Пол Андреотта - Очищение огнем

— Какая красивая! — сказала Тереза.

Я положил фотографию обратно в маленький прозрачный конверт и сунул в бумажник. После этого в разговоре наступила пауза. Тишина казалась нескончаемой. Я взглянул на часы и с удивлением обнаружил, что наступил вечер. С сэндвичами я давно покончил. Должно быть, Тереза встала и разожгла огонь, потому что в очаге потрескивало. Куда-то провалился значительный отрезок времени. Я тряхнул головой.

— Что случилось?

— Ничего, — сказал я, — все в порядке.

Тереза присела на корточки возле очага, глядя на языки пламени. Еще одно странное ощущение: казалось, тепло идет от нее к огню, а не наоборот. Но было и что-то другое. Ее мысли. Они как будто возникали в языках огня, некоторое время витали над ее головой, потом собирались вместе и вдруг стремительно бросались на меня. «Прижми меня к своей груди», — приказывали они. Я был в странном оцепенении. Казалось, в течение целого часа Тереза поворачивала ко мне свою голову. Глаза ее поблескивали и какие-то блики играли возле губ. Еще один провал во времени. Когда сознание вернулось, я лежал с Терезой на сене. В голове звенели колокола… Медленно, медленно ее и мои губы сближались, я пил слюну, у которой был вкус рассветной росы. Губы Терезы, холодные и мягкие, едва разомкнулись, мои ребра начали неистово вздыматься и опускаться. Резко оторвавшись от Терезы, я вскочил на ноги, сознавая лишь одно: надо уходить. И как можно скорее.

Глава 4

Я вернулся в Париж в восемь утра, пробыв в пути всю ночь. Едва ли какой-нибудь муж был стремительнее меня в то утро, когда я поставил машину в гараж под домом, бросился со своим чемоданом к лифту, бесшумно просунул ключ в замочную скважину, тихо прикрыл за собой дверь и миновал прихожую. Ким притягивала меня как магнит на протяжении всего четырехсотмильного пути. Я хотел застать ее спящей. И получил то, что хотел, — пробуждение Ким. Еще не проснувшись, она улыбалась, словно человек, стоявший перед ней, был одним из образов ее сновидений. Она медленно воскресала, переносясь из одного чудесного мира в другой, столь же восхитительный. Из-под одеяла появились ее руки. Потом открылись глаза, чтобы тотчас закрыться снова, и послышался тихий смех — значит, она проснулась.

Я коснулся губами атласа ее шеи, вдыхая нежный аромат и ощущая блаженный покой, которого был лишен в течение поглотивших меня последних двух дней.

— Черноволосая моя, — прошептал я, — обожаю тебя. Вдруг она опять погрузилась в сон, потом снова пробудилась, на этот раз окончательно, улыбнулась и свернулась калачиком.

— Ты разбудил меня, — пожаловалась она. Только тут я заметил перемену: длинные черные волосы Ким больше не рассыпались по подушке.

— Ты не сердишься? — она поднялась на локте, покрутив пальцами над тем, что осталось от ее волос. — Скажи что-нибудь. Это только вначале шокирует, а потом ты привыкнешь. И они опять вырастут. Так выглядит гораздо лучше, ты не находишь?

— Гораздо лучше, — согласился я. У меня не было сил спорить, хотелось просто заключить мир лет на десять.

— А у меня есть для тебя подарок.

Она вынырнула из-под одеяла в чем мать родила и дотянулась до стула, который стоял в ногах кровати. Покопалась в лежащей на стуле сумке, она достала прядь волос, перевязанную черной ниткой.

— Значит, они не совсем потеряны для меня, — заметил я, засовывая волосы в маленький конверт, где хранилась фотография Ким.

— Очень мило с твоей стороны, что ты все так хорошо воспринял. — Она вернулась в постель. — Как твои дела?

— Ничего.

— Знаешь, золотисто-каштановые тона должны смягчить суровость стрижки.

— Я не против золотисто-каштановых тонов.

— Ты так мило все воспринял. Я боялась, что ты рассердишься, — она раскинула руки. — Ну, иди же разбуди меня.

— Нет. Сейчас я приму души освобожусь от всего этого бреда.

— Какого бреда?

— От статьи. Пока она у меня в голове. Всю дорогу обдумывал. Хочу скорее выложить все на бумагу и забыть.

— А нельзя с этим подождать?

— Нет, нельзя.

— Тогда я сварю тебе кофе. Ты вообще-то спал?

— Потом посплю.

Она принесла мне кофе. Даже выпив две чашки, я чувствовал себя разбитым и обессиленным, но как только сел за машинку, клавиши бешено застучали. Я опять видел старую крепость при свете луны, потом стога сена в залитой солнцем долине. И девушку, с которой, может быть, был знаком в прошлой жизни, грустное лицо мэра, стоявшего под лампой в холле гостиницы, и дорогу, проходившую за сто десять миль, экс-субпрефектуру с ее ветхими стенами, серый безобразный дом Бонафу, окруженный людьми, томимыми недугами и надеждой, и смерть, крадущуюся между ними с косой в руках. Дом, парк и магнитные поля Хьюстона. И хижину. Но тут я остановился. Я не стал упоминать в своей статье хижину. Пятнадцать страниц были готовы. Вложив их в большой конверт, я оставил его на полу перед входом в квартиру, запер дверь и позвонил в газету, чтобы прислали курьера. После этого я забрался в постель и тотчас погрузился в сон без сновидений.

На этот раз настала очередь Ким будить меня. Ее длинная, созданная для поцелуев шея, появилась у меня перед глазами.

Ким сообщила мне, что уже восемь часов вечера, а также, что мы должны обедать у Канавы. И уже опаздываем.

— Когда я женюсь на тебе, — сказал я, — мы положим конец всей этой светской жизни.

— Но ты уже женился на мне.

— Я намерен начать все сначала.

— Ты ничего не рассказал мне о своей поездке, — сказала она другим тоном.

— О, это было весьма поэтично.

Я пошел в ванную, намочил голову и начал бриться.

— Хорошенькая девушка, местное вино, заколдованный дом и таинственный парк — как в волшебной сказке.

— Чушь какая, — сказала она.

Именно так я и думал. Она примерила последовательно трое колготок, и третьи, — желтые, словно лютик, — по-видимому наилучшим образом подошли к ее настроению.

— А что это за девушка? Расскажи-ка. Конечно, она в тебя влюбилась.

— Точно.

— Ее покорила твоя любовь к природе?

— Точно.

— Иона готовила приворотное зелье и все такое?

— Возможно. Я не стал выяснять. Ким, а что, если мы не пойдем сегодня?

— Ты обещал на прошлой неделе.

— Стоит ли выполнять все обещания?

— Может, нам понравиться.

Ким была готова. Ярко-желтая юбка с разрезом, нечто вроде блузки горчичного цвета — один из ее сверхмодных костюмов. Новая прическа шла ей: глаза сияли, как у королевы, и, прислонившись к двери, она держала свою сумочку как скипетр.

— Может, нам все-таки остаться? — предложила она после долгого поцелуя.