Пол Доуэрти - Маска Ра

Осужденный преступник убил жену и ее любовника, а перед уходом перевернул горевшие масляные лампы, в результате чего богатый дом старшего чина египетской армии превратился в огненный ад, поглотивший дома соседей, а также жилище его собственных слуг. Кроме двух жертв, из-под руин извлекли еще семь обугленных трупов. Амеротк знал, что погребальные обряды не могли совершаться при повреждении тела. Души покойных лишались возможности перейти в загробную жизнь, и поэтому этот преступник был виновен не только в убийстве, но и в кощунстве. Помощники палача остановились по сторонам прочной двери из ливанского кедра, скрепленной для большей прочности медными полосами. Глухую темноту каземата нарушал только дрожащий свет одиноких факелов, закрепленных в стенных нишах. В центре, обнажив мечи, стояли двое солдат-наемников. В дальнем углу на низкой постели из тростника сидел человек. На нем была только короткая заношенная набедренная повязка и сандалии из папируса. Рядом с постелью стоял сам главный палач, одетый в черный со складками схенти с золотой каймой. Лицо его, как требовал обычай, прикрывала маска шакала из вываренной кожи, окрашенной в черный цвет, а уши, морда и пасть были сверху позолочены.

– Я здесь, – объявил Амеротк.

– Ты – Амеротк, главный судья в Зале Двух Истин храма Маат, – проговорил палач, указывая на него церемониальным топором с двумя обухами.

Голос под маской звучал глухо. – Ты здесь, чтобы наблюдать за исполнением приговора. Мы ждем теперь только святого отца, верховного жреца Сетоса.

Амеротк ответил поклоном. Он знал ритуал. Верховный жрец Амона Сетос, Глаза и Уши Фараона, занимал пост прокурора короны. В его обязанности входило вести судебные дела и следить за совершением правосудия фараона. Амеротку часто приходилось сталкиваться с ним по долгу службы, но это лишь укрепляло существующие между ними дружеские связи.

Сетос являлся судьей и жрецом и был, как Амеротк, дитя царствующего дома. Воспитание и образование его проходило при дворе Тутмоса I, фараона, достойного почитания, но очень коварного, которому удалось отбросить врагов от границ Египта, прежде чем он отправился в вечное путешествие к дальним горизонтам.

Амеротк изо всех сил старался не смотреть на приговоренного. Если бы тот заметил искру жалости в глазах судьи, то стал бы на коленях молить о пощаде, как это делали другие. Как бы то ни было, приговор был вынесен, и теперь только фараон может его отменить. А фараон всего лишь семилетний ребенок. Но, если верить слухам, фараона небыло вообще. Внезапная смерть Тутмоса II ввергла царствующий дом в пучину хаоса, и Фивы захлестнула волна слухов и пересудов.

Амеротк услышал шаги и, полуобернувшись, увидел Сетоса. Гладко выбритая голова прокурора была смазана маслами. Одеяние из белого полотна, заложенное складками, дополняли обрамленные золотом сандалии в форме пальмовых листьев. Свет, падавший на ожерелье на его шее, заставлял переливаться зелеными и фиолетовыми огнями изумруды и аметисты. Прикрывая спину, с плеча его ниспадала накидка из леопардовой шкуры, отличающая верховного жреца. При каждом движении качалась и блестела серебряная серьга, вдетая в мочку уха.

Главный палач выполнил полагающийся ритуал приветствия. Сетос поклонился и отвечал сильным и глубоким грудным голосом:

– Я прибыл в Дом Тьмы проследить за исполнением приговора фараона, любимца Амона-Ра, ока Гора, владыки Обеих Земель, благословленного Осирисом.

Он повернулся к Амеротку с сочувственной улыбкой. Главный судья плотно сжал губы. Они хорошо поняли друг друга. Обоим не доставляли удовольствия подобные зрелища.

