Евгения Грановская - Ведьма придет за тобой

– Прошу прощения, но я… – начал было он, однако доктор его перебил:

– Глеб Олегович, вы можете приехать?

Корсак слегка опешил.

– Когда? – растерянно спросил он.

– Когда сможете. Но чем быстрее, тем лучше.

Глеб задумался.

– Хорошо. Я буду у вас ровно в полдень. Называйте адрес.

Чурсин продиктовал адрес. Глеб сказал, что запомнил, попрощался и положил трубку. После чего сделал музыку погромче и смешал себе новый коктейль.

3

Евгений Борисович Чурсин, высокий, сутуловатый, в белом халате и очках в золотой оправе, неторопливо прохаживался перед кроватью, в которой сидел, навалившись спиной на подушки, Андрей Темченко.

– Восемнадцать лет назад вы попали под грузовик, – вещал доктор. – Он переломал почти все ваши кости.

– Но вы же их «склеили»!

Чурсин строго взглянул на пациента сквозь стекла очков и сказал:

– Милый мой, вы восемнадцать лет находились без движения. Ваши кости стали хрупкими, но это еще полбеды. В ваших суставах и сосудах за это время произошли патологические изменения.

– Да, вы об этом уже говорили. Скажите лучше, я стану здоровым? У меня есть шансы?

– Есть. Но немного.

– Спасибо за прямоту.

Доктор остановился и поправил пальцем очки.

– Резервы вашего организма велики, но не безграничны. Восстановление будет тяжелым и болезненным. Если случится закупорка сосудов или даже простая кишечная инфекция – вы можете умереть.

– Я чувствую себя намного лучше, чем пару дней назад, – возразил Темченко. – Завтра или послезавтра могу попробовать встать на ноги.

– На ноги? – Чурсин усмехнулся. – Хорошо. Я вам докажу. Вытяните руки перед собой. Да-да, просто вытяните, смелее!

Темченко поднял руки и вытянул их перед собой. Однако продержать их так смог не больше пяти секунд, после чего они упали на одеяло.

– Вот видите, – произнес доктор без торжества, но с легким упреком. – Все должно происходить постепенно. Считайте, что вы заново родились на свет меньше двух недель назад. Разве двухнедельный младенец пытается встать на ноги?

– Мне сорок лет, – хмуро сказал Темченко.

Доктор вздохнул.

– Что ж… Вижу, вы очень упорный человек. Хорошо, завтра мы начнем курс мышечной реабилитации. Но главное ваше правило – постепенность. Никаких резких движений. Никакой самодеятельности. Все должно идти по намеченному плану. Вы меня поняли?

– Понял.

– Ваша новая жизнь только начинается. Вы будете заново учиться ходить, садиться, вставать, водить машину, накачивать мускулы… Не торопить события, но и не терять веру. Вы поняли, что я сказал?

Темченко вздохнул.

– Понял, доктор. Я не дегенерат.

– Станете дегенератом, если попытаетесь форсировать события, и наживете себе осложнения. А пока…

Дверь кабинета приоткрылась.

– Евгений Борисович? – услышали они голос Лизы.

– Что там еще? – обернулся Чурсин.

– Можно вас?

– Да, сейчас. – Доктор снова взглянул на Темченко. – Никакой самодеятельности! – повторил он. И вышел из палаты.

В коридоре Лиза дождалась, пока он прикроет за собой дверь, и сказала:

– Евгений Борисович, пришел журналист, которому вы звонили. Глеб Корсак.

– Пришел? Отлично! Где он?

– Вон – сидит в кресле. Я позволила ему пройти.

– Хорошо. Пойду его подготовлю.

Доктор сунул руки в карманы халата и зашагал к Глебу. Тот, завидев Чурсина, поднялся ему навстречу.

– Глеб Олегович? – с улыбкой осведомился доктор.

– Да. Ваш пациент хотел меня видеть.

– Да-да, сейчас я вас к нему проведу! – кивнул доктор и пожал журналисту руку.

Глеб достал из кармана электронную сигарету и сунул в рот.

– Простите, но у нас нельзя курить, – сказал Чурсин.

– Она электронная.

– Даже электронные.

Глеб молча убрал сигарету обратно в карман и вопросительно посмотрел на врача.

– Перед тем, как вы встретитесь, я должен кое-что вам объяснить, – сказал тот. – Пациент Андрей Темченко всего одиннадцать дней назад вышел из комы.

– Вот как, – неопределенно проговорил Корсак. – И сколько он спал?

– Восемнадцать лет.

Лицо Глеба вытянулось.

– Сколько-сколько?

– Восемнадцать лет, – повторил Чурсин. – Он впал в кому после того, как его сбила машина. Случилось это на трассе, вокруг лес. Темченко получил множественные переломы. У него было сотрясение мозга и еще много чего.

– Сочувствую парню. Но почему он позвал меня?

– Дело в том, что он почти ничего не помнит о своей жизни до аварии. Ваше имя было вторым, которое он вспомнил – после своего собственного.

Глеб задумчиво сдвинул брови.

– Он говорил, откуда меня знает?

Доктор покачал головой:

– Нет. Он помнит только ваше имя – Глеб Корсак.

– Уверен, что я не единственный Глеб Корсак на свете.

– Да, но он попросил позвать именно вас. – Чурсин улыбнулся. – Он увидел вашу фамилию под журнальной статьей.

– Хорошо, что не на заборе, – заметил Глеб. – И чего ему от меня нужно?

– А разве это не очевидно? Андрей Темченко пытается вернуть себе воспоминания.

– С моей помощью?

– Да. – Доктор выжидательно посмотрел на Глеба. – Подумайте. Припомните. Быть может, вам знакомо его имя? Андрей Темченко.

– Похоже, моя память тоже не совсем в порядке, – иронично произнес Корсак.

– Ладно, – смирился Чурсин. – Но вам все равно следует с ним поговорить. На беседу у вас есть пять минут. Не больше. Пациент еще слишком слаб.

– Думаю, мне хватит и минуты, – ответил Глеб. – Куда идти?

Когда Глеб вошел в палату, Андрей Темченко был там не один. Рядом с его кроватью сидела на белом табурете молоденькая медсестра, хрупкая, похожая на подростка. У нее было усталое лицо с правильными, тонкими чертами и большие зеленые глаза. Завидев Глеба, она хотела подняться с табурета, но пациент удержал ее за руку.

– Подождите, Лиза. Останьтесь.

Девушка покраснела и бросила на Глеба смущенный взгляд.

– Но вам ведь нужно поговорить.

– Вы нам не помешаете, – тихо произнес Темченко.

Он посмотрел на вошедшего.

– Вы Глеб Корсак?

– Точно, – кивнул тот. – А вы Андрей Темченко?

– Верно. – Рыжий мужчина слабо улыбнулся сухими, бесцветными губами. – Я видел вашу статью. И подпись под ней.

– И как вам статья?

– Не знаю, не читал.

– Значит, вас вдохновила подпись? Я всегда говорил, что мне повезло с именем и фамилией, – ухмыльнулся Глеб.

Темченко тоже попытался улыбнуться, но улыбка вышла вялой и ненатуральной.

– Мне не так сильно повезло, – сказал он, – судя по тому, что вы меня не помните. Не против, если мы перейдем на «ты»? Мы ведь, наверное, ровесники.