Стивен Кинг - Жребий

Мэтт пожал плечами.

— Странноватый. Может быть, пьет. Если так, это образованный и вежливый пьяница. Не исключено, что ярмо просвещенного папизма ему немного натирает.

— Вы уверены, что отец Каллахэн… что он пьет? — спросила Сьюзан, чуть шире раскрывая глаза.

— Не вполне, — ответил Мэтт. — Но мой бывший ученик, Брэд Чэмпион, работает в ярмутском винном магазине. Он говорит, что Каллахэн — их завсегдатай. Приверженец «Джима Бима».

— С ним можно говорить? — спросил Бен.

— Не знаю. Думаю, следует попытаться.

— Так вы его совсем не знаете?

— В общем, нет. Он пишет историю новоанглийской католической церкви и очень много знает о поэтах нашего так называемого «золотого века» — Уиттере, Лонгфелло, Расселле, Холмсе и иже с ними. В конце прошлого года я заманил его выступить перед моим кружком американской литературы. У отца Каллахэна быстрый жесткий ум. Ученикам он понравился.

— Я с ним встречусь, — сказал Бен, — а там, как чутье подскажет.

В палату заглянула сестра, кивнула, и секундой позже вошел Джимми Коди со стетоскопом на шее.

— Беспокоите моего пациента? — дружелюбно спросил он.

— Ты в два раза хуже, — отозвался Мэтт. — Желаю трубку.

— Нельзя, — рассеянно сказал Коди, читая его карточку.

— Проклятый шарлатан, — пробурчал учитель.

Коди положил карточку на место и потянул зеленую занавеску, подвешенную над кроватью к полукруглому стальному карнизу.

— Боюсь, придется мне попросить вас на минутку выйти. Как ваша голова, мистер Мирс?

— Да вроде ничего не вытекло.

— Вы слышали про Флойда Тиббитса?

— Сьюзан мне рассказала. Если у вас после обхода найдется минутка, я бы хотел с вами поговорить.

— Если хотите, могу сделать вас последним пациентом на обходе. Часов в одиннадцать.

— Отлично.

Коди снова дернул занавеску.

— А теперь, если вы со Сьюзан нас извините…

— Вот так, друзья, мы уединяемся, — сказал Мэтт. — Скажете секретное слово — выиграете сто долларов.

Занавеска отделила Сьюзан с Беном от кровати. Оттуда к ним донеслись слова Коди: «Когда я буду в следующий раз давать вам наркоз, то, наверное, удалю вам язык и примерно половину лобной доли».

Они улыбнулись друг другу, как улыбаются молодые парочки, когда светит солнышко и с работой все в порядке, но улыбки одновременно исчезли. Оба на мгновение задумались: в своем ли они уме?

Когда Джимми Коди вошел, наконец, в палату к Бену, было двадцать минут двенадцатого. Бен начал:

— Я хотел поговорить с вами вот о чем…

— Сперва голова, потом разговоры, — Джимми осторожно раздвинул волосы Бена, на что-то посмотрел и сказал: — Будет больно. 

Он снял бинт и пластырь, и Бен подскочил.

— Черт знает что за шишка, — разговорчиво сообщил Коди и закрыл рану повязкой поменьше.

Он посветил Бену в глаза, потом постучал по левому колену резиновым молоточком. Бен, неожиданно исполнившись отвращения, подумал: уж не этим ли молоточком Джимми обстукивал Майка Райерсона.

— Вроде бы все удовлетворительно, — сказал Джимми, убирая свое имущество. — Девичья фамилия вашей матери?

— Эшфорд, — ответил Бен. Когда он в первый раз пришел в себя, ему задавали те же вопросы.

— Учительницы из первого класса?

— Миссис Перкинс. Она красила волосы.

— Второе имя отца?

— Мёртон.

— Головокружение, тошнота?

— Нет.

