Николай Шпыркович - Злачное место
…Желто бурый клубок неистово извивался в переплетении веток и сучьев, хвоя сыпалась дождем на сплетенные тела. Мелькали оскаленные зубы, лапы с когтями молотили воздух — иногда совсем рядом со сжавшейся между двумя поваленными деревьями девушкой. Та, вероятно, впала в оцепенение от всего этого, и даже не делала больше попыток освободиться, и только все сильнее пыталась втиснуться в землю. Артем, который стоял ближе всех к девушке, подбежал к ней. Шипящий клубок вертелся в метре от него. Да где же этот сук долбанный, за который она зацепилась? Артем рванул на себя полу куртки — та с треском подалась. "Ну, не ему одному одежку зашивать", — мелькнула совсем неподходящая для такого момента мысль. Варька, несмотря на возможность убежать, тем не менее, даже не пыталась встать. Как ни силился Артем вытащить ее — она только смотрела остекленевшими глазами на схватку, вывернув шею. Спас ситуацию Старый, подскочивший к ним, и с размаху влепивший девчонке сильную оплеуху. Несмотря на весь шум — звон раздался, как в кузнице…
…Самец изменил тактику и попробовал перегрызть хребет врага — с обездвиженным можно было справиться легче, но не сумел удержаться и оказался под морфом. Все что ему оставалось, это вцепиться странному зверю в глотку. Можно было попытаться, конечно, выскользнуть и сбежать, но самец — был бойцом, и он продолжал сражаться, полосуя задними лапами живот морфа, а передними — его страшную оскаленную морду, не давая вцепиться тому зубами в свое собственное горло. Кинжалы когтей вспороли твари брюхо, оттуда вывалился клубок зловонных внутренностей, которые, в общем-то, особо и не походили уже на обычные внутренности живого существа, пусть даже и гнилые, но морф боли не чувствовал. Ему наконец то удалось, извернувшись, самому вонзить свои когти в живот рыси и самец взвыл, сквозь сжатые зубы, почувствовав страшную боль, такую, какой он ни разу не испытывал до этой секунды. Он понял, что сейчас п р о й д е т, но даже умирая, продолжал сражаться, пытаясь нанести врагу как можно больший ущерб — лопнул и растекся один из глаз твари, здоровенный кусок требухи отлетел в сторону — в будущем у морфа должны были неизбежно возникнуть проблемы с поглощением и усвоением пищи. И даже в свою последнюю секунду, уже ничего не видя, и задыхаясь от всепроникающей боли, самец сжимал на горле врага клыки, сковывал его движения своим телом…
…Варька, словно очнувшись, сама вскочила на ноги, ошалело моргая и судорожно глотая открытым ртом воздух. Не теряя времени, Артем со Старым схватили ее, за что руки только уцепились, и поволокли подальше от места схватки, где морф окончательно подмял под себя самца и теперь вгрызался в него, одновременно раздирая передними лапами его все слабее дергающееся тело. Пока они тянули ее — девчонка все же пришла в себя и последние метры бежала уже сама. Все втроем они отбежали подальше, благо бурелом наконец-то кончился. Крысолов схватил Артема за плечо и тот, догадавшись, сдернул с себя трубу гранатомета, Старый уже достал гранату…
…Белая вспышка, ярче чем утреннее солнце на заре, когда оно встает над лесом, в переливах птичьих голосов, унесла с собой боль. Самец даже не успел осознать, что п р о ш е л…
…-Что это за тварь была, а, Артем? — отдышавшись, спросил Крысолов. Взрыв трехкилограммовой гранаты в клочья разметал и рысь и его врага, так что от того не осталось даже клочка бурой шкуры. Но Артем, вспомнив перепончатые лапы, терзавшие тело рыси, довольно уверенно предположил:
— Я так думаю — выдра это была. Странно, вообще-то, что она до таких размеров доросла. Я ж говорил уже — дикари редко могут своего мяса подожрать, чтобы так вырасти. У них вообще морфы редко бывают — мы только один раз кабана мертвого видели — шустрого такого, не морфа, но видно уже начавшего изменяться — видно, поросенка своего съел, вот и вырос.
Артем, вспомнил, как они тогда раз за разом пытались выстрелами свалить ослепшую тварь — глаза, уже переместившиеся, с боков морды вперед, как и положено хищнику ему батя первым же патроном удачно высадил, но картечь только стучала об калкан мертвого кабана, а тот упрямо шел к деревне, где уже дико визжали от нестерпимого ужаса домашние свиньи, — и непроизвольно передернул плечами. Ему тогда удалось перебить кабану ногу, но мертвый зверь, зарываясь лычом в землю, все рвался в их сторону, скаля непомерно большие для кабана зубы. А и клыки же у него были! Васька тогда с винтарем прибежал, ну, батя и приложил тогда зверюгу, чуть не в упор уже, правда…
— Оклемалась? — спросил Старый Варьку. — Не задел он тебя, кстати?
