Стивен Кинг - Цикл оборотня (сборник рассказов и повестей)
Если посетителей в зале сковал паралич (было так или нет, я решить не берусь, хотя как будто успел увидеть очень много и запомнить все), в эту секунду он исчез. Снова раздался визг, и все повскакали на ноги. Несколько столиков опрокинулось. Хрусталь и фарфор разлетались осколками. Я увидел, как мужчина, обнимая за талию свою даму, проскочил за спиной метрдота. Ее пальцы впивались ему в плечо, будто клешни. На мгновение ее взгляд скрестился с моим. Глаза у нее были пустые, как у греческого бюста. Смертельно бледное лицо ужас преобразил в харю ведьмы.
Все это заняло секунд десять или, может быть, двадцать. Мне они запомнились как серия фотографий или кадриков на киноленте. Временного протяжения у них не было. Время перестало существовать для меня в тот миг, когда Алфалфа, метрдот, выхватил левую руку из-за спины, и я увидел мясницкий нож. И все это время человек во фраке продолжал извергать путаные слова на своем особом метрдотельском языке, том, который моя былая приятельница называла «снобби». Некоторые и правда были иностранными, другие просто бессмысленными, а некоторые – поразительными.., почти проникающими в душу. Вам когда-нибудь приходилось читать длинное путаное предсмертное признание Голландца Шульца? Большую часть я забыл, но то, что помню, наверное, не забуду никогда.
Хамболд, пошатываясь, попятился, все еще держась за располосованную щеку. Его ноги под коленями ударились о край стула, и он тяжело опустился на него. «Он выглядит, как человек, которому только что сказали, что у него рак», – подумал я. Он начал поворачиваться к Диане и ко мне. Ошеломленные глаза были широко раскрыты. Я еще успел увидеть, что из них катятся слезы, когда метрдот стиснул рукоятку ножа обеими руками и погрузил его в макушку Хамболда. Звук был такой, словно кто-то ударил палкой по кипе полотенец.
– Жук! – вскрикнул Хамболд. Я абсолютно уверен, что его последним словом на планете Земля было… «жук»!
Затем его плачущие глаза закатились под лоб, и он рухнул лицом в тарелку, сбросив на пол бокалы и рюмки выброшенной вперед рукой. В этот момент метрдот – теперь все его волосы на затылке, а не часть их торчали вихрами – высвободил нож из рассеченного черепа. Из раны, будто вертикальный занавес, взметнулась волна крови и обрызгала платье Дианы на груди и животе. Она опять вскинула руки к плечам, выставив ладони вперед, но на этот раз от ужаса, а не от раздражения. Она вскрикнула и прижала окровавленные ладони к глазам. Метрдот даже не посмотрел на нее, а повернулся ко мне.
***– Эта твоя собака, – сказал он, словно начиная разговор и не обращая ни малейшего внимания на вопящих, обезумевших людей, которые у него за спиной лавиной устремлялись к двери. Глаза у него были очень большие, очень темные. Они снова показались мне карими, но только радужки были словно обведены черными кругами. – Эта твоя собака такая завывала. Все радио на Кони-Айленде не потянут против этой собаки, мать твою.
В руке у меня был зонтик, и только одного я вспомнить не могу, как ни стараюсь, – когда, собственно, я его схватил. Наверное, в тот момент, когда Хамболд застыл, парализованный сознанием, что его рот удлинили дюймов на восемь, но вспомнить точно не могу. Я помню, как похожий на кинозвезду красавец ринулся к двери, и знаю, что его имя – Трои, потому что это имя выкрикивала ему вслед дама, но я не помню, как поднял зонтик, который купил в галантерейном магазине. Тем не менее он был зажат у меня в руке, и ярлычок с ценой торчал из моего кулака, и когда метрдот согнулся, точно в поклоне, и рассек ножом воздух, намереваясь, мне кажется, вогнать нож в мое горло, я взмахнул зонтиком и ударил его по запястью, как в былые времена учитель хлопал непослушного ученика линейкой.
– Ук! – крякнул метрдот. Его рука резко опустилась, и лезвие, предназначавшееся для моего горла, пропороло намокшую розоватую скатерть. Однако он ножа не выронил и снова вскинул. Попытайся я опять ударить его по руке, не сомневаюсь, я промахнулся бы, но вместо этого я нацелился на его лицо и нанес прекрасный удар – настолько прекрасный, насколько в возможностях зонтика – ему по виску, и в этот момент зонтик раскрылся – точно визуальное воплощение ударной концовки анекдота.
Но мне это смешным не показалось. Цветок зонтика полностью заслонил метрдота от меня, когда он отшатнулся, и его свободная рука взметнулась к месту ушиба, и мне не понравилось, что я его не вижу. Не понравилось? Сковало ужасом – впрочем, я уже был скован ужасом.
Я ухватил Диану за кисть и рывком поднял на ноги. Она подчинилась молча, шагнула ко мне, споткнулась на высоких каблуках и неуклюже упала мне в объятия. Я ощутил ее прижатые ко мне груди и влажную теплую липкость поверх них.