— Не ощущаете странных запахов, не слышите странных звуков, не…

— Нет, нет и нет. Я чувствую себя прекрасно.

— Это буду решать я, — строго объявил Коди. — В глазах нисколько не двоится?

— С тех пор, как я в последний раз покупал галлон «Буревестника» — нет.

— Ладно, — сказал Коди. — Объявляю вас излечившимся благодаря чудесам современной науки и такой добродетели, как крепкая голова. Ну, что там у вас на уме? Наверное, Тиббитс и малыш Макдугаллов? Могу сообщить вам только то, что сказал Паркинсу Джиллеспи. Я рад, что это не попало в газеты — раз. Одного скандала в сто лет для небольшого городка достаточно. Будь я проклят, если понимаю, кто мог захотеть проделать такую извращенную штуку — два. Местным он быть не может. Своя доля «странных» у нас есть, но…

Увидев их озадаченные лица, он осекся.

— Вы что, не знаете? Не слышали?

— Чего не слышали? — спросил Бен.

— Прямо по Мэри Шелли или Борису Карлофф. Прошлой ночью кто-то выкрал трупы из окружного морга в Портленде.

— Господи Иисусе, — непослушными губами выговорила Сьюзан.

— А что? — неожиданно встревожившись, спросил Коди. — Вы что-то знаете?

— Я начинаю думать, что мы и впрямь кое-что знаем, — сказал Бен.

Они завершили свой рассказ в десять минут первого. Принесенный Бену сиделкой на подносе ленч так и стоял у постели нетронутым.

Последний слог замер, и остался только перезвон стаканов и столовых приборов, доносившийся через полуоткрытую дверь — это ели самые голодные пациенты.

— Вампиры, — сказал Джимми Коди.

Потом:

— Уж кто-кто, но Мэтт Бэрк! Отчего посмеяться над всем этим ужасно трудно.

Бен и Сьюзан хранили молчание.

— И вы хотите, чтобы я эксгумировал парнишку Гликов, — задумался Джимми вслух. — Едрит твою налево.

Он вытащил из сумки пузырек и перебросил Бену. Тот поймал.

— Аспирин, — сказал Коди. — Принимали когда-нибудь?

— Сколько угодно.

— Мой отец называл его «лучшей сестрой приличного врача». А знаете, как он действует?

— Нет, — сказал Бен.

Он лениво вертел в руках флакон с аспирином, разглядывая его. Он был недостаточно хорошо знаком с Коди, чтобы знать, сколько тот обычно показывает, а сколько держит про себя, но не сомневался, что мало кто из пациентов Джимми видел его таким, как сейчас: на мальчишеское, напоминающее Нормана Рокуэлла лицо набежала тень размышлений и самоанализа. Ему не хотелось нарушать настрой Коди.

— Вот и я тоже. И никто не знает. Но аспирин помогает и от головной боли, и от артрита с ревматизмом. Хотя и их природа нам неизвестна. Почему болит голова? Никаких нервных волокон в мозгу нет. Мы знаем, что по химическому строению аспирин очень близок к ЛСД, но почему одно вылечивает головную боль, а от второго эта голова заполняется цветами? Частично причина нашего непонимания состоит в том, что, строго говоря, мы не знаем, что есть мозг. Самые образованные в мире врачи стоят на невысоком островке посреди моря невежества. Мы бряцаем своими лекарскими палочками, режем цыплят и вычитываем в крови послания. Все это срабатывает на удивление долго. Белая магия. Bene gris gris. Услышь меня мои профессора из медшколы, они повырвали бы себе волосы. Некоторые уже попортили свои шевелюры, когда я сообщил им, что собираюсь практиковать терапевтом общего профиля в сельской местности Мэна. Один из них сказал мне, что Маркус Уэлби, определяя состояние пациента, всегда вскрывал при этом фурункулы на его заднице. Ланцетом. Но мне никогда не хотелось быть Маркусом Уэлби.