— Варька, уже вроде, полностью пришедшая в себя, пожала плечами и протянула Старому для осмотра ладони. И хрена ли там высмотришь? У Артема вон у самого и руки и рожа после этого похода по бурелому расцарапаны, так что остается только надеяться, что ни одна из этих царапин — не от когтей морфа.
В полном молчании команда тронулась дальше, ускорив шаг: переход по бурелому занял почти час, так что из графика они уже выбились — если за ближайшие полчаса до базы не доберутся — совсем плохо будет — а ведь надо еще и с вояками переговорить, и обратно в поселок вернуться. К счастью, они вскоре выбрались на очередную лесную дорогу, которая, по заверениям Варьки, точно вела в сторону военной части. Лес снова стал темным, сумрачным — опять елки пошли. Если бы осенью, ну, или под конец лета — должны бы тут грибы пойти, боровики, а уж потом, в октябре — и рядовки. Как для Артема — один из самых вкусных грибов. Плотный, хрустящий — с картошкой само то. Сейчас то, конечно, рано для грибов — никаких нет, даже "мышиных" — батя так, а следом за ним и Артем, по простоте, все несъедобные грибы так называли, не сильно разбираясь в видах поганок. Ну, бледную поганку — ту, ясное дело, знать надо. Помнится, во второй год, как Херня пришла, так бледную поганку тоже собирали — слух прошел, мол, зомбаки от поганок окончательно сдохнуть могут. Только, как того зомбака еще и накормить той поганкой, если он кроме мяса ничего не ест? Пробовали поганку ту отваривать, а потом, в том же отваре — и мясо варить. Сашка уже на цепи сидел — мясо ему скормили, только ни хрена не вышло, ясное дело — брехня оказалось. Только, разве что, медленнее стал, может быть. Так и плюнули на это дело. Может, если бы лет сто их таким мясом кормить….
… Отравить зомби, вообще то, было нерешаемой задачей — любой яд должен действовать на клетку, чтобы, связавшись с ее рецепторами, ее погубить, а как погубить то, что уже погибло? Все отравляющие газы, к примеру, отпадали начисто — просто по причине, того, что зомби не дышали. Конечно, если бы можно было каким-то образом уговорить зомбака выпить концентрированной кислоты или щелочи — они бы "проели" в животе покойника дыру — просто в силу своих химических свойств. Ну, и толку? Жрать человечину растворенный желудок зомбаку совершенно не мешал — поскольку процесс усвоения им белковой пищи, коя суть мясо и есть, не походил на сложный процесс, придуманный природой для всех прочих. Ведь как происходит дело у нас? — сначала мы желудочным соком и другими пищеварительными ферментами расщепляем съеденную, ну, скажем, отбивную, до простейших кирпичиков — аминокислот, потом всасываем их в кишечнике. И только потом уж из этих "кирпичиков" строим свое здание-тело. Для этого и нужен, собственно, желудочно-кишечный тракт, длиной в несколько метров и общей площадью всасывательной поверхности в несколько сотен тех же метров. А вот зомбак усваивал поглощенную пищу не разлагая материал до кирпичиков. Процесс усвоения пищевого материала у зомбака можно было отдаленно сравнить со слиянием двух капелек ртути — вот только что их было две, р-раз — и уже одна — но больше. (Вы знаете, что одним из десяти изобретений, отмирание, которых произошло бы в ближайшие годы, не случись Херня, был бы факс? Угадайте, почему). Кстати, зомбак мог бы усваивать пищу и непосредственно через кожу — в этом случае сравнение со ртутью было бы еще более оправданным. Причина, по которой он не делал этого, был слишком медленный процесс усвоения пищи — наша кожа относительно непроницаемый материал и значительно изменить его свойства оказалось непросто даже "шестерке". Вот и приходилось — жевать по старинке. Правда, некоторые вещества могли нарушить работу ферментов в том самом цикле Кребса и "замедлить" функционирование некроорганизма. В бледной поганке как раз и находились такие вещества, носящие названия будто с каким-то эротическим подтекстом — фаллоидин и фалломорфин. Вот они то и замедляли зомбака — являясь гепатотоксичными ядами, они блокировали работу ферментов. В далекой Австралии нечто похожее находилось в листьях эвкалипта и кое-каких других травах, а в Южной Америке предки нынешних индейцев поначалу почитали мескаль совсем не из-за галлюциногенных свойств — однако же, все, что можно было сделать с зомбаком — это лишь замедлить его….
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});