Брайан Ламли - Психомех

— Посмотрим, как ты выберешься из этого, ублюдок! — сказал он, нетвердой походкой возвращаясь в спальню.

Полдень...

...Но в подсознательном, мире Гаррисона была ночь, такая, какой он раньше никогда не видел: время и пространство, их обитатели стали совершенно искаженными и чужими. В самом деле, когда темнота накрыла землю, ему стало казаться, что он бессчетными часами брел через чудесную страну погруженных во мрак чудес, через гроты сумеречных тайн и покрытой плащом тени красоты.

Звери, большие, как дома, со светящимися фиолетовыми глазами парили на легких с прожилками крыльях, в странных воздушных образованиях, в усыпанном звездами небе, притягиваемые туда, где высоко над холмами утренняя заря плясала в пламени такой яркости, которое могло бы затмить все земные цвета и самоцветы. Серебряные облака были выгравированы постоянно меняющимся узором электрических вспышек и проносились над головой в кружащемся экстазе, Мертвенно-бледные маки расцветали в свете луны с малиновыми кратерами, распространяя опиумный запах, заставляя головы закружиться, а чувства пошатнуться. Моли, большие, как летучие мыши, сбились в любопытное облако над человеком и Машиной, словно недоумевая над этим вторжением пришельцев извне.

Да, извне, потому что эти создания были обитателями внутреннего мира Гаррисона; этот мир, сейчас покоробленный Вяттом, был внутренним миром Гаррисона. И вместе с чудесами, вызванными действием наркотика и механически увеличенным жаром, пришли ужасы. Ручки управления стимуляцией страха были все еще закреплены в крайнем включенном положении...

Гаррисон не совсем забыл, что нуждается в убежище.

И оно пришло в форме безбрежного блестящего розового леса, который был чем-то вроде гигантского доисторического кораллового рифа, образовавшегося высоким и сухим пятьдесят миллионов лет назад. Окаменевший и сохранившийся за все эти столетия нетронутым в своем запутанном величии он был похож на лабиринт. “Деревья” огромного окаменелого леса были колоннообразные, и некоторые росли группами, их ветви раскидывались над головой, образуя розово-белый коралловый потолок, сплетенный так тесно, тесно, что даже клочка ночного неба не было видно сквозь нею. Стены залов, коридоров и пещер представляли собой паутину полупрозрачных коралловых панелей, густо испещренных прожилками, хитроумно переплетавшимися в живой узор почти перламутрового блеска; даже во внешних залах этого доисторического дворца Гаррисон мог хорошо представить себя в многочисленно разделенном завитке какой-то невероятно причудливой раковины.

Не желая слишком углубляться в лабиринт, сопротивляясь этому побуждению, он вдруг почувствовал желание исследовать мириады улиц и площадей этого чуда полностью. Гаррисон поставил Машину в достаточно большой пещерке. Сейчас клаустрофобия отошла в прошлое, стихийный страх, который никогда не побеспокоит его снова.

Устраиваясь на песчаном полу и натягивая капюшон армейской куртки на голову, Гаррисон рассматривал органические, с прожилками, узоры на стенах. Его тело казалось отчаянно уставшим, в то время как сознание, напротив, было воодушевлено взрывами ярких впечатлений и полетом парящей фантазии. Что-то было у него в крови — какой-то чертенок искажения в его мозгу, — что-то, вызывающее калейдоскоп лихорадочных образов, которые просто не давали ему уснуть. Даже узоры на розово-светящихся стенах, когда он глядел на них, принимали живые формы, один из них...

Был котенком! Котенком со сломанной шеей...

Много лет назад, в другом мире, был такой же котенок. Гаррисон вспомнил его сейчас. Котенок был его любимцем, и когда Гаррисон сильно провинился, вернее, потому что он сильно провинился, — котенка убили. И его сломанная шея, его смерть были виной Гаррисона. Его виной.

Да, он помнил потерю... Тигра! Тигра, маленького Тигра.

И котенок на розоватой стене был точно таким, как его Тигр, и шея у него была изогнута под прямым углом, а розовый язык болтался, как тогда у мертвого Тигра.

Гаррисон сел, мурашки побежали у него по спине. Он ощущал, что что-то грядет, но ничего не мог поделать.

Фигурка котенка на стене вдруг начала увеличиваться, стала трехмерной, разрастаясь во всех направлениях и принимая форму.., тигра!

Тигр, переживающий агонию от сломанной, свернутой шеи, но больше не мертвый. Тигр-зомби, и Гаррисон был виноват в страдании этого существа.

Его преступление. Его вина. Его наказание!

Животное выпрыгнуло из стены и налетело на Гаррисона, желтые глаза сверкали, огромные челюсти щелкали. Гаррисон откатился, используя инерцию движения зверя, чтобы протолкнуться через вход в маленькую пещерку и спрятаться за Психомехом. Тигр, царапая когтями, приземлился на все четыре лапы, его голова неуклюже болталась. Он повернулся мордой к Гаррисону. И теперь в розоватом сиянии стен Гаррисон насчитал еще дюжину таких зверей или, по крайней мере, дюжину пар диких глаз. И все они была полны боли, ненависти и мести. Они, как один, крадучись, подбирались к нему.

Загнанный в ловушку, Гаррисон отчаянно искал выход. Телепортация? Нет, потому что если у нею и найдутся силы телепортироваться, то он попадет всею лишь в другое место внутри этою коралловою лабиринта, и он знал, что огромные кошки будут ждать ею там. Левитация? Не может быть и речи, потому что потолок пещеры над головой был сплошной твердой массой, без единого просвета. Но...

Тигры прыгнули на него. Они прыгнули, как один, их головы ужасно болтались, смертоносные лапы выпустили когти.

Гаррисон поднял Машину с розового песчаного пола и закрыл ею вход в пещерку, удерживая ее там, пока тигры ревели в агонии, наваливаясь скребущим, царапающим, кусающим весом на нее. Они пытались выбить Психомех и таким способом добраться до него, и вдруг Гаррисона охватил панический страх, когда он понял, что экстрасенсорные силы убывают. И действительно, он с напряжением удерживал Психомех в таком положении. Что-то ослабляло его, и он уже не мог так легко пользоваться левитацией.

Более того, совершенно сюрреалистический характер происходящего проявлялся теперь более резко. Иначе говоря, он в первый раз почувствовал себя не в своей тарелке в этом измерении лихорадочных снов. Очень немногое из того, что он сейчас переживал, казалось теперь реальным. Он все еще понимал, что находится в снах и кошмарах, да, но он также туманно осознавал, что это не было его естественным местом. Короче говоря, он чувствовал, что переживает кошмар в кошмаре, очень плохую поездку по странной чужой земле, — вот чем в точности был этот случай! АСД в его организме работал, чтобы подчеркнуть то, что он находится в другом мире. И нисколько не сомневаясь, что это была совершенно чужая среда обитания, он ясно понимал, что ею шансы выжить здесь действительно очень малы.