Людмила Сурская - Оборотень

— Убью! — взвизгивает гусар, но не в силах вырваться из стиснувших его рук барона, принялся вымещать злобу на ни в чём не повинном стуле, пиная его и лягая.

Он понимал, что улаживать подобные дела здесь не место и, толкнув забияку на руки друзей, Серж, посчитав инцидент оконченным, подал руку жене, приглашая подняться. Компания, обидевшаяся за собрата, тут же повскакав со своих мест, заговорила разом, но напасть не решилась. Проследив за удаляющимся с женой бароном, опамятовавшись, суетливо бросилась уговаривать и утешать неудачника. Сергей спиной слышал несущиеся в след ему угрозы. Зал гудел пьяными молодыми голосами, млевшими от страха и собственного величия. «Чёрт бы их побрал, хотел отдохнуть, но видно не суждено, не уймутся же детки».

— А, если уехать? — словно уловив его мысли, с беспокойством и надеждой, спросила она.

— Не получится, цветочек, они пустятся вслед, да на пьяную голову… Им след проспаться.

— Они за ночь добавят новую порцию хмельного и будут ещё пьянея, чем сейчас, — видя картинку так, как она есть, проговорила она.

— Не зря говорят, утро вечера мудренея, подождём. Принесла их нелёгкая. Весь вечер испортили, — настаивал он.

Таня уступила, но схватив его руку, как ему показалось несколько судорожно, и подняв к его лицу умоляющий взгляд, попросила:

— Серж, надо позвать Митрича.

Он улыбнулся ей ободряюще и склонился к самому лицу, но был категоричен.

— Я справлюсь сам. Ему день на козлах сидеть и нас с тобой везти. Заснёт, свалится, беды не обёрёшься. С чего право у тебя такая паника. Жаль, что ты совсем ничего не ела. Нельзя так всё воспринимать серьёзно, мой ангел.

— Ах, оставь Серж, мне просто не хотелось…

Она, конечно же, сомневалась насчёт такого беспокойства Сержа о Митриче, считала отговоркой и оттого волновалась ещё больше.

Тем временем, проверив запор, он принялся медленно раздеваться. Лицо его было спокойно. Таня, обняв его и прижав пылающую щеку к спине, пробормотала:

— Следующую ночь спим в лесу. Это всё из-за меня и моих капризов.

Она кинулась в его объятия, едва сдерживаясь, чтобы от тревоги за него не разразиться слезами, горячо к нему прижимаясь. Её горячее дыхание отдавало тоже тревогой. Он разомкнул её тёплые руки, поцеловав каждый пальчик.

— Без паники, душа моя, это только перебравшие хмельного зелья мальчишки. Я лягу у твоих дверей доберманом.

Она ещё крепче обняла его:

— Нет, дверь заперта. Им не войти. Остальное лишнее. Я усну только рядом с тобой и непременно на твоём плече. — Она знала, что ему это не понравится и всё же заявила:- Ты выйдешь из комнаты лишь в крайнем случае.

Так и было, он пыхал огнём:

— Дорогая моя, что за тон? Ты не должна так реагировать!

— Мне без разницы, что ты сейчас думаешь про меня, — оправдывалась она. — Я напугана, и я чувствую себя виноватой. Поэтому я вольна поступать так, — произнесла она, отвернувшись от мужа и отойдя к двери, перекрыв её, так что ему не пройти.

— Таня?! — Бесшумно ступая, но, вызывающе расправив плечи, он приблизился к ней. — Ты же знаешь, что для меня это чепуха!

Пусть так. Она всё равно не выпустит его. Мало ли что…

— Будешь со мной до утра, — сказала она твёрдо. «Ах, что же он молчит?!» — не спускала с него глаз Таня, желая угадать, что её ждёт, покой или поиск новых путей его удержания возле себя.

— Хорошо, успокойся, я подчиняюсь, — почти застонал он. — Раздевайся и ложись.

Он улыбался в темноте, зарывшись в её волосы. Ему было сладко и покойно возле неё, этого маленького птенчика. «Надо же, аж, ножкой топнула, а в глаза глядит собачонкой. Кроме отца никто так не заботился обо мне». Она, обнимая, молча вздыхала рядом. Ей казалось, что она перегнув планку обидела его. Засыпая, Таня не только держала его за пальчики, но и заставила, как когда-то в имении положить руку под голову. Не выбраться, не разбудив её. Сомкнув веки, он дремал. Лоб пылал от натуги, а в висках слышно было, как стучала кровь. Но собачий организм позволил ему отдохнуть. За окном брехала негодная собачонка. Он, заслышав к полночи топтание и шёпот под дверьми, понял, что спьяну проверяли дверь, надеясь застать врасплох. Потом говор ослаб и шаги удалились. «Молодо, зелено. Танюшка, похоже, права. До утра без шума можно отдохнуть». Чуть свет поднялись на ноги. Дорога не близкая. Надо спешить. Ехать до развилки ещё сутки. Там одна карета отправится в Москву, а на второй с Митричем, спеша и погоняя день, покатят в имение Софьи. В гостинице было тихо и сонно. Городок тоже спал. Только изредка орал петух или от лени тявкала, потревоженная его криком и стуком колёс кареты, собака. Выехав за город, Митрич прибавил скорости, охаживая кнутом лоснящиеся крупы. Вдруг он обернулся:

— Что? — одними губами спросил Серж, покосясь на дремлющую на его плече жену.

Митрич махнул рукой вперёд, приглашая его выглянуть.

Серж, переложив головку Тани в уголок, так и сделал.

— Чего ж они хотят? — завидев ждущих у дороги гусаров, не обращаясь ни к кому, задал вопрос барон решая, как ему с этим сюрпризом быть.

— Вам виднее, — тут же отозвался Митрич. — Что делать будем?

Барон напряжённо думал. Мысли в голове, цепляясь одна за другую, вязались в узел.

— Придётся пугануть лошадей, чтоб понесли, доберманом.

— Проще нельзя? — свесился с козел Митрич.

Барон подумал, после чего покачал головой:

— Это самый безопасный для всех вариант. Жалко сопляков, но сами нарываются.

До ушей барона долетела ругань.

— Эх, всех жалеть — жалельни не хватит. Вот чего людям неймётся, не мало уж пожил, а такого понятия не осиливаю.

Серж приказал:

— Малым ходом иди, чтоб Таня не проснулась. Коней крепче держи и не останавливайся, я сам догоню, — перед тем, как застегнуть ошейник предупредил он Митрича.

До поджидающей их группы оставалось совсем немного, когда из открытой двери кареты маханул на обочину огромный доберман и понёсся к заметавшимся с его приближением лошадям. От того, что творилось сбоку от проносящейся кареты, Митрич чуть не упал с козел. Кони гусар, вставав, на дыбы и кое-где сбросив всадников, понесли. Пёс гнал их в противоположную сторону от карет. Митрич подав знак второму вознице, еле сдержал своих. Притормозил сразу же, увидев несущегося вслед каретам пса. Вторая карета чуть не влетела в них. Соскочив с козел, Митрич открыл дверцу, Таня от толчка проснулась и, увидев влетевшего в карету добермана, спросонья мало что поняла. Бросившись сразу за мягкой тряпкой, которую держали для таких случаев в карете, чтоб вытереть его. Протерев и сняв пену с морды, она отстегнула ошейник.