Юрий Леж - Леж Юрий

   - Это точно, - кивнул репортерша, тем не менее чрезвычайно довольная и даже возбужденная единственно тем фактом, что едет в одной машине с настоящим князем. - Времена аристократов канули в Лету, но все-таки... да и всяческие аферисты, называясь, кто графами, кто баронами, отношение к вам подпортили.... но... по-настоящему голубая кровь, генеалогическое древо, уходящее корнями в домонгольские времена... это все-таки что-то...

   До развилки широкого, современного проспекта на две чуть более узких, уходящих вдаль, прочь из города улицы и стоящего на этой развилке высокого и длинного дома-параллелипипеда они доехали быстро, не успев толком ни о чем больше, кроме родословной Голицына, поговорить. И через просторное фойе первого этажа прошли быстро, темп задал сам подполковник, иначе бы Нина не преминула бы осмотреться перед входом в святая святых Жандармского Корпуса. Впрочем, рассматривать в фойе было нечего. Кадки с пальмами по углам, несколько дверей в кабинеты-приемные, возле которых чинно, молчаливо сидело с полдесятка людей и - всё. А вот настоящие тайны начались уже за неприметной служебной дверью, ведущей, как свидетельствовала надпись на ней, к лифтам.

   Очутившись вместе с Голицыным в узком тесном пенале-комнатке, Нина с удивлением подметила, как подполковник негромко поздоровался с кем-то невидимым, достал из кармана плаща свое удостоверение - солидную, черного цвета книжицу - показал, развернув, одной из стен, а потом... просто положил левую руку на небольшую тумбочку с матовой поверхностью, стоящую перед выходом из комнатного пенала. Что-то загудело, мгновенно вспыхнуло внутри тумбочки ярким светом, и подполковник, убрав руку, обернулся к Нине:

   - Теперь вы, милая барышня-репортер... Прошу...

   - А что это? - чуть опасливо уточнила девушка.

   - Не бойтесь, просто снимает отпечатки пальцев, - улыбнулся подполковник. - Заодно измеряет температуру тела, анализирует вашу ладонь на предмет материала, из которого она сделана... так что пройти, приложив к анализатору мертвую руку или пластиковый муляж, никак не получится...

   - Красота, - пробормотала Нина, выкладывая ладонь на тумбочку. - А в полиции до сих пор людям пальцы краской машут...

   И неожиданно покраснела, поймав взгляд подполковника на свои пальцы с обломанными, кое-где и обкусанными короткими ногтями. Но тут же взяла себя в руки и непроизвольно выпрямила и без того не сгорбленную спину. "Мало ли, что он привык ко всякому аристократическому маникюру-педикюру, - сердясь на себя за собственную мгновенную слабость, подумала Нина. - А мне вот некогда такими глупостями заниматься... весь день бегаешь, как савраска, по полицейским участкам и управлениям, по трущобам и закоулочкам, а потом еще вечерами, да ночами писать про все это приходится... Когда уж собой-то заниматься?"

   А вот Голицын на неухоженность её рук внимания не обратил. Просто уставившись взглядом на поверхность анализатора он вспомнил фразу из оперативной характеристики репортерши: "Обладает хорошо развитым интуитивным чувством на происшествия, благодаря чему часто оказывается в нужном месте едва ли не раньше полиции и других работников особых служб". Может быть, именно из-за этой особенности, а может быть и доверившись собственной, не менее развитой интуиции и решил подполковник Жандармского Корпуса пригласить к себе на экскурсию эту рыженькую, вихрастую девушку.

   - Что ж, теперь, когда вы, милая барышня-репортер, отмечены в наших архивах навеки вечные, прошу...

   Подполковник вновь распахнул перед Ниной дверь, как успел уже сделать это трижды за время короткого знакомства, и они вошли в кабинку лифта.

   - Служебный, - пояснил, заметив слегка недоуменный взгляд вокруг себя Нины, Голицын. - Идет с первого до пятнадцатого этажа без остановок, только в апартаменты моего отдела...

   "Хорошо, что всё так просто оказалось, а то уж всякая мистика начала мерещиться", - с облегчением подумала репортерша, привычным к мелочам взглядом отметившая отсутствие в лифтовой кабинке панели с многочисленными кнопками. Впрочем, это оказалось, пожалуй, единственной приметой попадания в сферу "особых служб", ну, если, конечно, не считать загадочного аппарата по снятию отпечатков пальцев и не только...

   Тот, кто называл себя Матвеем, проснулся после полудня, и это было непривычно и странно для него. По обыкновению, набив брюхо до отвала, он спал и по двенадцать, и по пятнадцать часов кряду, а тут и десяти не набралось. Но что-то тревожное, непонятное и беспокойное дернуло его еще во сне, заставило встрепенуться, вытягиваясь в струнку под тонким, шелковым покрывалом.

   Матвей приоткрыл глаза и некоторое время лежал неподвижно, по звериной привычке вслушиваясь, внюхиваясь, исподволь всматриваясь в окружающее его пространство. В доме было тихо, привычно пахло мужским парфюмом, чистым постельным бельем, пылью из старенького шифоньера. И, будто ответом на спокойствие и тишину, вновь накатило сытое, ленивое блаженство. Матвей уже давно не обращал внимания на такие резкие перепады настроения, интуитивно понимая, чувствуя, что именно так организм борется с нервным напряжением предельного внимания и концентрации, обязательными при пробуждении.

   Легким движением отбросив от себя покрывало, под которым он спал, Матвей потянулся всем телом, разминая слегка затекшие во сне мышцы, едва сдержался, чтобы не заурчать - сыто и блаженно, неторопливо поднялся с постели и направился в ванную. Простые человеческие привычки, вроде бритья и чистки зубов, не были ему чужды.

   После обычных утренних процедур Матвей выбрал в шифоньере самые простенькие, потрепанные брюки, неброский, однотонный свитерок и неопределенного цвета пиджачок, больше подошедший какому-нибудь начавшему спиваться мастеровому, чем тому, кто по ночам разгуливает затянутым в кожу с металлическими бляхами. Быть самим собой и одеваться так, как это ему нравится, Матвей мог не всегда, вот и сейчас был именно такой случай, что надо было маскироваться, выглядеть неброско, быть, как все. Наряд его завершила видавшая виды кепочка, под которую Матвей старательно заправил свои роскошные, чересчур роскошные для мужчины, волосы.

   Оглядев себя в небольшом зеркале, повешенном на стену в маленькой прихожей, разложив по карманам сопутствующие любому мужчине мелочи: ключи, папиросы и спички, носовой платок и разноцветные денежные купюры, - он вышел из дома.

   Квартирку эту, совсем неподалеку от центра города, но в старом, обветшалом, идущем в скором времени под снос здании Матвей снял на пару месяцев за полцены. Редко кто из приезжих соглашался жить без горячей воды, но с постоянными перебоями с электричеством, да при этом платить хозяевам полновесную цену. Впрочем, престарелая, хоть и бойкая на язык бабулька-владелица была рада-радёшенька уже тому, что Матвей заплатил сразу за два месяца вперед, а не так, как принято было повсюду - понедельно.