Джон Соул - Проклятие памяти

– Говорю тебе, что-то тут не сходится, – в десятый раз бубнил Финнерти. Неожиданно в кухне, где они с Джексоном расположились, чтобы привести в порядок свои записи, зазвонил телефон. Финнерти свирепо посмотрел на аппарат и раздраженно подумал, что эта чертова штука может звонить до тех пор, пока он не выскажет свою мысль, и произнес: – Парень сказал, что он припарковался напротив кафе, через площадь. Именно так у меня и записано.

– А у меня – что он оставил машину совсем рядом с кафе, – не унимался Джексон. Прервавшись, он кивнул на захлебывающийся телефон. – Мы вроде в твоей кухне? Значит, это тебя. Снимай.

– Черт, – плюнул Финнерти, протягивая руку к телефонной трубке. – Да? – На несколько секунд он замолчал, и Джексон видел, как постепенно с лица его сходит краска. – Ах, черт... Да, сейчас будем. Конец связи. – Положив трубку, он глубоко и шумно вздохнул и в упор взглянул на напарника. – Еще двое. Шеф хочет, чтобы мы пришли и проверили – почерк может быть сходным. Хотя по тому, что он рассказал, – ничего похожего. На сей раз – настоящая бойня.

По приезде на место Финнерти понял, что воспользовался слишком мягким сравнением. У одного из лежавших у стены тел почти полностью отсутствовала голова. Однако Финнерти сразу опознал второй труп. Пуля попала ей в грудь, и хотя лицо было искажено гримасой боли, он понял, кто это.

Кэролайн Эванс.

Рядом скорее всего – труп ее матери, Синтии.

– Звони медикам, в Центр, – бросил Финнерти подошедшему Джексону. – И скажи им – пусть сразу захватят с собой мешки. – После чего он занялся садовником Хосе Карильо, который сидел возле бассейна, стараясь не смотреть в сторону лежавших на земле тел и окровавленной белой стены над ними.

– Что-нибудь знаешь обо всем этом, Хосе? – спросил Финнерти, подходя к нему.

Хосе медленно покачал головой.

– Я сюда на работу наниматься приехал. Ну и только заехал во двор... – его голос дрогнул. – Я как их увидел, сразу бросился вам звонить. То есть, значит, в полицию.

– А больше ты ничего не видел? И... никого?

Хосе открыл было рот, чтобы ответить, но замолчал, задумавшись.

– Вспомнил что-то?

– Да вроде того... Я когда ехал сюда, парня какого-то встретил. Вид у него был, как будто дрался с кем-то не один час, и ружье в руках такое здоровое.

– А кто он – не знаешь?

Хосе покачал головой.

– Но дом, в который он вошел, показать могу.

Лицо Финнерти словно окаменело.

– Далеко?

– Нет, рядом. Прямо вниз по дороге... в начале Гасиенда-драйв.

Финнерти взглянул на патрульный автомобиль, сидевший в нем Джексон осипшим голосом кричал что-то в микрофон рации.

– Хосе, а если на твоей тачке, а? Вести сможешь?

Поколебавшись, Хосе кивнул, и Финнерти, крикнув Джексону, что вернется через несколько минут, забрался в кабину. Включив зажигание, Хосе нажал на стартер, молясь, чтобы именно сейчас его пожилой мустанг не капризничал. Двигатель чихнул, кашлянул, затем заработал.

Проехав с полмили вниз по склону холма, Хосе остановил грузовик перед чьими-то воротами.

– Вот, – кивнул он. – Сюда он вошел, Роско.

Несколько секунд Финнерти, не отрываясь, смотрел на дом.

– Ты уверен, Хосе? Дело-то может оказаться серьезным.

Хосе усиленно закивал.

– Именно сюда, точно. Вон, видишь, на тротуаре навалено, такой виноград обрезали – и хоть бы почесались убрать. Я такие вещи не забываю. Именно сюда тот парень и шел.

Даже без знаменитого винограда Финнерти сразу узнал дом доктора Маршалла Лонсдейла. Неудивительно, чертыхнулся он про себя, ведь он был здесь часов семь назад, не больше.

Выйдя из кабины грузовика, сержант заглянул во двор через ворота. Он сразу заметил, что гараж пуст.

– Слушай, Хосе, поезжай, ради Бога, на гасиенду, пусть мой напарник заводит машину и мчит сюда. О'кей, старина?

Хосе кивнул, минуту спустя его машина исчезла за поворотом. Финнерти, стоя у ворот, все смотрел на дом, в душе медленно росла уверенность – никого сейчас в этом доме нет. Несколько минут спустя, взвизгнув тормозами, у тротуара остановился черно-белый патрульный линкольн. Почти в ту же минуту хлопнула калитка в доме напротив, Шейла Розенберг, выйдя на улицу, помахала Финнерти.

– У Лонсдейлов никого сейчас нет, – пояснила она, указав на темные окна. – Марш и Эллен часа два назад уехали, а сын их – я видела – прямо перед вами, можно сказать. На машине Эллен.

– А не знаете, куда они поехали? Его родители, я имею в виду?

– Понятия не имею, – смущенно улыбнулась Шейла. – Я ведь вообще не имею привычки следить за соседями. – На лице ее появилось тревожное выражение. – А... что-нибудь случилось?

Финнерти внимательно смотрел на женщину. Как же, не следит она за соседями, черта-с-два...

– Да нет, ничего, – ответил он наконец. – Просто нам нужны кое-какие сведения.

Скажи он ей правду – через час ее будет знать весь квартал. Беспроволочный телеграф, чтоб их...

– Может быть, вам лучше позвонить в Центр? – предположила Шейла Розенберг. – Они, наверное, лучше знают, где их начальник находится.

Несмотря на заверения Шейлы Розенберг в том, что "дома у Лонсдейлов никого нет", Финнерти принял решение все-таки туда заглянуть.

В комнате, принадлежавшей, без сомнения, Алексу, он обнаружил залитую кровью рубашку. Осторожно положив ее в пластиковый пакет, он отдал его Джексону. Спустившись вниз, Финнерти набрал номер Медицинского центра.

– Куда именно они поехали – я могу вам точно сказать, – ответила на вопрос Финнерти Барбара Фэннон. – Доктор с супругой поехали в Пало Альто поговорить с доктором Торресом об их сыне, Алексе. По-моему, у них какие-то с ним проблемы. Номер я вам сейчас подскажу.

Барбара зашуршала страницами справочника, ища в нем телефон Института мозга. Финнерти мрачно усмехнулся. Проблемы. Хорошо сказано. Все равно что назвать акулу уклейкой...

Марш чувствовал, что теряет терпение.

В здании Института они сидели уже более двух часов – и полтора из них их продержали в приемной. Все это время Марш беспрестанно вышагивал из угла в угол по просторному холлу. Эллен же сидела на диване, застыв, как изваяние.

Наконец их пригласили в кабинет Торреса, где он продемонстрировал на экране монитора компьютерную модель операции, которую перенес мозг их сына.

Маршу эти цветные картинки ничего не говорили. Воспроизведение велось в ускоренном режиме, изображение было мутным, и понять происходящее даже посвященному было отнюдь нелегко.

– Эта программа, как вы понимаете, предназначена не для диагностики, а именно для операций, – произнес Торрес, отвернувшись от монитора. – Собственно говоря, то, что вы видите, вообще не предназначено для человеческих глаз. Эту программу должен читать компьютер, отдавать команды роботу... вся эта графика, в принципе, здесь не нужна. Это – побочный продукт в своем роде...