Кристофер Мур - Грязная работа

Кэрри потянулась к выключателю, но что-то ударило ее под коленки. Она попыталась извернуться, и что-то двинуло ее в грудь, сбив на пол. Острые когти впились в запястья, и она выпустила револьвер. Затылком Кэрри стукнулась о косяк, и в голове словно замигал стробоскоп, потом что-то шарахнуло ее по черепу — больно, — и все вокруг почернело.

Когда Кэрри пришла в себя, везде по-прежнему было темно. Она не понимала, сколько провела в отключке, а шевельнуться, чтобы взглянуть на часы, не могла.

«Боже мой, они свернули мне шею», — подумала она.

Мимо что-то проплывало, и каждый предмет тлел красным, едва высвечивая то, что их несло: крохотные черепа — клыки — когти — мертвые пустые глазницы. Сосуды души словно плыли над самым полом в сопровождении почетного караула падали. Затем Кэрри ощутила на себе чьи-то когти — эти твари касались ее, двигались под ней. Она попыталась заорать, но рот ей плотно заклеили.

Она почувствовала, как ее поднимают, затем различила дверь черного хода — та открылась, и Кэрри пронесли наружу в каком-то футе от пола. После чего вздернули почти стоймя, и она поняла, что падает в темную бездну.

Черный ход в ломбард был открыт, а в углу задней комнаты лежал обмотанный монтажной лентой бассет. Ривера осмотрел все помещение, не убирая пистолет и в одной руке держа фонарик. Никого не обнаружив, позвал из переулка Чарли.

Войдя, тот сразу включил свет.

— Ой-ей, — сказал он.

— Что? — спросил Ривера.

Чарли показал на стеллаж с разбитым стеклом.

— Тут она держала сосуды. Когда я заходил, он был почти полон. А теперь — ну, в общем…

Ривера осмотрел пустой шкаф.

— Ничего не трогайте. Что бы тут ни произошло, вряд ли это дело рук того же негодяя.

— Почему? — Чарли заглянул на склад, где лежал связанный бассет-хаунд.

— Из-за него, — сказал Ривера. — Собаку не связывают, если хотят кого-то замочить и наоставлять везде кровь и обрубки тел. Не та ментальность.

— Может, она сама его связывала, когда сюда нагрянули? — сказал Чарли. — По виду она вроде как полицейская такая дама.

— Ну да, все полицейские любят собачий бондаж — вы на это намекаете? — Ривера вложил пистолет в кобуру, вытащил из кармана перочинный нож и подошел к ерзавшему на полу бассету.

— Нет, не на это. Извините. Но пистолет у нее был.

— Наверняка она не выходила наружу, — сказал Ривера. — Иначе включилась бы сигнализация. Что это на косяке? — Он пилил ножом ленту на лапах бассета, стараясь их не задеть, и головой показывал на проход из лавки на склад.

— Кровь, — ответил Чарли. — И клочок волос.

Ривера кивнул:

— Там на полу тоже кровь? Ни к чему не прикасайтесь.

Чарли посмотрел на трехдюймовую лужицу слева от двери.

— Н-да, похоже.

Инспектор освободил собаке передние лапы и теперь удерживал ее коленями, чтобы распутать ленту на морде.

— Там следы, не смажьте. Что это — частичные отпечатки обуви?

— Похожи на птичьи. Может, куры?

— Нет. — Ривера отпустил бассета, который тут же попытался напрыгнуть на итальянские парадные брюки инспектора и облизать ему физиономию в честь такого праздника. Ривера удержал пса за ошейник и подошел к Чарли. — И точно куриные, — сказал инспектор.

— Ага, — подтвердил Чарли. — А у вас на пиджаке собачьи слюни.

— Мне нужно об этом сообщить, Чарли.

— Собачьи слюни — решающий фактор для вызова подкрепления?

— К черту слюни. Собачьи слюни здесь ни при чем. Мне нужно об этом сообщить и вызвать напарника. Он и так разозлится, что я столько ждал. Мне нужно отвезти вас домой.

— Если не сведете пятно с костюма за тысячу долларов, собачьи слюни будут очень даже при чем.

— Сосредоточьтесь, Чарли. Как только вызову сюда опергруппу, я отправляю вас домой. Как мне звонить, вы знаете. Чуть что — сообщайте. Что угодно.

Ривера позвонил по мобильнику диспетчеру и вызвал патрульную и оперативно-следственную группы, как можно скорее. Когда он закрыл телефон, Чарли сказал:

— Так я больше не под арестом?

— Нет. Оставайтесь на связи. И не высовывайтесь, ладно? Может, даже имеет смысл несколько суток провести вне города.

— Не могу. Я Люминатус, у меня есть обязанности.

— Но вы не знаете, каковы они…

— Если я их не знаю, это не означает, что их нет, — ответил Чарли.

Пожалуй, чересчур агрессивно.

— И вы уверены, что не знаете, сколько еще в городе этих Торговцев Смертью и где их найти?

— Мятник Свеж говорил, что по меньшей мере десяток, а больше я ничего не знаю. Кроме той женщины и старика в Миссии я на прогулках больше никого не засек.

В переулок въехала машина, и Ривера вышел к черному ходу встретить коллег. Затем повернулся к Чарли:

— Поезжайте домой, Чарли, и выспитесь, если сумеете. Я буду на связи.

Чарли не сопротивлялся, когда патрульный подвел его к машине и помог забраться на заднее сиденье. Изнутри Чарли помахал Ривере и бассет-хаунду. Патрульный крейсер задом сдал из переулка.

23

Трехнутый денек

То был трехнутый денек в Городе Двух Мостов. С первым светом зари на конструкциях моста Золотые Ворота расселись стаи стервятников и принялись глазеть на автомобилистов так, словно удивлялись, как это людям хватает наглости до сих пор оставаться в живых и куда-то ехать. Вертолеты дорожной полиции, вызванные, чтобы снять на пленку пернатых захватчиков моста, вместо этого десять минут снимали спиральную тучу летучих мышей, вившуюся вокруг пирамиды «Транс-америка», после чего, надо полагать, испарились в черном тумане, уплывшем по Заливу в открытое море. Утонули три пловца, состязавшиеся в Сан-Францисском триатлоне, и вертолет репортеров сумел заснять что-то под водой — некий темный силуэт, подплывший снизу к одному из пловцов и утащивший его на глубину. Многочисленные прогоны пленки выявили там отнюдь не зализанные очертания акулы — у существа обнаружился немалый размах крыльев и отчетливая рогатая голова. На скатов, наблюдавшихся ранее, совсем не походило. В парке Золотые Ворота внезапно поднялись на крыло все утки и покинули этот район; сотни морских львов, что, как правило, нежились на солнышке у Пирса 39, пропали тоже. И все голуби, судя по всему, исчезли из города.

Щелкопер, собиравший полицейскую хронику за ночь, обнаружил совпадения в семи сообщениях о пропаже людей или насилии в местных заведениях рынка вторичной розницы, и к концу дня все телестанции уже говорили об этом под эффектные кадры горящего здания, где раньше было заведение Антона Дюбуа в Миссии. Кроме того, с отдельными людьми происходило что-нибудь особенное: в тенях что-то шевелилось, из ливнестоков раздавались голоса и вопли, скисало молоко, хозяев царапали коты, выли собаки — и тысячи людей просыпались и понимали, что их больше не тянет на шоколад. То был поистине трехнутый денек.