Дэн Симмонс - Террор
Крозье ясно видел, что почти все мужчины тоже сильно навеселе. Как же они умудрились напиться? Они что, приберегали для праздника свои порции грога? Припрятывали бертонское пиво, обычно подававшееся к ужину? Он знал, что они не взломали винную кладовую «Террора», поскольку поручил лейтенанту Литтлу проверить, целы ли там замки, сегодня утром и ближе к вечеру. А винная кладовая «Эребуса» благодаря сэру Джону пустовала с самого начала плавания.
Но мужчины каким-то образом крепко напились. Как моряк с сорокалетним стажем, начинавший службу простым юнгой, Крозье знал, что изобретательность британского матроса – по крайней мере, в части изготовления, тайного хранения или добывания спиртного – не знает границ.
Огромные куски медвежатины, уложенные на металлическую решетку, жарились на открытом огне под наблюдением мистера Диггла и мистера Уолла; весело сверкающий золотым зубом лейтенант Левеконт и другие офицеры и вестовые с обоих кораблей раздавали оловянные тарелки с дымящимся яством выстроившимся в очередь мужчинам. Запах жарящегося мяса кружил голову, и Крозье обнаружил, что у него текут слюнки, несмотря на все данные себе клятвы не принимать участия в карнавальном пиршестве.
Очередь расступилась перед двумя капитанами. Старьевщики, католические священники, французские придворные, эльфы, феи, нищие в пестрых лохмотьях, мертвец в саване, два римских легионера в красных плащах, черных масках и золотых нагрудных доспехах жестами пригласили Фицджеймса и Крозье проследовать в голову очереди и приветствовали проходивших мимо офицеров почтительными поклонами.
Мистер Диггл – накладные груди наряженного китаянкой кока сейчас были спущены к поясу и колыхались там при каждом его движении – самолично отрезал самый лучший кусок мяса для Крозье, а потом еще один для капитана Фицджеймса. Шипящее жаркое подавалось на повседневных оловянных тарелках, а не на лучшем фарфоре сэра Джона, но Левеконт выдал вновь прибывшим столовые приборы из офицерской столовой и белые льняные салфетки. Лейтенант Фейрхольм налил пива в две кружки.
– На таком холоде, джентльмены, – сказал Фейрхольм, – нужно приноровиться пить раздельными быстрыми глотками, точно птица, чтобы губы не примерзли к кружке.
Фицджеймс и Крозье нашли место во главе задрапированного белым стола и уселись на стулья, услужливо отодвинутые для них по взвизгнувшему льду мистером Фарром, грот-марсовым старшиной, которому Крозье устроил строгий допрос несколько часов назад. Рядом с ними сидел мистер Блэнки со своим коллегой, ледовым лоцманом мистером Рейдом, а также Эдвард Литтл с полудюжиной офицеров с «Эребуса». Все четверо корабельных врачей расположились группой на другом конце белого стола.
Крозье снял рукавицы, несколько раз согнул и разогнул замерзшие пальцы в шерстяных перчатках и осторожно попробовал мясо, стараясь не прикасаться губами к металлической вилке. Жаркое из медвежатины обожгло язык. Тут он едва не рассмеялся в голос: стоит стоградусный мороз, пар от дыхания висит перед ним облаком ледяных кристаллов, лицо спрятано глубоко в тоннеле из шерстяных шарфов, шапок и «уэльского парика» – а он только что обжег язык. Он повторил попытку, на сей раз прожевав и проглотив кусок.
Стейка вкуснее он в жизни не пробовал. Это удивило капитана. Много месяцев назад, когда они в последний раз ели свежую медвежатину, жареное мясо показалось прогорклым на вкус и запах. Люди тогда сильно отравились печенью и, возможно, еще какими-то внутренними органами животного. Тогда они решили, что мясо белого медведя они станут есть только в самом крайнем случае: если над ними нависнет угроза голодной смерти.
А теперь это пиршество… это роскошное пиршество. Все вокруг него в белом зале – и, очевидно, за покрытыми парусиной бочками, сундуками и столами в соседних, оранжевом и фиолетовом залах – с жадностью уплетали мясо. Смех и болтовня счастливых людей с легкостью перекрывали и рев огня в жаровне, и хлопанье парусины на вновь поднявшемся ветру. Здесь, в белом зале, мало кто пользовался ножом и вилкой должным образом – иные просто натыкали кусок мяса на вилку и рвали зубами, но большинство ели прямо руками в рукавицах. Со стороны казалось, будто сто пятьдесят изголодавшихся хищников с упоением пожирают свою добычу.
