Ночная смена (сборник) - Кинг Стивен
– Как вы могли это знать? – проревел он. – Где они? Что у вас тут творится?
Туки оторвал его руки, протиснулся к распахнутой дверце. Мы вместе заглянули в салон «мерседеса». Тепло и уютно, но красный индикатор указывал, что бензина осталось на донышке. И никого. Только кукла Барби на коврике у переднего пассажирского сиденья. Да детская лыжная курточка на заднем.
Туки закрыл лицо руками… и исчез. Ламли схватил его и отшвырнул в сугроб. Бледный, с безумным взглядом. Губы его шевелились, но он не мог произнести ни звука. Залез в салон, достал куртку.
– Куртка Френси? – свистящий шепот, и тут же крик. – Куртка Френси! – Он повернулся, держа ее перед собой, маленькую курточку с отороченным мехом капюшоном. Посмотрел на меня, сбитый с толку, ничего не понимающий. – Она не могла выйти из машины без куртки, мистер Бут. Почему… почему… она же замерзнет.
– Мистер Ламли…
Он шагнул в снеговерть с курткой в руке, крича:
– Френси! Джейни! Где вы? Где вы-ы-ы?
Я протянул Туки руку, помог подняться.
– Ты в…
– Что я, – отвечает он. – Мы должны удержать его, Бут.
Мы бросились следом за ним, не бросились – поплелись: снега насыпало выше колена. Но он остановился, и мы настигли его.
– Мистер Ламли… – Туки положил руку ему на плечо.
– Туда! – крикнул Ламли. – Они пошли туда. Посмотрите!
Мы посмотрели. Две цепочки следов, больших и маленьких, которые быстро заносил снег. Еще пять минут, и мы не увидели бы их вовсе.
Он двинулся было по следу, наклонив голову, но Туки схватил его за пальто.
– Нет! Ламли, нет!
Обезумевшее лицо Ламли повернулось к Туки, он сжал пальцы в кулак, замахнулся, но что-то в глазах Туки заставило его опустить руку. Он посмотрел на меня, потом взгляд его вернулся к Туки.
– Она замерзнет. – Он словно разговаривал с двумя глупыми мальчишками. – Разве вы этого не понимаете? Она без куртки, и ей всего семь лет…
– Они могут быть где угодно, – ответил Туки. – Нельзя идти по следам. Очередной порыв ветра полностью их занесет.
– Так что вы предлагаете? – истерично выкрикнул Ламли. – Если мы поедем за полицией, они замерзнут! Френси и моя жена!
– Возможно, они уже замерзли. – Туки встретился с Ламли взглядом. – А может, с ними случилось что и похуже.
– О чем вы? – прошептал Ламли. – Выкладывайте, черт побери. Скажите мне!
– Мистер Ламли, – говорит Туки. – Дело в том, что в Лоте…
Но именно я, неожиданно для самого себя, произнес ключевое слово:
– Вампиры, мистер Ламли. В Джерусалемс-Лоте полным-полно вампиров. Я понимаю, осознать это трудно…
Он вытаращился на меня так, словно я позеленел у него на глазах, и прошептал:
– Психи. Вы оба – психи. – Потом отвернулся от нас, сложил руки рупором и завопил: – ФРЕНСИ! ДЖЕЙНИ!
Двинулся по следу, полы его пальто стелились по снегу.
Я посмотрел на Туки:
– Что будем делать?
– Пойдем за ним, – говорит он. Снегом волосы прилепило ко лбу, выглядел он таки странно. – Не могу оставить его здесь. А ты?
– Пожалуй что нет.
И мы пошли за ним. Но расстояние между нами все увеличивалось. На его стороне была сила молодости. Он прорубал снег, словно грейдер. А тут дал себя знать мой артрит, и я уже посматривал на ноги, умоляя их: еще немного, пожалуйста, продержитесь еще немного…
Я ткнулся в спину Туки. Он стоял, широко расставив ноги, голову опустил, руки прижал к груди.
– Туки, – говорю, – с тобой все в порядке?
– Все нормально, – ответил он, опуская руки. – Нам бы не упустить его из виду, Бут. Скоро он выдохнется и начнет лучше соображать.
Мы добрались до вершины взгорка и внизу увидели Ламли, оглядывавшегося в поисках следов. Бедняга, шансов найти их у него не было. Там, где он стоял, ветер дул так сильно, что заметал любую впадину через три минуты.
Ламли поднял голову и прокричал в ночь:
– ФРЕНСИ! ДЖЕЙНИ! РАДИ БОГА, ОТЗОВИТЕСЬ!
