Ури Геллер - Элла

Элла обнимала его. Ее волосы лезли ему в рот, и он пытался увернуться, но, с другой стороны, ему тоже не хотелось ее отпускать. Когда он вновь заговорил, его голос звучал озадаченно, как у всех семилетних ребятишек, которые не знают, как правильно задать интересующий их вопрос:

— Мам? Мама, почему я ничего не вижу?

Она ухватила его за подбородок, и заставила приподнять голову. Его глаза невидяще уставились мимо нее. Она прищелкнула пальцами у него перед носом. Рука Фрэнка стала беспомощно ловить в воздухе ее руку…

Джульетта обхватила сына и потащила его к двери.

В машине Дола держал ее за руку. Джульетта всхлипывала, бессильными судорожными всхлипами женщины, у которой на глазах рушится вся ее жизнь. Ее впихнули на заднее сиденье «Бентли» с шалью на голове и плечах, а следом за ней — сына. Элла хотела поехать с ними, но Дола не подпустил ее даже к входной двери. Он едва ли не локтями затолкал ее обратно.

Шофер вырулил с Нельсон-роуд, переваливая через бровки тротуара позади неохотно освободивших им путь машин прессы, окна которых ощетинились объективами камер. Хвост автомобилей сопровождал их через реку и по центру города, на всем пути, отмеченном указателями «к детской больнице Бристоля».

Доктор Дола бормотал:

— Вы должны быть храброй. Сильной. Ради Фрэнка! — и глядел в окно, произнося эти слова — смотреть на Джульетту он не мог.

Не мог он и отделаться от мыслей о Гунтарсоне. — Меня поражает, — заметил он, — что девочку, которая с такой легкостью проникает в чужие мысли, оказалось так легко одурачить!

Фрэнк сидел очень прямо и неподвижно. У ипподрома, возле светофора, когда нога шофера вдавила тормоз, с Фрэнком опять случился припадок. Его тело выгнулось над сиденьем и забилось из стороны в сторону, ударяя его головой об окно. Сначала Джульетта подумала, что он пытается так избавиться от головной боли, и ласково попросила:

— Не надо так делать, Фрэнк!

Но тут его ноги задергались, пиная передние сиденья, и когда ей удалось повернуть его лицом к себе, оказалось, что нижнюю челюсть у него заклинило. Он прикусил себе кончик языка, и по подбородку стекала кровь. Глаза закатились. Дыхание вырывалось из его груди с хрипом, как будто кто-то ударами выбивал из него воздух.

Джульетта с ногами сидела на заднем сиденье, что есть мочи встряхивая его и вопя: «Прекрати! Прекрати сейчас же!» А потом повернулась к пластиковой перегородке, отделявшей шофера от салона, и замолотила по ней кулаками с криком: «Вперед! Скорее! Помогите мне!»

Хосе Дола понятия не имел, что надо делать в таких случаях. Он не больше контролировал Джульетту, чем сам себя. Все, что он ощущал, уворачиваясь от ее рук и видя красные потеки на лице ослепшего ребенка — это отвращение.

Элла пробралась вниз, чтобы посидеть вместе с Питером. Он в клочки изорвал свою «Дейли Стар», и теперь ее лохмотья свисали с обода мусорной корзины. Газетчики то и дело давили кнопку звонка, грохотали почтовым ящиком, и стучали в окна. Бегство Дола с Джульеттой и ее сыном взбудоражило их. А где же Элла? Она что, опять дематериализовалась? Кто-нибудь знает, где ее теперь искать? Или ее бросили одну в доме?

Как те, кому приходится жить по соседству с аэропортом или литейным цехом, Элла научилась не слышать этого шума.

Гунтарсон взглянул на нее. Его лицо после ссоры с Дола все еще горело.

— Что там такое с твоим братом? — грубо спросил он. Потом, пытаясь сгладить грубость, чуть более сочувственно добавил: «Я уверен, с ним все будет в порядке».

И Элла была ему благодарна. Если уж Питер думает, что с Фрэнком все будет хорошо, то ей не стоит так волноваться. Питер такой же умный, как и любой из докторов. Но она понимала, что думает он не о Фрэнке, иначе бы он посылал ей ментальные импульсы сочувствия и утешения. Что ж, неважно! Фрэнк — ее брат, ей за него и беспокоиться.

А Питер переживает из-за этого человека. Это все из-за какой-то газеты, она знает, но смотреть не собирается. Ей все равно, что там печатают газеты. Она почувствовала ядовитый гнев, излучаемый Питером, и экранировалась от него. Она не хочет ничего знать о том, что Питер сердится. Все взрослые иногда сердятся, она это понимает, — только ей совершенно не хочется сейчас об этом думать. И еще ей не хочется, чтобы Питер когда-нибудь сердился на нее. Это было бы хуже всего!

Она все так же сидела у стола, следя глазами за тем, как он расхаживает по комнате. Ей было легче, когда он рядом. Когда он вышел в кухню, она молча последовала за ним. Когда он, резко развернувшись, ушел наверх, осталась его ждать.

Все занавески были задернуты, чтобы избежать назойливого внимания журналистов. Пока она сидела, молча глядя на их складки, одна из занавесок слегка приподнялась, как будто окно кухни приоткрылось и через щель подуло сквозняком.

Лучик света, тоненький, как волосок, проник в щелку и упал на лицо Эллы. Пыль, танцующая в воздухе, делала его почти матовым, с серебристым ореолом. Всего несколько секунд свет касался ее лба, плотный, словно лазерный луч. А потом занавеска снова опустилась, перерезав его.

Спустя два часа молчаливого и напрасного ожидания звонка из больницы Элла сказала:

— Я хочу поехать на телевидение.

Гунтарсон уставился на нее.

— Я не думал об этом, — удивленно заметил он.

— Яне думала о том, о чем ты думаешь.

— Но я ожидал, что… — На самом деле Гунтарсон надеялся, что ей в голову придет совершенно другая идея. Он уже некоторое время концентрировался на ней в ожидании, что она ее уловит. Нет, он не старался ее передать, просто сосредоточенно думал: «Вот же она, только подхвати!..»

Гунтарсон как-то не привык к тому, чтобы Элла высказывала оригинальные мысли!

— Зачем ты хочешь попасть на телевидение?

— Ради Фрэнка.

— Мы не знаем, что с Фрэнком.

— У него в голове… штука. За глазами. Я думаю, это она перекрывает ему свет.

— Что за штука? Что-то вроде кости?

Она не знала. Не могла объяснить. Просто хотела, чтобы он понял.

— Рак?

— Я хочу поехать на телевидение!

— Но зачем, какой смысл? Они и так держат тебя за что-то вроде фрик-шоу. Если ты будешь настаивать, это только укрепит их неправильную точку зрения.

— Это нужно Фрэнку.

— Слушай, то, о чем я думал — гораздо лучше. Люди должны научиться уважать нас. Их надо проучить, и немедленно. И самый лучший способ…

— Если ты не можешь это для меня устроить, то сможет мистер Дола.

— Ты… что?! — Гунтарсон вытаращил глаза. В голосе Эллы явно чувствовался вызов.

— Он может отвезти меня на телевидение, за это ему и платят.