Джозеф Ле Фаню - Тайна гостиницы Парящий Дракон

— Вы сказали, что полковник Гайяр однажды прожил у вас неделю.

— Да, господин.

— Как, по-вашему, он в своем уме?

Юноша выпучил глаза.

— Вполне.

— А за ним когда-нибудь замечались странные выходки?

— Ни разу, господин. Иногда, правда, бывает немного шумноват, но в целом это очень здравомыслящий человек.

— И что я должен думать? — пробормотал я, направляясь дальше. Вскоре вдали показались огни «Прекрасной Звезды». Возле дверей, в полосе лунного света, стояла карета, запряженная четверкой лошадей. В вестибюле шла яростная перебранка, в которой громче других раздавался голос полковника Гайяра.

Молодежь нередко с удовольствием наблюдает чужие ссоры. Однако чутье подсказало мне, что на этот раз мне не удастся остаться в стороне. Я ворвался в вестибюль. Главным героем в этом спектакле был, несомненно, полковник. Лицом к лицу с ним стоял старый граф де Сен-Алир в дорожном костюме; лицо его, как обычно, скрывал черный шелковый шарф. Полковник преграждал ему путь к экипажу. Чуть позади графиня в дорожном платье и черной вуали держала в руках белую розу. Полковник воплощал собой дьявольскую злобу и ненависть: на лбу его вздулись жилы, глаза выкатывались из орбит. Он выкрикивал страшные проклятия, скрипел зубами, на губах выступила пена. Вдруг он выхватил шпагу.

Хозяин гостиницы безуспешно пытался успокоить разъяренного постояльца. Два официанта, бледные от страха, беспомощно дрожали в стороне. Полковник визжал, топал ногами и размахивал обнаженной шпагой.

— Ах вы, кровавые хищные птицы! Как я вас сразу не узнал! Вот не думал, что у вас хватит наглости ездить по людным дорогами жить в гостиницах, под одной крышей с честными людьми! Вы… вы оба… вампиры, волки, упыри! Зовите жандармов, говорю вам! Попробуйте только шаг сделать к двери! Клянусь святым Петром я всеми дьяволами, отрублю вам головы!

На миг я застыл от изумления. Вот это да! Я подошел к даме — она в отчаянии оперлась на мою руку.

— О! Месье! — прошептала она. — Что это за безумец? Что нам делать? Он нас не пускает; он убьет моего мужа!

— Не бойтесь, мадам, — с романтической горячностью ответил я и встал между графом и Гайяром. Тот извергал ругательства. — Придержи язык и убирайся с дороги, грубиян, трус, невежа! — крикнул я.

Леди тихо ахнула, вознаградив меня за храбрость. Обезумевший вояка на миг изумленно замер, потом взмахнул шпагой, намереваясь разрубить меня пополам.

Глава 7.

Белая роза

Однако я оказался проворнее. Когда полковник, не видя ничего перед собой, замахнулся шпагой, я схватил трость и ударил его в висок тяжелым набалдашником. Он пошатнулся; я нанес еще один удар — он замертво рухнул на пол.

Меня захлестнула целая буря чувств, одновременно воинственных и радостных. В этот миг я не дал бы за жизнь полковника и ломаного гроша. Я переломил шпагу полковника пополам и выбросил обломки на улицу. Старый граф де Сен-Алир опустил глаза и, никого не поблагодарив, проворно ускользнул — бочком, бочком, в дверь, по лестнице, в карету. Я тотчас же оказался возле графини, брошенной на произвол судьбы, предложил ей руку и проводил к карете. Она вошла; я захлопнул дверцу. Никто не произнес ни слова. Я хотел спросить, не угодно ли графине дать мне какое-либо поручение. Рука моя легла на нижний край открытого окна.

Графиня робко накрыла мою руку ладонью. Едва не касаясь губами моей щеки, она торопливо шепнула:

— Может быть, я больше не увижу вас, но никогда, никогда не забуду. Прощайте. Бога ради, прощайте!

Я на мгновение сжал ее руку. Дрожащими пальцами она вложила мне в ладонь белую розу, которую прижимала к груди в продолжение трагической сцены.

Граф ничего не заметил — яростно чертыхаясь, он отдавал приказания слугам. Те еле двигались, будто оглушенные — дикое происшествие в вестибюле и мой ловкий выпад выбили их из колеи. Теперь, когда опасность миновала, они проворно вскочили на лошадей. Форейторы взмахнули кнутами, лошади рысью рванулись с места, и карета покатилась по тихой улочке в сторону Парижа, унося с собой мое самое драгоценное сокровище.

Я глядел вслед, пока экипаж не скрылся из виду.

С глубоким вздохом я спрятал на груди белую розу — прощальный залог любви, драгоценный тайный дар. Ничей нескромный взор не заметил, как она передала его мне.

Стараниями владельца гостиницы и его помощников раненый герой сотни боев был поднят с пола и водружен около стены. Для устойчивости его с двух сторон подперли чемоданами, влили в горло стакан бренди, не забыв включить его в счет. Впервые в жизни эта могучая глотка не сумела проглотить божественный напиток.

Послали за доктором. В этом городке практиковал бывший военный хирург, проворный лысый человечек в очках, после битвы при Эйлау отрезавший, по собственным подсчетам, восемьдесят семь ног и рук. Не так давно он ушел в отставку и, имея при себе лишь шпагу, пилу, пластырь да воспоминания о былой славе, поселился в родном городе. Осмотрев проломленный череп бравого полковника, сей эскулап пришел к выводу, что герой потерпел сильное сотрясение мозга и теперь будет вынужден продемонстрировать все свои хваленые способности к самозаживлению, причем менее чем двумя неделями в постели он не отделается.

У меня мурашки поползли по коже. Мне отнюдь не улыбалось, чтобы увеселительная поездка, в которой я намеревался срывать банки, разбивать сердца, но пришлось, как видите, разбивать головы, окончилась на виселице или на гильотине — я не знал, какое именно устройство узаконено теперь для смертной казни, слишком уж часто менялась политическая обстановка.

Апоплексически хрипящего полковника перенесли в комнату.

В дверях столовой меня ждал хозяин. Я хорошо знал важное правило: если вам довелось применить силу, то, сколь бы вескими ни были ваши оправдания, забудьте об экономии. Лучше превысить черту благоразумия в сто раз, чем оказаться хоть на йоту ниже нее. Поэтому я заказал бутылку самого лучшего вина, усадил хозяина за стол и щедро наливал ему в пропорции два стакана к одному своему. Затем выразил надежду, что он не откажется принять небольшой сувенир от гостя, восхищенного пребыванием в сей славной гостинице, и вложил ему в руку тридцать пять наполеондоров. При виде кошелька настроение хозяина, до той поры отнюдь не благосклонное, мгновенно переменилось к лучшему. Он проворно опустил монеты в карман, рассыпался в благодарностях, и я понял, что теперь между нами установились самые добрые отношения.

Я тотчас же завел разговор о разбитой голове полковника. Мы сошлись во мнении, что, если бы я не пристукнул его слегка своей тросточкой, он бы обезглавил половину постояльцев «Прекрасной Звезды». И каждый слуга в заведении готов был клятвенно подтвердить то же самое.