Николай Берг - Мы из Кронштадта, подотдел очистки коммунхоза (Часть 2)

— Вот коттедж бы занять — тихо говорит красавец.

— Местность открытая, как на ладони — возражаю я ему.

— Это как смотреть. Если ползком — под бережком — вполне можно подойти незаметно вообще. Хотя можно долбануть из пулемета по окнам в виде 'Здрасте!'.

— Хорошенький приветик получится — тихо шепчу в ответ, просто чтоб что-то ответить. Блондин улыбается хмуро. Но так, вскользь. Лошадку мы привязали к кусту, теперь лежим в гуще и сквозь выщипанные в листве просветы смотрим на домик. Вроде бы нас никто не обнаружил. Вдали все еще трещит и бабахает, теперь минометные выстрелы и разрывы я опознаю. Что-то тарахтит громко, но незнакомо — красавец скупо обронил, что это явно 23 мм. пушка. Автоматы перебрехиваются, то тут — вдалеке от эпицентра — тихо на удивление. Лежим, наблюдаем.

Мне очень неуютно в насквозь промокшей одежде, хоть и жарко, но очень это неприятно. Чертова промоина, будь она неладна. Неловко у меня вышло.

Оно хоть и не так гадко вышло, как у шведов, которые после пары лет с момента как Петербург заложили, собрались этот городишко снести. Ровно так же, как русские снесли их Нотебург. Собрали шведы флот. Артиллерию и пехоту загрузили. Для спокойных действий и ликвидации Петропавловской крепости и городишки при ней, требовалось снести сначала недостроенный форт на Кроншлоте — том самом острове, где сейчас стоит Кронштадт, Корона-город. Дойти до форта мешала выставленная на самой западной косе батарея Толбухина, да еще то, что буйки и вехи на форватерах злые русские коварно переставили, приходилось идти с опаской и перемерять глубины.

Вот и отправились 24 вымпела с десантом вынести батарею и по сухопутью спокойно взять форт, он не был с суши укреплен достаточно. Разведку не провели толком, посчитали, что и так справятся с дикими варварами легко. Даже то, что ночью там на косе в кустарнике окопалось пара полков пехоты не заметили. Начали свеи помпезно, адмиральский корабль гордо пошел ближе к берегу, чтоб снести укрепления одним мощным залпом. Вместо этого пять орудий из 15 Толбухинских влепили ядра аккурат в ватерлинию здоровенной мишени. В трюм флагмана бодро пошла через дыры вода, экипаж засуетился, перетаскивая орудия, меняя центровку корабля 'для наклонения на штюр-борт', чтобы задрать битые места повыше уровня моря. Крен помешал шведским артиллеристам бить как следует, слишком близко подошли, да и постоянно влетавшие в корабль ядра не споспешествовали, а другим кораблям туша флагмана загораживала цели. 'Неприятель начал всею своею силою, из верхних и нижних пушек, с обоих сторон с кораблей против острова стрелять, на что наши, как добрые солдаты, им ничем должны не остались' — доложили потом Петру участники боя.

Не преуспев, побитый флагман отвалил прочь, вместо него в дело вступили бомбардирские суда, но из-за меткости береговой батареи держались они в отдалении и потому и их огонь хоть и был частым, но весьма неточным. Даже пехота, которой командиры велели лечь — и та серьезных потерь не понесла, благо шведы садили бомбы в белый свет, как в копеечку. Наконец шведы выложили главный козырь — пошел десант на многочисленных шлюпках и маленьких судах. Под интенсивным огнем пушек с берега и вставшей на ноги пехоты — из-за боязни поразить своих шведы огонь с кораблей прекратили — десантники бодро высаживались на отмели и стоя по колено в воде умело строились под командой опытных офицеров и унтеров. В безукоризненном боевом порядке формации шведов стремительно двинулись к берегу по отмели, идти было легко, становилось все мельче и мельче. Обученность и превосходство в силах должны были принести успех, в этом шведы нимало не сомневались. Страшная мощь обстрелянного умелого войска, единого в действиях как отлаженный механизм, должна была снести русские войска, которые хоть и находились в наскоро устроенных укреплениях, но под Нарвой было разгромлено куда большее войско варваров и куда более укрепленных, это все участники помнили. Совершенно неожиданно передние шеренги шведов провалились с головой в воду, на них, не успев остановиться, валились следующие — офицеры и унтера не успели отдать команду 'стой', кто сам угодил в воду первым, кто растерялся. Шведская пехота в бою была отличным механизмом и без приказа командира пехотинец не имел права что-либо делать самостийно. Все дальнейшее выглядело как погружение точнейшего хронометра в стакан с пивом — неотвратимо и губительно десант оказался в глубокой промоине, которую прихотью течений ехидного Финского залива пробило в отмели у самого берега. Задние шеренги не успели ничего понять, да и команд не было, и по инерции, словно поезд на обвалившемся мосту, задние разделили судьбу передних. Все с оружием оказались на глубине до двух метров, мушкеты и пистолеты 'хлебнули воды', порох промок, одежда вмиг набухла и стала пудовой. Многие, особенно те, кто не бросил оружия в этой дурацкой промоине, захлебнулись тут же в образовавшейся куче мале. Остальных приняли на картечь батарейцы Толбухина и тут же пехотинцы взяли вылезающих на берег ошеломленных шведов в штыки. Разгром был моментальный, нелепый и полный. Доблестных, тех кто вылез на русский берег — перебили, закололи штыками, растерявшихся — тех кто побежал назад, к шлюпкам, стреляли в спины. Да и разозленный адмирал шведской эскадры, получивший неприятное ранение в ходе артиллерийской перестрелки поутру, велел расстреливать трусов. Под перекрестным огнем первые добежавшие до шлюпок, рванули не дожидаясь раненых и отсталых. Остальные попали в плен или утонули, пытаясь добраться вплавь до кораблей. Противник, как изящно указано в донесении о бое 'пришёл в полную конфузию'. Флот с позором отступил. Солдаты полков Гамонтова и Мякишина принялись собирать трофеи, считать убитых и вылавливать утонувших десантников. Данные, как обычно, расходятся — в донесении царю Петру учтено: 'нашими солдатами выловлено из моря 330 шведов, побитых и потонувших; ныне ещё достали 90 тел; взято в плен семь офицеров и до 60 рядовых' По шведским источникам у них убитых оказалось 400, раненых 170, в плену 7 офицеров и 28 рядовых. Потери русских были: 29 убитых и 51 раненый, считая и артиллеристов и пехотинцев.

Адмирал Крюйс, донося Государю Петру Первому о результатах боя, необычно для рапорта написал образно: 'можно верить, что из бывших на лодках побито более половины. Памятен этот день будет шведам. Я тебе, Великому Государю, истинно сказываю, что неприятель от нас до сего времени ни одной кошки или собаки, не то что человека достал языком; а мы знаем всё, что у них делается. Взяты нами в плен три капитана; у одного 11 ран, у другого семь; четыре поручика и прапорщика. Сказывали, что во время двукратного боя на Толбухиной косе погибло да ранено до 1000 человек. Сам главнокомандующий свейский ранен. Среди трофей этого дня было 500 ружей, найденных на берегу и мели, которые были заряжены пулями, рассечёнными на четверо, и обвитыми конскими волосами, что значительно усиливало опасность раны'. Трофеи были очень кстати — среди гарнизона форта Кроншлота мушкетов не хватало половине.