Гай Смит - Неофит

— Как умер мой папа? — внезапно спросил он и увидел, как старуха быстро открыла глубоко запавшие глаза, сердито сверкнула ими, потому что ее потревожили, укоризненно скорчилась.

— Не думай об этом, детка, — резко и раздраженно сказала она. — С ним случилось несчастье, может быть, когда ты вырастешь, мама расскажет тебе. Не мое дело. Но ты не плачь о нем, он был плохой.

— Почему плохой?

— Твоя мама тебе как-нибудь сама расскажет. А теперь посиди спокойно, дай старухе отдохнуть.

Джоби погрузился в молчание. Он вовсе не собирался плакать об отце, потому что Артур Тэррэт был далек от него. Он мало разговаривал, делал только то, что велела Хильда. Джоби часто мешал им, они отсылали его наверх в спальню, потому что он был им помехой. Иногда по ночам кто-то приходил, тогда все поднимались на чердак над его комнатой. Он слышал, как они там двигались, шептали что-то, в основном раздавался голос матери, но он натягивал на голову одеяло, чтобы заглушить все это. Он был любопытен, но боялся подслушивать.

Уже стемнело, когда мать наконец-то пришла за ним к миссис Клэтт. Женщины прошли в заднюю комнату, и некоторое время оттуда доносились их приглушенные голоса, и опять Джоби зажал себе уши, чтобы не слышать. Он не хотел этого слышать.

После смерти отца их дом как-то изменился. Он не знал почему, но в темноте ему становилось страшно, как будто исчез последний источник его защиты. Он не знал, от чего ему нужна была защита, кроме как от привидений, живущих в чулане под лестницей.

Через три дня после похорон мать облачилась в свои длинные, темные, летящие одежды: она всегда их надевала, когда к ней приходили люди, с которыми она поднималась на чердак. Он понял, что мать собралась куда-то идти, и его замутило от мысли, что его опять поведут к миссис Клэтт.

— Тебе не нравится миссис Клэтт, Джоби, правда? — Хильда Тэррэт говорила ласково, чуть улыбаясь.

Джоби помотал головой:

— Нет, и кот ее не нравится.

— Глупый, — она протянула руку и взъерошила ему волосы. — Но будет лучше, если ты привыкнешь к ней, потому что… Ну, может быть, тебе придется однажды перейти к ней жить.

— Нет! — пронзительно закричал Джоби, вложив в этот крик весь свой искренний протест.

— Миссис Клэтт — добрая женщина.

Ему показалось, что мать говорит как-то очень напряженно, будто выводит дрожащей рукой слова завещания, моля о том, чтобы еще долго не возникла необходимость выполнить его. Когда конверт с завещанием вскроют, человек будет уже мертв и погребен.

— Может статься, тебе и не надо будет идти с ней, но я бы была спокойна, если бы знала, что есть человек, который позаботится о тебе как следует, а иначе они могут забрать тебя в сиротский приют. Вот что, — внезапно тон ее изменился, стал неестественно веселым ради маленького мальчика, на случай, если тот начнет протестовать, не захочет оставаться один дома, точно так же, как он протестовал против того, чтобы его забрала миссис Клэтт. — Мне придется оставить тебя одного ненадолго, у меня важные дела. Я не стану заставлять тебя идти к миссис Клэтт, если ты пообещаешь быть умницей, когда останешься один.

Джоби кивнул; все, что угодно, лишь бы не идти к миссис Клэтт.

— Хорошо же, тогда слушай. Я могу вернуться засветло, и я хочу, чтобы ты сидел дома тихо. Не отвечай на стук в дверь, если кто-то придет, потому что у меня могут быть неприятности с полицией из-за того, что я оставляю тебя одного, а нам ведь этого совсем не нужно, верно? На столе в кухне джем, хлеб и пряник тебе к чаю. Я подложила в печь дров и закрыла заслонку, ты не должен ее трогать ни в коем случае. Если я не вернусь, когда начнет темнеть, ложись спать, закройся одеялом. Ты ведь уже большой мальчик, должен помогать матери, если ей надо уйти, как сегодня. Ты понял меня?

Джоби кивнул, мать поцеловала его в лоб и ушла, закрыв за собой дверь на ключ. Джоби почувствовал одиночество в этой внезапной пустоте. Не было никого, перед кем он должен бы был притворяться, и мальчик дал волю слезам. Впервые после смерти отца он так сильно плакал. Ему стало полегче, он проголодался и пошел в кухню, где съел хлеб с джемом и пару кусков имбирного пряника, который накануне испекла мать.

В комнате стало темнеть, прежде чем он понял, что наступил вечер. Где-то вдалеке прогромыхал гром. К нему вернулась тревога, вернулись все его детские страхи. Он посмотрел на дверцу чулана, чтобы убедиться, что она заперта, ему показалось, что изнутри раздаются какие-то звуки, как будто кто-то пытается открыть ее, от чего дерево заскрипело. Тогда он бросился бежать по шатким ступенькам наверх и вскоре уже лежал в постели, накрывшись с головой одеялом, как велела мать, прислушиваясь к раскатам грома.

Было темно, он ничего не видел. Он крепко закрыл глаза, дрожа под одеялом, прислушиваясь. Какие-то непонятные звуки, самые страшные. Он попытался заткнуть уши, чтобы не слышать, но не смог.

Звуки были какие-то скрипучие, как будто кто-то надавливал на дерево, такой звук раздавался, когда мать закрывала Джоби в чулане и запирала его дверцу, а он в ужасе толкал ее, пытаясь выйти. Она скрипела от его усилий, но запор был достаточно крепок, так что он зря тратил время. И сейчас происходило то же самое: что-то пыталось выйти оттуда!

От слепого ужаса он свернулся калачиком, почти задохнулся во влажной духоте постели. Оно не сможет вылезти из чулана, это невозможно. Неужели невозможно? Но если бы оно и вылезло, оно не знает, что он здесь. Неужели не знает?

Чей-то шепот; он не сразу различил голоса, затаив дыхание, пытаясь определить, откуда они доносились. Гром грохотал вовсю, гроза бушевала прямо над их домом, как будто тысячи диких существ, пытавшихся освободить то, что притаилось здесь, наконец-то пришли за Джоби, чего он всегда боялся. Голоса продолжали звучать, произнося смесь бессмысленных слов… наверху, на чердаке! Конечно, откуда бы им еще доноситься; он словно слышал повторение шума тех сборищ, которые устраивала мать с незнакомыми людьми, появлявшимися в темноте. Все происходило вновь, но только в доме никого не было, кроме него. Никого… Живого!

Он тихо плакал, беззвучно шевеля губами, звал мать. С ней бы не было так страшно. Дом дрожал от ударов грома, вспышки молнии освещали его постель. Кто-то умрет сегодня, Джоби, может быть, ты!

Бесконечное смятение, шум и страх. Джоби весь сжался, снова стал молить о том, чтобы поскорее вернулась мать. Но она не пришла, и в конце концов мальчик в изнеможении провалился в сон, все еще слыша шепот, скрип дверцы чулана, потому что кто-то толкал ее изнутри, стихающие раскаты грома; злые силы иссякли, им не удалось освободить духов, томящихся в доме.