнулась. Откусила зубами нитку и полюбовалась на свою работу.

— Так где она?

— Отсюда не видать.

— Чего, тебе жалко, что ли? — Бран усмехнулся. — Или секрет?

— Может, и секрет, — Раннвейг набрала ткань на иголку. — Подай-ка мне наперсток. Вон тот, большой.

Бран потянулся через стол и взял наперсток из резного рога.

— Красивая штуковина, — заметил он. Раннвейг, не таясь, наблюдала за ним. — Хорошая работа.

— Давай сюда, — девочка протянула руку.

— Хоп! — Бран подбросил наперсток, и, поймав, зажал в кулаке. — Нету!

— Да ну тебя, давай, мне некогда!

— Я же сказал, нету. Гляди, — он протянул ей пустую раскрытую ладонь. Раннвейг насупилась.

— Хватит, что ль! — сердясь и смеясь одновременно, промолвила она. — Что еще за шутки? Отдавай! Ну? Быстро!

— Сначала скажи, где Улла, — Бран, улыбаясь, покачал головой.

— Тогда отдашь?

— Посмотрю на твое поведение.

— Еще чего! — фыркнула Раннвейг. — Иди тогда, сам ее ищи.

— Ладно, отдам. Так где она?

Раннвейг поманила Брана пальцем. Понизив голос до шепота, произнесла:

— В капище.

— Сейчас? На ночь глядя? А что она там делает?

— Колдует, — Раннвейг сделала страшные глаза. Бран озадаченно молчал.

— А серьезно? — спросил он наконец.

— Сам ее спроси, — рассердилась Раннвейг. — Она мне и так голову открутит. Она ж не велела никому говорить.

— Даже мне?

— Ох ты, ох ты, великая птица. Да, если хочешь знать, и тебе. Тебе-то первому. А теперь давай сюда наперсток, живо!

— Ладно, — Бран отдал девочке наперсток и встал.

— Ты куда это? — окликнула она.

— Пойду, посмотрю, как она колдует.

— Ой, только не выдавай меня, — глаза Раннвейг округлились. — А то она обидится.

— Не выдам.

Раннвейг хотела сказать что-то еще, но Бран уже не слушал. Вернувшись к лавке, взял плащ, наскоро причесался и, никем не замеченный, выскользнул из дома.

Глава 20

На улице было темно, очень холодно и безветренно. Снег скрипел под ногами, как деревянный рассохшийся настил.

До капища Бран добрался за несколько минут. Большую низкую постройку до самой крыши занесло сугробами, из маленького оконца под застрехой сочился тусклый желтый свет. Вскарабкавшись на сугроб, Бран заглянул внутрь.

Сначала он увидал лишь полумрак, а в нем — темные глыбы статуй. Потом, приглядевшись, уловил движение. На стене горел единственный факел, но и его мутного света хватило, чтобы разглядеть: это Улла. Она была возле статуи Тора, что-то делала на каменном алтаре. Потом присела, взяла невидимый Брану предмет, поднялась и шагнула к изваянию.

— Великий Тор, — услышал Бран, — прими мое приношение. Защити его от всех опасностей, ведь ты справедливый, ты великий и милосердный. Ты знаешь, что он хороший человек. Прошу тебя, защити его от демонов, от мороза и волков. Пусть идет с миром. Пусть будет свободен, как и должен быть. Прошу тебя, великий бог, сохрани его на пути. Вот, прими от меня это, — она подняла руку. В ладони оказалась каменная чашка, наземь полилось что-то черное и тягучее. Но Бран не досмотрел, потому что сугроб под ним обрушился. Он едва успел вцепиться в оконный переплет.

Улла ахнула и резко обернулась. Чашка вырвалась из рук, со стуком ударилась о подножье статуи. Улла прижала ладони к груди.

— Кто… кто здесь?! — срывающимся голосом вскрикнула она.

— Это я, искорка, — повиснув на руках, Бран сунул голову в окошко.

— Кто?!

— Я.

Некоторое время Улла молчала, потом промолвила с укоризной:

— Подглядывал, да?

— Да, — сознался Бран.

— Зачем?

— Просто я тебя искал. Я же не знал, что… Можно зайти?

— Ты один?

— Конечно… Черт, я сейчас сорвусь!

Так и получилось. Пальцы Брана скользнули по заиндевевшей раме, ноги не нашли опоры, и он рухнул вниз, едва не по уши утонув в сугробе. В темноте он ничего не видел, не мог понять, где верх, где низ. На миг ему почудилось, что он барахтается в реке. Тут действительно утонешь, мелькнула мысль.

Сильная рука вцепилась ему в воротник, и Уллин голос произнес:

— Я тебя вижу. Давай, помоги мне!

Бран слепо зашарил вокруг себя глазами. Взглядом натолкнулся на темный силуэт.

— Да куда ж ты, — задыхаясь, вымолвила Улла. — Так тебе не выбраться… ты вбок давай, вбок… ну, давай же, я не смогу…

Через несколько минут они выползли из сугроба и без сил распростерлись на снегу, у двери в капище. Долго молчали, стараясь отдышаться.

— Вот так оно, подглядывать, — сказала Улла. — Доподглядывался, — она тихо засмеялась. Бран подобрался к ней.

— Ну? Живой? — спросила она. — Подглядывальщик… Ты как меня нашел?

— Подглядывал.

— Раннвейг, небось, проболталась?

— Нет.

— Она, конечно.

— Нет, я сам. По следу бежал. Вот так, гляди, — Бран зафыркал по-собачьи и носом принялся тыкаться в девушку. Она по-детски закатилась смехом, попыталась его оттолкнуть. Он схватил ее. Она брыкалась. Они соскользнули вниз, к самым дверям.

— Ой, пусти, не могу… больше, — едва дыша, взмолилась Улла. — Задохнусь сейчас…

Бран выпустил ее и сел. Она, помедлив, тоже. Убрала со щек растрепавшиеся волосы.

— Давай зайдем внутрь, — предложил Бран. — Только надо встать, а то дверь не откроется.

Скользя по насту, они кое-как поднялись. У входа намерз пологий скат, и оттого их то и дело, будто лодку течением, сносило к двери. Улла снова начала смеяться. Исхитрившись отворить дверь, они соскользнули внутрь. Не удержались на ногах и упали около порога. Дверь захлопнулась.

— Ну, вот, — сказал Бран, с любопытством озираясь. — К богам в гости… прибило, значит.

— Не смейся, — укорила Улла, отряхивая снег. — Боги услышат, рассердятся.

— Хорошо, молчу. А кстати, что ты тут делала?