Марьяна Романова - Мертвые из Верхнего Лога

— Это для моего брата, — улыбнулась в ответ она.

— А у меня тоже братишка! — обрадованно воскликнул Лопата. — Десять ему.

— Моему только шесть…

— Ну так что? У меня в машине есть целая коробка жвачки Turbo с вкладышами Ferrari. Подарить?

— Ой, ну не знаю, — смутилась девушка. — Вообще-то Пашка обрадовался бы… Но как-то неудобно.

— Да брось! — перешел на «ты» Лопата. — Мне досталось бесплатно, у меня много. Пошли! — Он взял ее под руку и повел к джипу, в котором тут же, подобно изголодавшемуся желудку, мягко заурчал мотор. — Как тебя зовут?

— Дина.

— Меня Коля. Залезай. — Он открыл перед ней дверцу.

— А… — начала было девушка, но договорить не успела. Сильные руки в криво наколотых синих якорях втянули ее внутрь.

Взвизгнув шинами, джип резко сорвался с места, оставив за собой лишь прозрачное облачко желтой пыли.

Продавец коммерческого ларька покачал головой, печально вздохнув.

Место для пикника выбрал Монах. Черный джип мчался по Ярославке, и никто не осмеливался заметить, что позади остались уже две сотни километровых столбиков. Ребятам хотелось спросить, стоило ли забираться в такую глушь, чтобы просто выпить пива с шашлычком да поразвлечься с девчонкой, однако они не рисковали. Монах был непредсказуем в своей вспыльчивости: однажды выбил человеку глаз за то, что тот прошел между ним и телеэкраном во время трансляции чемпионата мира по футболу.

Всю дорогу молчали, только темноволосая Дина тихонько всхлипывала. Сначала она пыталась уговаривать, потом даже неумело попробовала угрожать, но, получив болезненный пинок под ребра, поняла, что лучшим выходом будет затаиться и уповать на счастливую случайность.

— Это здесь, — наконец сказал Монах, сворачивая на грейдерную дорогу, которая километров двадцать тянулась по лесу, прежде чем упереться в заросшее одуванчиками и колокольчиками поле и перейти в глинистое бездорожье.

— Что — здесь, Монах? — рискнул спросить Толян по прозвищу Отелло.

В прошлом году он чуть не загремел на зону из-за убийства своей подружки, его отмазали в последний момент. Отелло был похож на породистого, но тупого быка: круглая пучеглазая голова на короткой шее, взгляд исподлобья.

— Красиво, — лаконично ответил Монах. А потом, немного помолчав, все же снизошел до объяснения: — Места моего детства.

Машину оставили у кромки леса. Монах пошел вперед, показывая дорогу, — он так уверенно петлял между березами и соснами, как будто ему приходилось проделывать этот путь каждый день. Отелло нес туристский рюкзак, где было все необходимое для пикника: пледы, разборный мангал, кастрюля с маринованным мясом, пластиковые бутыли с пивом в сохраняющих холод пакетах, двухкассетник Sony. Замыкал процессию Лопата, грубо подталкивая в спину плачущую Дину. Руки ей связали за спиной автомобильным тросом, и, глядя на проявляющиеся синяки и ссадины на хрупких запястьях, Николай испытывал странное возбуждение.

— За что? За что? — бормотала девушка.

— Заткнись. Ничего страшного с тобой не случится. От тебя не убудет. — Лопата сплюнул под ноги, вовсе не уверенный в том, что обещал.

Ходили слухи, что Монах любил душить проституток, да еще снимал действо на видеокамеру. Два судорожно подергивающихся тела: одно от блаженной дрожи оргазма, другое от адовых мук.

Он посмотрел на худенькую Динину спину с выпирающими ребрышками и беззащитными лопатками, и его сердце щекотнуло нежное бабочкино крыло сожаления — тем летом Коле Лопатину исполнилось восемнадцать лет. Парень сжал губы. Нет, он не должен чувствовать ничего подобного. Его и так дразнят салагой и часто не воспринимают всерьез, даже несмотря на его удаль и в драках, и в перестрелках.

— Стой! — дрогнувшим голосом скомандовал Николай, вдруг возненавидев Дину за свою собственную неуместную жалость, за предательское желание не марать руки.

Девушка послушно остановилась, медленно повернулась и посмотрела на него с такой надеждой, что Лопата, не выдержав, отвел взгляд, как цепной волкодав, смутившийся дрессировщика. И тут же, уничтожив проросток ненужного чувства свистящим «с-сука», коротко шагнул к ней. Дина отступила, споткнулась, он подхватил ее в последний момент. Треснула ткань цветастого платья, порванного на груди, девушка заплакала. Грудь у нее оказалась красивая, высокая. Лопата, ухмыльнувшись, потянул руку к ширинке — Монаху, конечно, не понравится его инициатива, но с другой стороны, девчонку заметил он, значит, и право первой ночи принадлежит ему. Монах с Отелло ушли далеко вперед и не смогут ему помешать.

Он уже был готов грубо схватить жертву, но тут случилось нечто неожиданное — старая коряга не вовремя попалась ему под ногу, Лопата споткнулся, запутался в спущенных штанах и упал на одно колено. А когда поднял голову, увидел удаляющуюся Динину спину. Девушка бежала с отчаянием человека, понимающего, что победа ему не светит. У нее не было ни одного даже самого малюсенького шанса. Лопата поэтому не торопился, медленно натянул и застегнул штаны. Он принял правила игры, дал ей маленькую фору. Так даже лучше — догонит ее в три прыжка, повалит на землю и возьмет сзади, как самец берет убегающую самку.

Динино цветастое платье мелькало между деревьев. Лопата усмехнулся и неспешно порысил за девушкой.

Дина бежала между деревьев, по-кенгуриному перепрыгивая через заросшие изумрудным мхом кочки. Истерика, набирающая обороты, словно снежный ком, катящийся с горы, придавала ей сил. За спиной мерещилось тяжелое сопение преследователя, но Дина не оборачивалась, зная, что стоит ей встретить ледяной взгляд этого, в сущности, мальчишки, как она не выдержит — ватно подогнутся колени, синим айсбергом застынет в горле дыхание, и только сердце будет гулко отстукивать в висках.

Связанные за спиной руки онемели, ей было трудно балансировать, и несколько раз девушка падала на колени. Однако тут же поднималась и продолжала бежать наугад, не чувствуя направления, натыкаясь на ветки кустарников, которые иногда до крови царапали кожу на ее лице. Боли Дина не чувствовала.

Она не знала, сколько времени прошло, и вдруг в какой-то момент поняла, что больше не слышит за спиной похрустывания веток. Беглянка рискнула остановиться и только тогда поняла, как устала. Волосы у лица взмокли, сердце едва не выпрыгивало из груди.

Вокруг никого не было. Монотонно и гулко отсчитывала чей-то век кукушка. Шелест листвы был похож на мерный гул далекого моря. Дина перевела дыхание и попробовала освободить руки. Бесполезно — жесткий жгут впился в запястья, и чем больше она трепыхалась, тем туже затягивался узел.