Александр Мазин - Слепой Орфей

Глава двенадцатая

Ведун неподвижными глазами глядел на тощий огонек. К стенкам выпитой чащи пристали черные крошки. Неподалеку от избенки кому-то кричала сова.

Ведун глядел на огонек, но огонька не видел. А видел он зыбкую тропку, вьюном пробиравшуюся сквозь мертвую чащу…

Ведун бежал по тропе. Не быстро, но проворно. По-волчьи. Долго бежал. Покуда не скумекал: три века беги – не добежишь. Тогда остановился. Не сел, не прислонился к одному из обросших омелой стволов. Нельзя. Земля – мертвая. И деревья – мертвые. И омела – тоже мертвая. Страх пробил, как копье – утробу.

«Я – Бурый!»

Вспомнил – и враз почуял, как заворочалась внутри звериная налитая сила.

– Я – Бурый! – рявкнул он в голос и взрыл сапогом черную землю.

Чавкнуло. В ямке извивались белые короткие черви. И извиваясь, проворно вбуравливались вглубь. Прятались. А сама ямка быстро заполнялась коричневой жижей.

– А-а-а-р-р! – зарычал Бурый, встал на четвереньки и принялся рыть. Жирные гнилые комья падали за спиной, разбивались, черви расползались склизким шевелящимся ковром.

Яма углублялась. Быстро. А когда земля лопнула, Бурый увидел…

Елена оставила Стежневу «Ниву» на стоянке у Кириллова офиса, подняла руку. Первая же машина остановилась.

– Вам куда, девушки?

Елена кивнула Карине, и та назвала адрес. Поездка заняла минут десять, но Елена попросила водителя подождать еще пару минут, пока Карина вошла в подъезд, поднялась наверх, позвонила. Елена Генриховна следила за ней, ловила эмоции. Если что-то пойдет не так – всегда можно вмешаться. Не пришлось. Радостный всплеск, когда открылась дверь. Елена даже слегка позавидовала: ей бы так.

– Ну что, поехали? – не вытерпел водитель.

Елена Генриховна мазнула его ослепительным взглядом:

– Что?

Мужчина сглотнул слюну.

– Поедем или подождем? – проговорил он, выдавив из себя подобие улыбки.

Приятный мужчина, воспитанный и с чувством собственного достоинства. И пахнет приятно.

Елена Генриховна наклонилась вперед, потрепала его по затылку:

– Поедем, дружок. Пообедаем. Знаешь рядом ресторан поприличней? Или на Невский отправимся?

– Можно здесь.– Водитель еще раз сглотнул.– Я угощаю.

Елена Генриховна засмеялась:

– Договорились. Держи.– Она протянула ему сотенную.

– Не понял?

– Ты же нас подвез, верно?

Водитель подумал немного и сотенную взял.

– Меня зовут Дима,– сказал он.– А вас?

– Катя,– ответила Елена Генриховна, и водитель сразу заулыбался.

«Попала,– подумала она.– Бедный маленький… ослик».

Машина тронулась, Елена Генриховна откинулась на спинку, вздохнула.

«Я должна набраться сил,– сказала она сама себе, словно оправдываясь.– Времени почти не осталось…»

Князь был стар. Стар и тяжел. Но еще крепок. Он поднимался по лестнице, и деревянные ступени скрипели под тяжестью облаченного в броню тела, скрипели и прогибались. Князю очень хотелось взяться за поручень, но не хотел показывать слабость.

Ругай ждал. Тоже старый и большой. Князь доверял ему. А Ругай…

Князь поднялся, остановился, переводя дыхание и уперев мрачный взгляд в изрезанное морщинами лицо. Они были вдвоем. Воины остались внизу. Князь так приказал.

– Господин… – Губы Ругая дрожали.– Господин, я…

Князь смотрел. И под его взглядом Ругай выпрямился, губы перестали дрожать.

– Убей меня, господин! Моя вина!

– Где он? – устало сказал князь.– Веди, покажешь.

– Но… – Ругай заколебался.– Но мы его сожгли. Колдун…

– Знаю,– оборвал господин.– К этому веди.

Спускаться легче, чем подниматься. И держаться можно – не видит никто. Только ступени похуже, скользкие, посыпанные трухой.

– Вот,– показал Ругай.– Колдун… А, проклятье богов! Как это? Князь!

Черная, как головешка, тварь в ошметках человечьей одежды метнулась с невероятной быстротой, ударила в решетку, еще раз, еще… Дубовая жердь, вделанная намертво, толстая, как большое весло, треснула, тварь прыгнула пауком – Ругай махнул факелом, закричал. Князь (он стоял на пути) выхватил меч, рубанул навскидку… и не успел. Старый, тяжелый. Тварь визгнула, отшвырнула его к стене, припечатала угольной лапой, полыхнула красными глазами… и порскнула вверх по лестнице. Раз – и нету.

– Господин! – Ругай схватил его за плечо.– Господин, ты цел?

Князь медленно кивнул. Меч в опущенной руке задел ступеньку, звякнул. Старый стал…

Слезы текли по щекам. Ругай воткнул факел в держалку, вынул меч, упер в живот, под кольчугу, и резко ничком упал. Рукоять звонко стукнула о камень. Ругай вскрикнул сдавленно, дернулся, скрючился и затих.

Князь долго смотрел на него, потом вздохнул, вложил собственный меч в ножны и полез наверх. Он не мог, как Ругай. У него – Земля. И второй сын, которому всего одиннадцать зим. Он, князь, еще поживет…

Бурый спешил. Обиталище нелюдя, лисья нора, мудреная, со схоронками и отнорками. Токмо не в лисий рост, а в великаний. В его, Бурого, рост. Тяжко топоча, катил он по утоптанному подхолмию. Яростный вызывающий рык клокотал в горле. А в ответ стонали и выли тысячи схваченных душ. Дрожала земля, шатались глинистые стены. Пелены поднимались – и рвались взмахом могучей длани. Бурый спешил. Так голодный зверь спешит на запах крови. Нет – по следу соперника, преступившего границу. И соперник не замедлил.

Корни выметнулись из земли и оплели ноги Бурого, серебряная стрела ударила в широкую грудь… и сломалась.

От гневного рева лопнули живые путы. Бросок: соперник, гибкая молниеносная фурия, вывернулся, ударил белым огнем. Бурый взвыл, но не отшатнулся. Сгреб, сдавил, подмял под себя… и выдавил.

Чужинец оказался махонький, невзрачный и черный, как головешка. Качался в воздухе, будто дым. Бурый замер на мгновение, пораженный увиденным, опомнился и с сипом втянул головешку в себя.

Нестерпимый звук наполнил его: стоны и визг, мольбы и проклятия. Огромная властная сила. Но сам звук раздражал Бурого.

«Молчать!» – приказал он.

И наступила Тишина.

Бурый отверз очи, и свет угас. Вокруг жила тьма. Подземная тьма.

И тьма принесла с собой новое Имя.

Морри.

Моторизованная кавалькада въехала в поселок на закате, сразу наполнив его громом, ревом и треском.

Участковый Сидорыч, чей вечерний покой после принятой стопочки был так бестактно нарушен, по долгу службы выглянул в окошко и решил от активных действий воздержаться. В связи с явным численным превосходством противника.

А ревущие мотоциклы все ехали и ехали, расплескивая поселковую грязь. Время от времени в рев и рык врывалась звонкая деревянная трель. Железной палкой по забору.