Джексон Пирс - Красные сестрицы

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

СКАРЛЕТТ

Я просыпаюсь на рассвете, хотя не ложилась спать до четырех утра. Не встаю с постели и разглядываю потускневшие обои в цветочек, веду взгляд от пола до потолка по тоненькому ряду колокольчиков. Обои выбирала не я. Раньше это была материнская спальня, и, на мой вкус, обстановка тут слишком уж девчоночья. Я вздыхаю и пытаюсь снова заснуть, но все без толку. Мне вполне довольно трех часов сна в день. Если спать дольше, начинают сниться кошмары. Не то чтобы прямо ужасы, нет — воспоминания. Мне снится, как фенрис выламывает дверь. Как бабушка кричит по-немецки. Как смыкаются клыки на моих ногах, руках, на лице.

Такое кого угодно доведет до бессонницы.

Переворачиваюсь на другой бок и морщусь. Надо еще раз принять душ — на коже держится запах фенриса. Впрочем, иногда трудно сказать, есть ли запах на самом деле, или мне мерещится.

Фенрисы…

Я вздыхаю. Рози на меня в обиде, придется извиняться перед сестрой. Это нелегко объяснить, но когда мы с ней в ссоре, у меня возникает такое ощущение, что во мне что-то не так, словно в книжный шкаф небрежно свалили книги. И все равно я стараюсь защитить Рози — внутри все переворачивается при одной мысли о том, что она может допустить одну крошечную ошибку. Один промах — и все… Что я за охотник, если не сумею уберечь единственного близкого мне человека?!

Поэтому я и охочусь: убиваю чудовищ, которые коверкают жизни и разрушают семьи. Неизвестно, когда этому придет конец — передо мной нет финишной черты. Вот если бы уничтожить всех существующих фенрисов! Это похоже на мечты о выигрыше в лотерею, однако мечта есть мечта. О том, чтобы страх и тьма… исчезли.

Свешиваю ноги с края кровати и на цыпочках пробираюсь по истертому деревянному полу, переступаю через скрипучие половицы. Яркий солнечный свет льется в комнату через восьмиугольное оконце в коридоре. Потолочные балки и дверные ручки отбрасывают тени, которые испещрили наш пол пятнами и полосами, словно землю под сенью леса. В доме тихо, но снаружи в ветвях уже перекликаются птицы, на пастбище глухо мычат коровы. Люблю раннее утро: дома я чувствую себя, будто спрятавшись за потайной ширмой посреди бескрайних просторов юга.

Перешагиваю через Баламута и подкрадываюсь к комнате Рози. Кот — зубастый серый комок — с раздражением впускает когти мне в щиколотку. Стряхиваю его, и Баламут отпрыгивает с презрительным выражением на морде. Я берусь за дверную ручку и замираю.

Раз, два, три!

Распахиваю дверь, и она стукается о стену. Я кидаюсь вперед, в последний момент подпрыгиваю и падаю на Рози, которая дремлет в своей узкой кроватке. Сестра с воплем вскакивает, прижимая к груди розовое лоскутное одеяло. Волосы у нее взъерошены, глаза сонные.

— Какого черта?! — неуверенно спрашивает она.

Рози залезает обратно в постель и натягивает одеяло на голову.

— Извини за… вчерашнее происшествие, — смиренно говорю я.

— Ты за этим на меня напрыгнула? Ничего себе извинение!

— Нет, это… как обычно — твоя старшая сестра придуривается. А в качестве извинения… Можем сегодня взять фильм в прокате. Ты выбираешь.

Рози садится на постели и подозрительно смотрит на меня.

— Что, любой фильм?

Я сжимаю губы, пытаясь скрыть нелюбовь к вкусам Рози в вопросах выбора кино. Ей нравятся истории про любовь. А по-моему, это пустая трата времени.

Она скрещивает руки на груди. Я неохотно киваю.

— А еще в следующий раз ты отпустишь меня на охоту одну, — добавляет сестра.

— Обещаю… Обещаю, что постараюсь.

Рози закатывает глаза, но мы обе знаем, что большего ей от меня не дождаться.

— Ладно. Хотя бы пообещай, что в этот раз от кино не отвертишься.

— Обещаю.

— А еще пообещай, что выйдешь из моей комнаты и дашь мне поспать, — просит сестра и сползает под одеяло.

Баламут запрыгивает на кровать, сворачивается у Рози в ногах. Я со смехом выбегаю из спальни, захлопываю за собой дверь и сдавленно хихикаю. Рози раздраженно стонет из-за устроенного мною грохота. На что еще нужны старшие сестры? Утро продолжается.

Заскакиваю к себе в комнату, надеваю джинсы, стягиваю волосы в хвост, спускаюсь вниз и выскальзываю за дверь.

Наш двор, вплотную подходящий к коровьему пастбищу, зарос высокой травой и в основном занят огородом, за которым мы с Рози стараемся ухаживать. Я осматриваю грядки. Почти наступила пора сажать горох — если верить бабушке, это надо проделывать при лунном свете. Не уверена, что подобные указания имеют значение, но я все равно буду им следовать. Никогда не могла понять, делилась бабуля Марч мудростью или просто рассказывала сказки. Частенько она заменяла истории на ночь всякими умными мыслями из книг по философии или стишком, который помогал нам освоить немецкий. Мы впитывали все без разбору, даже не осознавая, чему бабушка на самом деле нас учит.

По-немецки я знаю только пару фраз, а вот философия мне запомнилась. Декарт, Юм, Платон… Я, прищурившись, смотрю на солнце. Мне особенно понравилась история, которую бабуля рассказывала несколько раз, прежде чем я догадалась, что это не просто выдумка.

— Давным-давно, — нараспев начинает бабуля Марч, расположившись в нашей с Рози общей спальне, — в пещере жил да был мальчик…

— А как его звали? — перебиваю я.

— Не важно.

— Но его должны были как-то звать!

— Ну хорошо, звали его… Джон. Он жил в пещере со своей сестрой Мэри, — продолжает бабушка, а мы с Рози льнем друг к другу под пушистыми одеялами. — Там они родились, там и жили всю свою жизнь и всегда держались в темной глубине, потому что у входа по стенам двигались огромные чудища. Джон и Мэри не знали, что чудища были просто тенями.

— Они боялись теней? — вмешивается Рози.

— Они ведь не знали, что чудища были тенями, внученька. Они думали, что это настоящие чудовища, которые нападут, если подойти к ним ближе. Как бы там ни было, в один прекрасный день в пещеру пришла их бабушка, взяла Джона с Мэри за руки, подвела внуков прямиком к чудищам, а потом объяснила, что это только тени, как те, что у нас здесь на стене.

Бабуля Марч указала на дальнюю стену спальни: кусты сирени за окном отбрасывали зловещие тени на штукатурку.

— И тогда, — продолжала бабуля, — бабушка вывела своих внуков на яркий-преяркий свет. У них сразу же заболели глаза, потому что они долго жили в пещере и ни разу не видели солнца. Было очень больно, и Джон подумал, что ему все снится. Он решил, что солнце и тени — это сон, а пещера и чудища — реальность. Так что Джон побежал назад в пещеру, уверенный, что бабушка над ним подшутила. А Мэри осталась снаружи. Ей тоже было больно, но она подождала, пока глаза привыкнут к яркому солнечному свету. Ну так скажите мне, внученьки, кто оказался умнее: Джон, который не поверил в солнце, потому что оно было непривычным и новым, или Мэри, которая позволила своим глазам привыкнуть к свету?