Ф. Коттэм - Дом потерянных душ

— Уходите, — повторила миссис Рив, не выпуская из рук фотографии.

Похоже, она совсем забыла о своих восторгах по поводу святости мисс Пегг.

Не было никакой органной музыки. Это была игра его воображения. Время для игр прошло. А он все продолжал развлекаться. Ситону стало стыдно за свой мелкий обман. Понурив голову, он взялся за ручку двери, прошел по безмолвному приделу мимо купели и оказался на паперти.

И вдруг он обнаружил, что бродит среди могил. Было еще довольно светло, несмотря на сгущавшиеся сумерки. Оказывается, Ситон в спешке, вместо того чтобы свернуть налево от входа, где был спуск к подножию холма, к Пенхелигу, нечаянно свернул направо. Оглядевшись, он увидел, что стоит на небольшом плато позади церкви. Окружающие его скромные надгробия в основном были сделаны не из мрамора, а из изъеденного дождями песчаника и унылого гранита. Траву между ними, похоже, недавно скосили, и в заходящем солнце могильные камни отбрасывали на стерню длинные тени. Над головой Ситона еще накрапывало, но к западу, над морем, уже был виден пылающий горизонт. Ситон стал разглядывать надгробия и почти сразу же наткнулся на могилу, где был погребен отец Питера Моргана. «На добровольные пожертвования» — гласила надпись на полированной гранитной поверхности, отнюдь не замшелой, несмотря на минувшие с тех пор семьдесят лет. Под изящной фигурной гравировкой было высечено имя. Надгробие было совсем небольшим, но, похоже, односельчане сделали все, чтобы увековечить добрую память о Роберте Моргане.

В своей заметке Филип Бил упоминал, что отец Питера служил рулевым на спасательной шлюпке в Абердифи. Он погиб во время шторма, когда их лодка перевернулась в бухте Кардиган при попытке подплыть к тонущему грузовому судну. Это случилось в тысяча девятьсот двадцать пятом году. Роберту Моргану тогда было тридцать семь лет. Маленькая трагедия, хорошо знакомая обитателям рыбацких хижин. Она оставила пятилетнего Питера сиротой, а товарищей погибшего подвигла на создание сего надгробного шедевра из полированного гранита, розовеющего в лучах вечернего солнца. Ситон опустился на колени на мокрую траву и почтительно потрогал рисунок на камне. На барельефе был изображен маяк на скале. Одинокий луч пересекал надгробие. Внутри луча было выбито имя усопшего, а внизу — эпитафия:

Носитель надежды.Погибший, но навечно оставшийсяв наших сердцах.

Вот как! Спасательная шлюпка Абердифи помогла сохранить немало жизней. Для этого, собственно, она и была предназначена. И люди выходили на ней в море, зная, на что идут.

Ситон поднялся с колен. Ноги болели. Надгробия понемногу окутывала тьма. На многих из них было выбито сразу несколько имен, но предков Моргана там не нашлось. Роберт приехал сюда из Бармута, где успел похоронить жену, неудачно разрешившуюся от бремени сыном. В Абердифи он искал забвения от печали, и люди приняли его, а после смерти воздали ему должное, похоронив на тихом деревенском кладбище за старой церковью. Это обласканное закатными лучами последнее пристанище было ничуть не хуже других. Священный уголок, где благородные души покоятся с миром.

Гостиничный бармен, к сожалению, оказался слишком молод и не мог предоставить Ситону никакой нужной информации. Заказав себе пинту «Бэнкс биттер», Пол уселся за столик в углу у окна. Утром он еще раз попытается встретиться с отцом Мадденом. Да, он солгал, но священникам ведь положено проявлять снисхождение. Завтра Пол скажет ему правду, пусть и не всю. Признается, что его интересует только пропавший мальчик. А солгал он потому, что закрытые общины, как правило, скрывают совершаемые там преступления. А похищение ребенка как раз относится к разряду тех злодеяний, о которых люди не любят говорить. Обсуждая с миссис Рив достоинства бесподобной Марджори Пегг, Пол надеялся как бы невзначай коснуться темы ее исчезнувшего ученика.

Да, он выбрал неправильный подход. С момента совершения преступления прошло так много времени, что, скорее всего, в живых не осталось ни одного очевидца. Откровенное любопытство Пола и его вопросы в лоб вряд ли могут возмутить своей бестактностью. Он совершил грубейшую ошибку, но не поздно и завтра все исправить.

Пол с удовольствием глотнул еще пива. В окно видны были мерцающие огни на другом берегу устья реки. Там вдали, за холмами, находился какой-то городок. Ситон не знал, что это за город. И вообще, ничегошеньки он не знал. Вряд ли ему удастся хоть что-нибудь здесь отыскать. В здании, где когда-то была приходская школа, теперь разместилась гончарная мастерская. Снаружи оно ничуть не изменилось, но внутри рядом с гончарными кругами и печами для обжига были свалены мешки с глиной для изготовления сувениров. Отсюда их рассылали по всему Уэльсу: туда, где пользуются спросом изделия местных ремесленников. Школьная документация давным-давно обратилась в прах, и Мадлен не захочет с ним разговаривать. Особенно теперь. С какой, собственно, стати?

Ситон взял со столика меню. Здешняя кухня имела хорошую репутацию. Можно и дальше тратить денежки Коуви. Среди главных блюд первое место занимала тушеная баранина Что ж, он закажет горшочек с чем-нибудь, хотя аппетита почему-то не было.

Дверь отворилась, и вошла женщина. Ситон лишь со второго взгляда узнал в ней миссис Рив. На этот раз ее волосы были распущены, а губы накрашены. На ней были приталенное пальто и красивый шарф из тонкой шерсти — похоже, кашемировый. Она села напротив Пола за столик и начала стягивать с рук лайковые перчатки.

— Вы из полиции?

— Полиция не расследует преступления семидесятилетней давности.

— Что все-таки вас интересует? — спросила она.

Ситон вздохнул и стиснул в кулаке пивную кружку.

С чего начать?

— Скажите мне только одно. Вы добиваетесь разоблачения? Или возмездия? Или, как сейчас принято говорить, «прекращения прений»?

Он невольно представил себе сидящую напротив женщину в церкви. Одетая в застегнутый на все пуговицы цветастый халат, она до блеска полирует купель в праведном стремлении достигнуть Божьей благодати. Но иногда удача вполне заменяет суд Божий.

— Разоблачение тут вряд ли возможно, миссис Рив. Однако я всем сердцем надеюсь заставить виновных поплатиться и, хотя с опозданием, довести это печальное дело до конца.

Она вперила взгляд в стол, на котором словно замерли в рукопожатии ее перчатки.

— Давно пора, — тяжело вздохнув, произнесла она. — Вы сами чем-то похожи на священника. Католического и лишенного сана, если угодно. Видно, все дело в вашем ирландском акценте. Впрочем, мне кажется, вы человек вполне положительный.