Олег Кожин - Темная сторона дороги (сборник)

Щелковское шоссе, г. Мытищи

Снова этот звук: жесткий хруст, будто кто-то перекусил рыбью кость. И шепот: «Соооняя. Ссоооняяя!» Ветер мазнул по лицу, зазвенело стекло. Ноги сдавило чем-то тяжелым. Трепыхаюсь, пытаясь освободиться, – ничего не получается.

Я заплакала и открыла глаза. На моей кровати сидит бабушка. В комнате темно, и я не вижу ее глаз, но чувствую, что она смотрит на меня.

– Бабуль, ты чего?

Тень в ногах кровати качнулась вперед, сухая морщинистая ладошка погладила меня по плечу и лицу. От бабушки привычно тянет прохладой, прелыми осенними листьями и сырой землей.

– Внученька… Бедная. Что ж такое? Опять?!

Да, опять.

Кошмары не отпускают. Хотя прошло уже больше месяца. И это очень странно, ведь сам момент аварии я не запомнила. Все случилось слишком быстро: чье-то бледное сморщенное лицо мелькнуло в темноте на дороге. Автобус накренился, в глаза хлынула темнота. И – все. Слишком мало, чтобы заработать серьезную психологическую травму? Вроде так.

Тем более что физически я не пострадала.

Когда нас вывели из опрокинутого автобуса, перепуганные родители тотчас отправили меня к бабуле, в ее деревню. Отдохнуть, поправиться. Набраться сил.

Это я и делала. Сачковала себе, жарилась на солнышке у реки, плавала в прозрачной бутылочно-зеленой воде.

За этот месяц я столько купалась, что, кажется, и сама пропахла тиной и ряской. Возле берега целые заросли. Когда зацвел водокрас, река сделалась как расплавленное серебро от белых чешуек лепестков, плывущих вниз по течению.

Бабуля меня ничем не обременяла, сама возилась по дому и огороду, ни разу даже чашку вымыть не попросила. Думаю, она так радовалась, что наконец-то не одна в своей просторной старой избе на окраине деревни, что ей и в голову не приходило напрячь меня какими-то заботами. Просыпаясь по утрам, я слышала, как она тихонько позвякивает посудой, приготавливая мне завтрак. Или бормочет, то ли напевая, то ли рассказывая что-то самой себе под нос, расхаживая по двору. При виде меня бабуля поднимала голову:

– Что, Сонечка? Ты как? Покушать хочешь? – и всякий раз улыбалась мне до того ласковой, лучистой улыбкой, что у меня сердце екало.

Разговаривали мы мало. В отличие от предков, бабуля не страдала говорливостью. С ней было легко.

Убегая с утра на берег реки, я читала, валялась в траве, в счастливом одиночестве глядела на облака и ни о чем не думала.

Это был лучший месяц в моей жизни. Хотя порой казалось, что без общения со сверстниками все-таки скучновато. И, если бы в деревне жили девушка или парень моего возраста, я проводила бы время повеселее.

Но – увы! Бабулина деревня спрятана далеко в глуши. Далеко от железных дорог, пыльных автомобильных трасс. Сюда не просто добраться. Наверное, поэтому здесь мало жилых домов, да и живут в них одни старики.

Весь этот месяц я видела вокруг одни лишь старые, морщинистые лица. И настолько привыкла к ним, что даже странно было смотреть на собственное молодое, со всегдашним розовым румянцем лицо в старинном зеркале с бронзовой оправой, которое висело в сенях бабушкиной избы. Поверхность зеркала казалась туманной из-за того, что часть серебряной амальгамы осыпалась.

«Свет мой зеркальце, скажи…» – дурачилась я перед этим таинственным стеклом.

Но однажды среди ночи очнулась, стоя перед ним. И увидела себя в странном виде.

Все было залито красным: лицо, и волосы, и шея, и грудь, и ночная рубашка…

– Свет мой зеркальце… Почему я здесь? – спросила я шепотом. Мое окровавленное отражение смотрело на меня с тревогой. Ледяной сквозняк подул из щелей, защекотал босые ноги – и тут уж я проснулась по-настоящему. И закричала.

Ткань ночной рубашки пропиталась кровью насквозь и уже прилипла к телу. Багровая корка ссохлась, слегка потрескивала при движении и сладко пахла ржавчиной.

На крик прибежала бабушка. Запричитала, увидев меня.

– Сонечка, что такое? Девонька, доченька… Ах ты, напасти на нас!

Она заставила меня снять окровавленную одежду. Обтерла меня мокрым полотенцем – ужасный запах мяса и крови кружил голову и вызывал тошноту, но я старалась держаться спокойно.

Оказалось, никаких ран – порезов, ушибов, ссадин – на мне нет. Ни одной даже, пусть крохотной, царапины!

Но откуда взялась вся эта кровь? Чья она?!

Когда эта мысль пришла мне в голову – я задохнулась от ужаса.

А бабушка, вытянув палец, указала на мои ноги и сказала, качая головой:

– Где-то ты, детонька, бегала нынче…

Я опустила взгляд: цепочка грязных следов на полу тянулась от кровати к двери, от двери к печи, окну и столу и заканчивались… у зеркала. У моих ног. Перепачканных в черной болотной слизи.

Кислый ком подкатил к горлу, в глазах потемнело, тело обмякло. Обессилев, я едва доползла до кровати – бабуля помогла.

Она уложила меня, укрыла одеялом. И долго сидела в темноте, пока я не засну, что-то напевая себе под нос.

«Молодая кровь… Согрей меня вновь… Белый камень-алатырь…»

Слезы щипали глаза, я плакала, уткнувшись лицом в подушку, и почти не слышала, что там бормочет, сидя в ногах кровати, бабуля. Я быстро заснула.

После того случая кошмары начали повторяться чуть ли не каждую ночь. Странные образы бередили голову. Чьи-то лица, словно бы знакомые, но давно забытые – лица когда-то близких мне людей, – неожиданно всплывали из темноты и таращили испуганные глаза.

Я мучилась, пытаясь понять: действительно они знакомы мне или это только игра воображения? Глядя на них каждую ночь, я по новой привыкала и даже начинала скучать по ним. Но, как только мне казалось, что я и в самом деле узнаю их, – лица расплывались мутными пятнами, словно ил, поднятый волнением со дна реки. Они исчезали в черноте туманного зеркала, и я уже не могла вспомнить, как они выглядели. Знаю только, что у снившихся мне людей не было старческих веснушек и морщин. Это не были обитатели деревни. Ни один из них.

– Ой, Сонечка, ой, детонька… Чтой-то с тобой творится? Нечистый тебя водит, – сказала бабушка, когда я поведала ей о своих безумных, повторяющихся снах. – Этакое и не растолкуешь.

Бабуля качала головой и шепталась со своими подружками – старенькими и крепенькими, такими же, как она сама.

Теперь вся деревня посматривала на меня с какой-то… опаской. Бабки и старики, встречаясь со мной на кривой деревенской улочке или у реки, пялились исподтишка. А когда замечали, что я вижу их взгляды, отводили глаза, улыбались и торопились уйти.

Тогда-то в моих снах и появился этот звук – жесткий хруст. Словно кто-то поблизости перекусывает сухой рыбий плавник. И голос.