Юрий Бурносов - Чудовищ нет

— Могилку проведать? — спросила она, щурясь и улыбаясь.

— Нет, бабушка, так, посмотреть, — сказала Лорка.

Бабка внимательно поглядела на нее, улыбка сползла с ее симпатичного личика.

— А понапрасну шляться — на то стадионы есть. И кино с танцами.

— Да мы ничего, — встрял Стасик. — Мы историки.

— А историкам в музей надо иттить, — сказала бабка злобно и меленько перекрестилась. — Альбо в планетарий.

Бочком пробравшись мимо бабки, мы прошли внутрь и остановились на развилке, от которой расходились посыпанные светлым речным песком тропинки.

— Чего эта Тортилла окрысилась? — спросил Стасик в недоумении.

— Цветов не купили…

— А по-моему, мы ей не понравились, — сказал Стасик.

Лорка пожала плечами:

— Я на стареньких людей никогда не обижаюсь. Им все нужно прощать.

— Этак на голову сядут… — проворчал Стасик. — Дорогие мои старики, дайте я вас сейчас расцелую… во все доступные места… Куда идем-то?

— А все равно.

— Тогда пойдем ангела посмотрим. Видала ангела?

Ангелом именовался надгробный памятник какому-то купцу или чиновнику в самой глубине кладбища, в старинной его части. Надпись не то скололи, не то сама затерлась с годами, осталась лишь одна дата — «1838». Сама фигура ангела пострадала не меньше надписи — крылья были оббиты, равно как и голова. И все равно памятник выглядел величественно, возвышаясь над ржавыми коваными крестами.

— А вот тоже красивый, — кивнул Стасик на монолит черного камня.

Там, насколько я помнил, было написано что-то в стихах про усопшего младенца, который теперь играет в раю с ангелочками, но Лорку памятники и эпитафии не интересовали. Она обеспокоенно оглядывалась по сторонам, поэтому я спросил:

— Случилось что?

— Н-нет… ничего…

Но что-то случилось, и я это видел. Не так уж плохо я узнал Лорку за время знакомства.

— Щас зомби вылезет, — прикололся Стасик. — И начнет нас грызть. «Возвращение живых мертвецов», помнишь, там панки на кладбище пришли?

— Пошел ты!.. — махнул я на него рукой. — Малдер.

— Сам ты Малдер!

— Тихо, — попросила Лорка. — Тихо, ребята.

Мы замолчали и прислушались. На кладбище царила привычная покойная тишина, нарушаемая только ворчанием ворон высоко над головами и неожиданно далеким шумом городских улиц. Я внезапно подумал о том, что подо мной, метрах в двух или в полутора, лежит мертвое тело… И не одно — десятки, сотни, совсем рядом… Истлевшие одежды, голые кости… Или не голые? Или они только и ждут, чтобы вот так любопытные люди пришли к ним на могилы, и тянутся, тянутся к нам сквозь пронизанную травяными корнями землю…

Чтобы укусить. Съесть.

Тьфу ты, пакость! И Стасик сволочь, напомнил же.

— Я ничего не слышу, — сказал Стасик.

— А ты ничего и не должен слышать, — сказала Лорка.

Тогда чего говоришь: «Тише, тише!»?

— Я тишину и слушала, — сказала Лорка.

Стасик не нашелся что сказать и притих.

Мы еще немного побродили по дорожкам. Старая часть кладбища уверенно зарастала высокой травой, крапивой и какими-то розовыми цветочками. Братская могила, где были похоронены погибшие при освобождении города от немцев солдаты, практически скрылась в зарослях, только край большой облупившейся звезды торчал сверху.

— А на северной стороне авторитетов хоронят. Быков всяких, — поделился Стасик информацией. — Памятники из мрамора, статуи… Цветы…

— Это ж не солдаты, — хмуро сказал я. — У них небось денег вагон.

— Ну уж траву могли бы скосить.

— Вот и займись. Скоси. А то ныть все мастера. Или директору кладбища напиши. «Посетив вверенное вам кладбище, остался весьма недоволен»… Ну и так далее. «Прошу принять меры. С приветом, Стасик».

— А я что… Я ничего.

— А где ваш гараж? — спросила Лорка.

— Щас покажу, — буркнул Стасик.

4

С кладбища мы вышли подавленные. В голове у меня вертелась дурацкая «юдоль скорби» — где ж я такое вычитал, а? Бабка с цветами исчезла, зато появился мужик с лопатой. Сидя у стены, он курил папироску, лопата лежала на траве, возле босых ног с огромными черными ногтями. Мужик был голый по пояс, и на его бледной безволосой коже синели уродливые зоновские татуировки — церковь, игральные карты, окровавленный кинжал. Могильщик, что ли?

На нас он не обратил никакого внимания, так и сидел, грелся на солнышке. Рядом с мужиком на расстеленной газетке лежали банка рыбных тефтелей (по восемь двадцать, я такие сам люблю), кусок булки, складной ножик и нераскупоренная четвертинка водки «Исток».

— Вот такой даст лопатой по башке, и — в могилку, — заметил Стасик, когда мы отошли на почтительное расстояние.

— Нужен ты ему…

— Это ты не нужен, а у меня часы. — Стасик поднял руку и продемонстрировал свои «Тиссо» — родители подарили за успешное окончание и победу в городской исторической олимпиаде.

Часы, конечно, хорошие, но вряд ли этот кладбищенский ханыга отличит их от «Полета», о чем я и проинформировал Стасика.

— Завидуй, — надулся он.

Лорка сказала:

— Брэйк! Что-то вы после кладбища разошлись.

— А кто нас туда поволок? «Ах, покойнички! Ах, черепушечки!» — принялся ехидничать Стасик, но Лорка убийственно взглянула на него, и он замолчал. Вот бы мне так Стасика глушить…

— Хватит вам, — примирительно сказал я. — Может, мороженого дернем?

— Лучше пивка, — сказал Стасик.

— Я вопросительно посмотрел на Лорку.

— Можно и пивка, — сказала она. — Только сначала гараж.

— А… Дался он тебе!

— Ладно, тут же рядом, — вступился я, хотя и сам не понимал, зачем дался Лорке Стасиков гараж.

Ряд стандартных белокирпичных гаражей с одинаковыми сварными воротами, изготовленными местной артелью, тянулся вдоль южной оконечности кладбища. С одной стороны — кладбищенская стенка, которая здесь, в тылах «юдоли скорби», осыпалась и разваливалась, с другой — гаражи, какие-то пустые цистерны, брошенные остовы легковушек. Сейчас здесь было малолюдно: дедок чинил оранжевый «Москвич», несколько мужиков с натугой выталкивали из другого гаража пыльный «рафик» с выбитыми стеклами, а вон и Стасикова батяни гараж, с черной дверью и кодовым замком. В гараже стоял темно-зеленый «пассат», на котором семейство крайне редко ездило на природу или в Москву.

— Вон он, — показал Стасик. — Гараж как гараж, насмотрелась?

— А где твой папа видел страшилку?

— Да тут где-то… Вон в стенке дырок сколько. Да и не все ли равно, причудилось человеку, с кем не бывает…