– Ииич! Мудрак ты! – завизжал метрдот, а может быть, он обозвал меня «мудаком». Значения это, вероятно, не имеет, я понимаю. И все-таки, мне кажется, что имеет. Глубокой ночью мелкие вопросы свербят меня не меньше, чем самые важные. – Сукин мудрилло! Все эти радио! Баюшки-баю! Клал я на друзей-приятелей! Клал я НА ТЕБЯ!
Он двинулся к нам вокруг столика (зал у него за спиной совсем опустел и напоминал салун в вестерне после драки). Мой зонтик все еще лежал ручкой поперек столика, растопырившись за его краем, и метрдот задел его бедром. Зонтик свалился перед ним, и пока он отшвыривал его ногой, я поставил Диану на ноги и потащил в глубину зала. К выходу бежать смысла не имело. В любом случае до него было слишком далеко, но даже если бы мы и добрались туда, дверь все еще заклинивали перепуганные визжащие люди. Если он наметил меня – или нас обоих, то без всякого труда нагнал бы нас и распотрошил, как пару индюшек.
– Вши! Вши вы!.. Иииии!.. Вот так с твоей собакой, а? Вот так с твоей лающей собакой!
– Останови его! – взвизгнула Диана. – Господи, он убьет нас обоих! Останови его!
– Вы у меня сгниете, твари! – Все ближе. Зонтик явно не очень его задержал. – Все сгниете!
Я увидел три двери. Две напротив друг друга в маленьком алькове, где, кроме того, помещался платный телефон. Мужской и женский туалеты. Нет! Даже если они на одного и дверь запирается изнутри – нет! Такой псих без труда сорвет задвижку, и нам некуда будет бежать.
Я поволок ее к третьей двери и втащил сквозь нее в мир чистой зеленой плитки, ярких флюоресцентных плафонов, сверкающего хрома и ароматов горячей еды. Над всем господствовал запах лососины. Хамболду так и не удалось сделать заказ, но я знал, что в любом случае лососину он заказал бы.
Там, балансируя нагруженным подносом на ладони, стоял официант. Рот у него был разинут, глаза выпучены. Вылитый Дурак Гимпель из рассказа Исаака Зингера.
– Что… – сказал он, и тут я его оттолкнул. Поднос взмыл в воздух, тарелки и бокалы разбились о стену.
– Эй! – завопил кто-то. Могучий мужчина в белом халате и белом поварском колпаке, точно облачко на голове, его шею обвязывал красный платок, и в одной руке он держал ложку, с которой стекал какой-то коричневый соус. – Эй! Сюда нельзя так ходить!
– Нам надо выбраться, – сказал я. – Он спятил. Он…
Тут меня осенило, как объяснить без объяснений, и я на мгновение прижал ладонь к левой груди Дианы – к намокшей материи ее платья. В последний раз я прикоснулся к ее груди и не знаю, было ли это приятно или ни то ни се. Я протянул руку к шеф-повару, показывая ему ладонь в пятнах крови Хамболда.
– Господи Боже ты мой! – сказал он. – Сюда. В заднюю дверь.
В этот же миг дверь, через которую вошли мы, снова распахнулась, и внутрь ворвался метрдот – безумные глаза, вихры торчат во все стороны, будто колючки свернувшегося в шар ежа. Он огляделся, увидел официанта, отмел его, увидел меня и бросился ко мне Я опять рванулся в сторону, таща Диану, и слепо наткнулся на мягкое брюхо шеф-повара. Мы проскочили мимо. Платье Дианы оставило кровавый мазок на груди его халата. Я заметил, что он не побежал с нами, что он поворачивается к метрдоту и хочет предостеречь его, предупредить, что ничего не получится, что это худшее намерение в мире и, вероятно, самое последнее в его жизни, но не было времени.
– Эй, – крикнул шеф-повар. – Эй, Ги, что такое? – сказал он, назвав метрдота французским именем, и больше ничего не сказал. Раздался тяжелый хлопок, напомнивший мне звук ножа, опустившегося на череп Хамболда, и повар взвизгнул Звук был водянистый, а затем последовал густой влажный всплеск – он преследует меня в снах. Не знаю, что это было, и не хочу знать.
Я втащил Диану в узкий проход между двумя плитами, обдавшими нас тяжелым палящим жаром. За ним была дверь с двумя задвинутыми стальными засовами. Я протянул руку к верхнему и тут услышал, что Ги, Метрдот из Ада, бормоча, приближается к нам.
Мне хотелось ухватить засов, хотелось верить, что я сумею открыть дверь и мы выскочим наружу, прежде чем он приблизится на, расстояние удара ножом, но что-то во мне – что-то, решительно цеплявшееся за жизнь, – не поддалось иллюзии. Я прижал Диану к двери, встал перед ней защитным движением, восходящим, должно быть, к каменному веку, и приготовился встретить его.