Чем дольше Крозье ел, тем с большей жадностью. Фицджеймс, Рейд, Блэнки, Фарр, Ходжсон и остальные – даже Джопсон, вестовой капитана, сидевший за соседним столом с прочими вестовыми, – похоже, поглощали мясо с таким же смаком. Один из помощников мистера Диггла, наряженный китайским младенцем, обходил столы, раскладывая на тарелки дымящиеся овощи со сковороды – Крозье видел железную печь с вельбота с булькающими кастрюлями на ревущих горелках, когда вошел, – но консервированные овощи, пусть замечательно горячие, казались просто безвкусными по сравнению с восхитительной свежей медвежатиной. Только положение начальника экспедиции не позволило Крозье протолкаться в начало очереди и потребовать добавки, когда он доел свой огромный стейк. Лицо Фицджеймса полностью утратило прежнее рассеянное, отстраненное выражение, – казалось, молодой командор готов разрыдаться от счастья.
Внезапно – в тот момент, когда большинство мужчин уже управились со своим мясом и принялись пить хмельное пиво, пока оно не превратилось в лед на морозе, – персидский король, стоявший у входа в фиолетовый зал, начал крутить ручку музыкальной шкатулки.
Бурные аплодисменты – оглушительное хлопанье толстых рукавиц – раздались при первых же дребезжащих, бренчащих звуках, исторгнутых примитивным аппаратом. Многие ценители музыки на обоих кораблях жаловались на музыкальную шкатулку – мол, звучание вращающихся металлических дисков почти ничем не отличается от фальшивого голоса старой шарманки, – но эту мелодию все узнали мгновенно. Десятки человек поднялись на ноги. Другие запели хором, выдыхая клубы пара, которые всплывали над головами в ярком свете факелов, проникающем сквозь белые парусиновые стены. Даже Крозье расплылся в идиотской ухмылке, когда слова первой строфы отразились эхом от громадного айсберга, нависающего над ними в морозной ночи.
Когда Господь нас сотворил,Откликнулись мы на призывТех ангельских хоров, что мыПоныне слышим. Вторя им…
Капитаны Крозье и Фицджеймс встали и присоединились к хору голосов, ревущих первый припев:
Правь, Британия, морями.Нам вовек не быть рабами!
Чистый тенор молодого Ходжсона взмыл ввысь, когда мужчины в шести из семи разноцветных парусиновых залов затянули вторую строфу:
Нет народов на земле,Что не никнут в кабале.Ты един в своей свободе,Побеждаешь поневоле.
Смутно сознавая, что через два зала от белого, при входе в пурпурный, возникло какое-то оживление, Крозье запрокинул голову и – разгоряченный виски и жарким из медвежатины – заревел вместе со своими людьми:
Правь, Британия, морями.Нам вовек не быть рабами!
Мужчины в первых отсеках лабиринта продолжали петь, но теперь они еще и смеялись. Оживление там возрастало. Музыкальная шкатулка заиграла громче. И люди запели еще громче. Продолжая выводить слова третьей строфы, Крозье ошеломленно вытаращил глаза при виде процессии, вступающей в белый зал.
Ты возвысишься над всеми,Невзирая на потери.Крепкий, как британский дуб,Ты даешь нам всем приют.
Возглавлял процессию низенький человечек в гротескной адмиральской форме. Несуразно широкие эполеты выступали на восемь дюймов за плечи коротышки. Он был очень толстым. И он был без головы. Свою голову из папье-маше он нес под левой подмышкой, а ветхую адмиральскую шляпу с плюмажем под правой.
Крозье перестал петь. Остальные продолжали:
Правь, Британия, морями.Нам вовек не быть рабами!
За обезглавленным адмиралом, явно представлявшим покойного сэра Джона Франклина (кто-то жестоко поплатится за столь дикую выходку, подумал Крозье), семенило чудовище ростом десять или двенадцать футов.
У него было туловище, шерсть, клыки, треугольная голова и черные глаза арктического белого медведя, но шло оно на задних лапах и вдвое превосходило медведя ростом и длиной передних конечностей. Оно шло деревянной походкой, точно заводная игрушка, сильно раскачивая верхней половиной туловища, вперяя взгляд черных глаз в каждого, к кому приближалось. Болтающиеся ступни передних лап, вяло свисающих вдоль тела, были больше головы любого из ряженых.
– Это ваш великан Мэнсон внизу, – со смехом сказал второй помощник капитана «Эребуса» Чарльз Фредерик Дево, возвышая голос, чтобы перекрыть рев хора, поющего следующий куплет. – А на плечах у него сидит ваш маленький помощник конопатчика – Хикки, кажется? Парням потребовалась целая ночь, чтобы сшить из двух медвежьих шкур одну.