– Привести приговор в исполнение в присутствии свидетелей! – объявил Сетос.

Палач поднял топор и легко ударил им по плечам осужденного.

– Хочешь что-либо сказать?

– Да, – поспешно откликнулся приговоренный, поднимаясь с колен.

Только теперь Амеротк заметил, что осужденный был скован по рукам и ногам. С трудом ступая, он двинулся вперед, за ним неотступно следовали палачи в масках. Насторожились и стражники в своих углах.

– Я не хотел ничего плохого, – криво усмехнулся приговоренный и с поклоном обратился к Амеротку. – Господин судья, вершащий праведный суд, – он впился взглядом в Амеротка, – вы проверили показания?

– Все сведенья, что были представлены суду, проверены, – ответил Амеротк. – Ты старался представить дело так, как будто ты отправился в свой полк в пустыне к северу от Фив. По твоим словам, тебе хотелось воспользоваться прохладой ночи. Твой возничий под присягой подтвердил твои объяснения. – Амеротк умолк, потирая выгравированные на перстнях знаки Маат. – Однако, – продолжал он, – тот, кто проник в твой дом глухой ночью, хорошо знал, куда идти, даже без света. Твои соседи показали, что дом был погружен во тьму. Только ты мог так хорошо знать дорогу. И более того. Устроить такой пожар мог только тот, кто знал о хранившемся в подвалах масле и запасах тростника в кладовой.

– Твой возничий солгал, – заметил Сетос. – И теперь он в тюрьме в Красных землях. Он останется там до конца дней, предаваясь размышлениям о своей лжи, хотя следует отдать должное его преданности.

– Ты виновен, – изрек Амеротк. – Неужели ты осмелишься солгать богам? Душа твоя скоро окажется на чаше весов, а на другую чашу ляжет перо истины богини Маат.

– Да, я убил жену, – с тяжелым вздохом признался приговоренный. – Но я любил ее, любил больше жизни. А вы знаете, господа, что значит смотреть в глаза женщине, слышать ее признания в любви, а в глубине души знать о ее лжи.

– Приговор должен свершиться, – глухо пророкотал палач.

– Тогда дайте мне чашу, – повернулся к нему приговоренный.

Палач взял глубокую чашу из зеленого камня с золотым ободком и передал ему.

– Что мне следует делать?

– Ничего, – тихо ответил палач, – выпей, и все. – А что потом? – нервно спросил осужденный.

– Когда выпьешь все вино, ходи, пока не почувствуешь слабость в ногах, затем ложись на постель.

Не отрывая взгляд от Амеротка, осужденный принял чашу с бесстрастным лицом. Словно провозглашая тост, он молча поднял ее и залпом выпил отравленное вино.

Амеротк старался прогнать знакомый холодок. Всегда происходит одно и то же. Чаще всего приговоренные выпивали яд, цепенея от холода надвигающейся тьмы. Амеротк мысленно молил богов, чтобы палач выполнил свои обязанности как следует, и порция яда в вине оказалась достаточной, чтобы исключить продолжения агонии. Уставясь в пол, Амеротк думал о своем. Ему приходилось слышать о том, что приговоренным, таким как этот офицер, отрешенным от суетности жизни, открывались скрытые истины. Неужели этот человек что-то уловил во взгляде Амеротка? Могло ли так случиться, что в глазах судьи, при говорившего его к смерти, он увидел отражение душевной муки, которую вызывали подозрения, что его красавица жена любила когда-то и, возможно, продолжает любить другого? И как Амеротку в этот же день предстояло судить этого вероятного любовника Мелото, начальника охраны, обвиняемого в недобросовестной заботе о своем любимом фараоне? Сетос откашлялся, чем вывел Амеротка из задумчивости. Глаза и Уши Фараона тоже чувствовал напряжение и переступал с ноги на ногу, чтобы немного его ослабить. Приговоренный ходил взад и вперед по своему каземату, позвякивая цепями.