Гниль - Владимир Голубь
Мутило. Кружилась голова.
Взвыв, я вслепую взмахнул другой рукой, пытаясь защититься от уродливых челюстей. Пальцы схватились за что-то твердое, и я рванул их на себя, обдав лицо еще одной порцией вязкой жижи.
Вдруг наступила тишина. Не было ни рычания, ни визга.
Я разлепил глаза и увидел в своей уцелевшей руке оторванную нижнюю челюсть. Но… она уже принадлежала трупу, была мертва.
С ужасом я поднял взгляд и увидел, что под отнятой мной нижней челюстью показался острый подбородок, покрытый мелкими ранками. Кожаное лицо, потеряв опору, сползло вниз и с чавканьем упало в снег, обнажая шокирующую картину.
— Ма… Мама?
Отказываясь верить, я сдавленно выдохнул.
Покрытое грязью лицо, некогда красивое, с яркой радостной улыбкой, ныне напоминало оживший кошмар. Скулы, лоб, нос – все было изъедено сепсисом, и знакомые очертания едва угадывались в этом окровавленном куске мяса, скалящимся на меня кривыми зубами, частично выпавшими из-за воспалений.
При звуке моего голоса в серых глазах на миг мелькнула частичка сознания. Взгляд ее прояснился, и с покусанных губ сорвался слабый дрожащий голос:
— А что я могла сделать? Он хотел бросить нас…
На снег закапали слезы.
— Он хотел бросить меня… Мы были ему не нужны…
Сочащаяся изо рта слюна вдруг приобрела желтый оттенок, и вместе с облачком горячего пара дыхнуло вонью протухшего молока.
— Это все твоя вина! — постепенно ее голос обретал силу, переплетаясь с утробным звериным рычанием. — Твоя вина, что он решил меня бросить. И такая твоя благодарность?!
Она схватила меня за ворот. Крючковатые пальцы с облезлой кожей поползли вверх, пока не обхватили мое горло.
— Кх-х-х!..
Я схватился за ее руки, но оказался многократно слабее, и железная хватка на моей шее стала постепенно усиливаться.
— Теперь ты тоже хочешь меня оставить?
Я брыкался, бил ногами о землю. Пытался извернуться, чтобы выползти из ее смертельных объятий, пока внутри меня что-то сдавленно хрустело, поддаваясь неумолимой внешней силе.
— Я не позволю. Не позволю!
Меня начало трясти. Затылок раз за разом бился о бетон, и после нескольких тяжелых ударов подряд я обессиленно разжал пальцы, повиснув в ее руках как тряпичная кукла.
— Мы станем одним целым! Мы сольемся воедино, и больше никто из вас меня не бросит! Мы будем вместе!
Шмяк… Шмяк… Шмяк…
— Вместе!
Было уже не больно. Только чавкало что-то на задворках угасающего сознания, будто лопался переспелый арбуз.
— Вместе навсегда!
Белый снег растаял от жара крови.
Огромное существо, бывшее моей матерью, бесновалось на моих останках, заталкивая их кусок за куском в свою пасть. Даже не пытаясь пережевывать, оно глотало мое мясо и внутренности, оставляя лишь изорванную кожу, чтобы потом пришить к своему жуткому костюму новые части.
Пожирая меня, оно становилось со мной единым целым…
Эпилог. Ответственность
Сознание вернулось ко мне на том же диване.
Валентин Петрович сидел напротив, наблюдая за мной через прозрачные линзы, и медленно покачивал из стороны в сторону закинутой на колено ногой.
— Прошу прощения, — увидев мои открытые глаза, сразу же извинился он. — Мне все же пришлось вызвать полицию и медиков. Они ждут за дверью. Я попросил их повременить, чтобы избежать ненужной суеты.
Рука невольно потянулась к лицу. Пальцы коснулись прохладного лба и скользнули вниз к подбородку.
— Да… понимаю…
— Как прошло ваше путешествие? Вы узнали для себя нечто полезное?
С губ сорвался усталый вздох.
— Можно и так сказать. Многое… вспомнилось.
— И это объяснило ваши проблемы?
— Мм-м. Думаю, объяснило.
Валентин Петрович улыбнулся. С грустью, но ободряюще.
— Я рад, что у меня получилось вам немного помочь. Полагаю, в дальнейшем вами займутся мои коллеги. Я попрошу знакомого приглядеть за вашей ситуацией и буду вас навещать, так что не бойтесь, вы не останетесь в одиночестве.
— Спасибо, — последовал мой искренний ответ. — Правда, спасибо.
— Не стоит. Редко кто даже из здоровых людей способен принять ответственность за свои поступки. Вы на верном пути. Главное теперь с него не сбиться.
С тихим шлепком на пол упал влажный лоскут, оставляя после себя неприятное вязкое ощущение на лице.
Взгляд упал на ладони.
Теперь мне было видно все с предельной ясностью. Как оказалось, руки мои казались липкими вовсе не от пота, а от спекшейся крови, покрывавшей их от кончиков длинных обломанных ногтей, покрытых облупившимся лаком, и до середины предплечья, обнажавшего застарелые поперечные шрамы.
— Полагаю, Леонид…
— Не стоит, — прервала его я, чувствуя, как глаза щиплет от подступающих слез. — Пожалуйста, не говорите это… Я сама знаю… что сделала со своим мужем…
Просторный кабинет наполнился сдавленными рыданиями.
Валентин Петрович поднялся с кресла. Его сочувствующий взгляд обжег мою сгорбленную спину, и мужчина коротко постучал по двери, приглашая санитаров внутрь.
— Мне искренне вас жаль, — сказал он напоследок, глядя куда-то в пустоту. — И вашего мужа. Иногда с людьми просто случаются вещи, которые ломают их разум. Стоит ли их за это винить?
С губ сорвался усталый вздох.
— Но и не винить тоже невозможно.