В голосе слышались отчаяние, ужас, боль. Но ответил ему лишь рев ветра. Ветер словно смеялся над ним, говоря: Я забрал их, мистер Нью-Джерси, а вы оставайтесь с дорогой машиной и пальто из кашемира. Я забрал их и занес их следы, а к утру они будут у меня, что две клубнички в морозилке…
– Ламли! – завопил Туки, перекрывая вой ветра. – Не хотите верить в вампиров – не надо! Но так вы им ничем не поможете. Мы должны…
Но внезапно Ламли ответили, из темноты донесся голосок, зазвеневший, как серебряные колокольчики, и внутри у меня все похолодело.
– Джерри… Джерри, это ты?
Ламли развернулся на голос. И тут появилась она, выплыла из тени маленькой рощи, как привидение. Мало того что городская, да к тому же еще самая прекрасная из виденных мною женщин. Так мне хотелось подойти к ней и выразить свою радость: как не радоваться, если она жива и здорова. Одета она была в зеленый пуловер и накидку без рукавов – вроде бы такие называют пончо. Накидка колыхалась, черные волосы струились на ветру, как вода в ручье в декабре, перед тем как мороз скует ее льдом.
Может, я даже шагнул к ней, потому что почувствовал руку Туки на своем плече, грубую и горячую. И все же (как я могу такое говорить?) я возжелал ее, такую черноволосую и прекрасную, в зеленом пончо, колышущемся у шеи и плеч, экзотическую и странную, навевающую мысли о прекрасной незнакомке из стихотворения Уолтера де ла Мэра.
– Джейни! – закричал Ламли. – Джейни!
И через снег поспешил к ней, вытянув руки.
– Нет! – попытался остановить его Туки. – Ламли, нельзя!
Он даже не оглянулся… а она посмотрела на нас. Посмотрела и усмехнулась. И от ее усмешки моя страсть, мое вожделение вспыхнули синим пламенем, обратившись в черные угли, серую золу. От нее веяло могильным холодом, белыми костями, завернутыми в саван. Даже с такого расстояния мы видели красный блеск ее глаз. Скорее волчьих, чем человечьих. А при ухмылке обнажились и неестественно длинные зубы. Мы видели перед собой не человеческое существо. Мертвеца, каким-то образом ожившего в этом жутком воющем буране.
Туки перекрестил ее. Она отпрянула… а потом вновь ухмыльнулась. Мы находились слишком далеко и, наверное, перетрусили.
– Надо его остановить! – прошептал я. – Мы можем его остановить?
– Слишком поздно, Бут! – мрачно ответил Туки.
Ламли уже добрался до нее. Вывалявшись в снегу, он сам напоминал скорее призрака, чем человека. Он потянулся к ней… и тут начал кричать. Я еще услышу этот крик в своих кошмарах: взрослый человек кричал, как ребенок, которому приснился страшный сон. Он попытался отпрянуть, но ее руки, длинные, обнаженные, белые как снег, выпростались вперед и потянули его к ней. Я видел, как она склонила голову набок, а потом наклонилась к нему…
– Бут! – прохрипел Туки. – Надо сматываться!
И мы побежали. Побежали, как крысы. Кто-то, наверное, так и скажет, из тех, кого не было там в ту ночь. Мы помчались по нашим следам, падая, поднимаясь, поскальзываясь, взмахивая руками, чтобы удержаться на ногах. Я поминутно оглядывался, дабы убедиться, что за нами не гонится эта женщина, с ухмылкой во весь рот и красным блеском глаз.
У самого «Скаута» Туки согнулся пополам, схватился за грудь.
– Туки! – перепугался я. – Что…
– Мотор, – прошептал он. – Барахлит последние пять лет. Посади меня на пассажирское сиденье, Бут, и мотаем отсюда.
Я подхватил его под руку, помог обойти внедорожник, каким-то образом усадил в кабину. Он откинулся на спинку, закрыл глаза. Кожа его пожелтела, стала восковой.
Я обежал «Скаут» спереди и чуть не сшиб с ног маленькую девочку. Она стояла у дверцы: волосы забраны в два хвостика, из одежды – желтое платьице.
– Мистер, – голос ясный, чистый, сладкий, как утренний туман, – вы не могли бы помочь мне найти маму? Она ушла, а мне так холодно…
– Милая, тебе лучше залезть в кабину. Твоя мама…
Я замолчал на полуслове – если когда в жизни я и мог сойти с ума, так именно в тот самый момент. Потому что стояла она, видите ли, не в, а на снегу, не оставляя следов.
