Ричард Лупофф - Как была открыта Гурская зона

В сфере религии наблюдалось возрождение древних культов морских богов, в частности Дагона.

«Хонсу» подстроился под очередную корректировку курса, вышел на сложную орбиту одной из лун, перешел на другую, облетел спутник кругом и вернулся, снова и снова описывая традиционный символ бесконечности.

Шотен щелкнул по диску — и опять засветился огромный смотровой экран внутри корабля, словно бы свободно повисая в воздухе на фоне двух лун и далекой сбрызнутой звездами тьмы. То и дело благодаря смещению двух вращающихся спутников и орбиты «Хонсу» вокруг и между них на экран выныривал и сам Юггот и проплывал перед глазами трех членов экипажа, так что один из маленьких миров, а то и оба, и окно предоставления данных матово накладывались на темный пульсирующий сплюснутый силуэт.

Шотен отдал приказ; кибербиоты послушно увеличили фрагменты поверхностного рельефа лун на экране данных. Воздвиглись вездесущие кратеры — но по мере приближения стало очевидно, что это не заостренные конусы типичного безвоздушного спутника, но укороченные, округлые изгибы, возникающие обычно под воздействием атмосферных условий. По жесту Шотена фокус сместился к ближайшему объекту. Над горизонтом меркли и перемигивались далекие звезды.

— Воздух! — воскликнул Шотен.

И Ньёрд с Гомати согласно повторили:

— Воздух. Воздух.

Шотен Бинаякья вывел «Хонсу» на нижнюю орбиту, огибающую лишь одну из лун-близнецов — ту самую, что Гомати самовольно окрестила Тогом. И снова изображение многократно увеличилось. В центре кратера обозначились какие-то странные очертания — структуры и формы, возведенные много веков назад сознательным разумом.

— Неужели здесь есть жизнь? — потрясенно охнул Ньёрд Фрейр.

Шотен, обратив к нему металлическое лицо, медленно покачал андрогинной головой.

— Сейчас уже нет. Никакого движения, никакого излучения, никакой отдачи энергии. Но когда-то…

Повисла многозначительная пауза. Слышалось только дыхание, да жужжание, да тихое пощелкивание и гудение механизмов «Хонсу».

— Когда-то… — повторил Шотен Бинаякья тем же холодным синтезированным голосом.

— Здесь мы и высадимся, — указала Шри Гомати. — После всех бесплодных исследований планет и их спутников, после того как сама великая Аструд до Муискос тщетно копалась в мусоре астероидного пояса, — наконец-то обнаружить следы жизни! Высадка будет здесь!

Шотен Бинаякья с энтузиазмом закивал, даже не дожидаясь согласия Ньёрда. В воздух взметнулась конечность, щелкнула по нужному диску. «Хонсу» вздрогнул и кругами пошел вниз, к решетчатым структурам на поверхности Тога.

Корабль основательно тряхнуло, корпус завибрировал: «Хонсу» опустился на поверхность луны — внутри выветренных стен кратера, менее чем в километре от выпуклых конструкций. Шотен «заморозил» кибербиотов, снизив их активность до поддерживающего уровня — не отключились лишь приемные устройства и телеметры. Пора было готовиться к выходу.

Ньёрд Фрейр и Шри Гомати натянули респираторы, закрывающие голову и плечи. Шотен активизировал набор устройств внутренней фильтрации внутри рециркуляционной системы жизнеобеспечения. Космопроходцы сняли показания внешних датчиков, закрыли люки, отошли от корабля и посмотрели туда, где возвышались не иначе как реликты неописуемой древности.

Плечом к плечу все трое направились к руинам: Ньёрд катил на моторизованном, гиростабилизированном колесном киберустройстве; Шотен Бинаякья, погромыхивая, перемещался на устойчивом и надежном гусеничном механизме; Шри Гомати шагала левой-правой, левой-правой — органические ноги закованы в скафандр с гибкими сочленениями-«гармошками»: ни дать ни взять анахроничная карикатура на космонавта Биполярной Техноконкурентной эпохи.

Остановились они в нескольких метрах от первого ряда сооружений. Подобно краям кратера, стены, колонны и арки были смяты, смягчены, сглажены выветриванием. Из втулки Ньёрдова кибернетического колеса молниеносно высунулось металлическое раздвижное щупальце. Смятый кубик из какого-то ныне размягченного камнеобразного материала упал в прах и в пыль.

Ньёрд обратил холодные серебряные глаза на спутников.

— Возможно, когда-то…

— Пойдем, — поманила Гомати. — Давайте осмотрим эти руины! — Голос ее срывался от волнения. — Кто знает, что они способны поведать нам о самих строителях! Вдруг удастся выяснить, зародились ли эти миры и их обитатели в нашей собственной системе или явились… откуда-то еще.

На последнем слове Гомати запрокинула лицо к небесам; остальные последовали ее примеру. На спутнике Тоге наступил полдень — или его аналог. До Солнца было так далеко — шестнадцать миллиардов километров, в два раза дальше, чем от Плутона в афелии, и в сто двадцать раз дальше, чем от Земли, — что для трех космопроходцев на поверхности Тога светило совершенно терялось в звездной черноте.

Но сам Юггот, непристойно раздутый и сплюснутый, нависал точно над головой; его поверхность заслоняла небеса — казалось, он вот-вот обрушится всей тяжестью и на «Хонсу», и на трех космопроходцев. А он между тем все пульсировал, пульсировал, пульсировал, как отвратительное сердце, бился, стучал, трепетал. Теперь и брат-близнец Тога — Гомати назвала его Ток — адским силуэтом проплыл через взбудораженный лик Юггота; округлая чернота спутника, иззубренная кратерами, роняла густые тени на бледные, подсвеченные розовым серые скалы Тога.

Чернота сперва обволокла «Хонсу», а затем разлилась по поверхности Тога и захлестнула троих исследователей, загасила пульсирующую красноту Юггота и погрузила мир в непроглядную тьму.

Гомати завороженно наблюдала за происходящим, но вот послышался мурлыкающий синтетический голос Шотена — и чары развеялись.

— Любопытное затенение, — отметил Шотен. — Но идем же, долг призывает. «Хонсу» производит автоматические измерения и телеметрирует данные обратно на Нептун. А отсюда, — и серебряные глаза замерцали в свете далеких звезд, пока кибернетический экстензор закреплял разнообразные устройства на литом корпусе, — мои собственные записывающие и телеметрические приборы пошлют информацию обратно на корабль.

Доктор Дастин стоял у изголовья кровати. Пациент пребывал в полубессознательном состоянии. Губы его двигались, но слов никто бы не расслышал. Рядом с кроватью устроились две старушки. Одна — его тетя Энни. Вторая — ее близкая подруга Эдна, она пришла не столько навестить умирающего племянника, сколько утешить опечаленную тетку.