Питер Джеймс - В плену снов

В уличном движении появился просвет, и Хэйр выскочил на середину дороги.

– Нет! Доктор Хэйр! Нет!

Она увидела этот грузовик. Услышала неистовый визг тормозов и тот самый глухой удар, словно кузнечный молот протаранил мешок с картошкой… И Хэйр исчез. Она услышала скрежет скользящих покрышек и тупой металлический удар, потом снова скрежет и еще один удар.

– Доктор Хэйр! Колин! Нет. Нет, пожалуйста. Господи. Н-Е-Е-Т!..

Дверь позади нее открылась, и она услышала шаги. Дверцы автомобиля были открыты. Кто-то оглушительно кричал. Она услышала шипение пневматических тормозов и тарахтение дизельного двигателя.

Сначала она медленными шажками двинулась вперед, вцепившись пальцами в бедра, а потом бросилась через дорогу, проталкиваясь сквозь уже собравшуюся толпу. Он лежал лицом вниз, голова находилась где-то под массивным колесом этой махины, пятно крови и… чего-то еще… расползалось рядом с ней.

Сэм отвернулась, шатаясь, пробрела прочь, натолкнулась на кого-то, извинилась, опустилась на колени, и ее стало отчаянно рвать.

34

В комнате было тепло, а чай оказался горячим и сладким, приторно-сладким. Она отхлебнула немного, почувствовав, как он проскальзывает через горло, к желудку, и как его тепло распространяется внутри. Кружку стало слишком горячо держать, и она поставила ее на виниловую поверхность стола, рядом с вырезанными на нем словами, казалось, надпись сделана совсем недавно:

«А ПОШЛИ БЫ ВЫ ВСЕ, СВИНЬИ, В ЖОПУ».

Она удивилась, как этого тут не заметили, не прикрыли чем-нибудь или вообще не стерли. Возможно, здесь без конца что-нибудь вырезают на столе. По мере того как она внимательно наблюдала за нацарапанными буквами, они вдруг у нее на глазах сложились в одно слово:

«АРОЛЕЙД».

С противоположной стороны стола ей улыбнулся офицер полиции, похожий на большого игрушечного медвежонка в синей шерстяной куртке с серебристыми пуговицами и слоем перхоти на плечах. Он выглядел словно человек, который хотел бы изменить этот мир, да вот только не знал как.

– Выпейте еще немного, дорогая, да выпейте вы его весь. Сразу почувствуете себя лучше.

Сэм кивнула, взяла чашку, но ее руки тряслись слишком сильно, и горячий чай расплескался, обжигая пальцы. Она поставила чашку на стол, и вокруг тут же расползлась лужица.

– Извините. Извините, пожалуйста.

– Да ничего страшного, дорогая. Дайте ему немножко остыть.

Она порылась в своей сумочке, вытащила носовой платок, вытерла руки и промокнула губы. Прополоскала незаметно рот чаем, но привкус желчи по-прежнему чувствовался. Сэм осмотрелась по сторонам: небольшая хмурая комната для бесед, заставленная жесткими стульями из лекционной аудитории, стены выкрашены зеленой краской, которая шелушилась и уже осыпалась – вон там, на той стене, не хватает здорового куска. А может, в этом месте они хорошенько приложили головой какого-нибудь панка, пока проводили с ним беседу?

Офицер полиции снова медленно прочитал ей ее собственное заявление.

– Не хотите ли добавить что-нибудь еще, дорогая?

«Хочу.

Это я вызвала. Я убила Таню Якобсон, а теперь вот и доктора Хэйра. Оба они погибли, потому что… потому что они могли помочь мне».

Так почему же тогда не погиб Бэмфорд О'Коннел? Потому что он и не пытался помочь? А Кен пытался?

– С вами все в порядке, дорогая?

Она, заморгав, испуганно выпрямилась.

– Простите. Я…

– Может, вам надо немного прилечь и отдохнуть?

Она почувствовала спазм в животе.

– Со мной все в порядке, благодарю вас. Я должна ехать обратно… обратно в… в Лондон.

– Там кто-то пришел из университета, чтобы подбросить вас до станции.

– Благодарю вас. Это… очень… любезно.

Он пододвинул к ней через стол ее заявление.

– Если вы не возражаете, просто подпишите это. Не знаю, понадобитесь ли вы для дознания следователю. Ну, если ему будет нужно, он сообщит вам.

Она вышла следом за полицейским в предбанник полицейского участка и, к своему удивлению, увидела, что там сидел, дожидаясь ее, Ласло. Он поднялся с мертвенно-бледным лицом, черные круги под глазами обозначились еще резче. Увидев его, Сэм заплакала. Полицейский заботливо похлопал по плечу:

– Опасаюсь, что это все еще шок. Я предлагал отвезти ее в больницу, но она хочет вернуться в Лондон.

Сэм вышла на улицу, в яркий холодный свет, и забралась в потрепанный двухместный, с откидывающимся верхом «ситроен» Ласло. Он пристегнул ее ремнем к спинке сиденья и закрыл за ней дверь, потом забрался внутрь сам и завел двигатель. Она прислушалась к пронзительному завыванию, напомнившему шум газонокосилки.

– Спасибо вам, – сказала она.

– Я думаю, поезда ходят довольно часто.

– Да.

Несколько минут он молча крутил руль.

– Ужасно, – сказал он вдруг. – Это так ужасно.

– Да.

– Он, в сущности, был целым отделом. Он знал так много. Все это только начиналось.

– Внимательный. Он был такой внимательный.

Она почувствовала, что слезы текут по ее щекам, но она не стала вытирать их.

– Он был очень предан делу. Быть может, слишком предан.

– Что вы имеете в виду?

Ласло повернулся и мельком взглянул на нее.

– Вы знаете, что я имею в виду.

Он затормозил у светофора. Сэм посмотрела на Ласло, но на его лице ничего нельзя было прочесть: пустое, как будто на нем вывешено объявление: «ИЗВИНИТЕ, ЗАКРЫТО ДО КОНЦА СЕЗОНА, ПРОВАЛИВАЙТЕ».

– Я чувствую себя виноватой, – сказала она. – Чувствую, что я вызвала это.

– Нет, – возразил он, и резкость его ответа удивила ее. Свет переключился, и они покатили дальше. – Вы же знаете, что люди говорят, миссис Кэртис. Знаете такое выражение: «Если вы не можете переносить жара, то убирайтесь вон из кухни»?

– И что вы хотите этим сказать?

– Если вас пугает то, что вы видите будущее, нечего и стараться заглядывать в него.

Она в оцепенении уставилась вперед.

– Я и не стараюсь заглядывать в него.

– Так чего же вы тогда сюда явились?

– Потому что я хочу это прекратить. Я не хочу видеть будущее. Больше не желаю.

– Вы зашли слишком далеко на этом пути. И не можете остановиться.

– Отчего же нет?

– Жизнь, миссис Кэртис, полна точек пересечения. У стран существуют границы. У жизни есть граница в виде смерти. Земная гравитация также имеет свои границы, за пределами которых она не действует. Когда вы начинаете заглядывать в паранормальное, то до определенной границы остаетесь наблюдателем. А вот когда через нее переступаете, то становитесь участником. Понимаете?