Фрэнсис Вилсон - Замок

Матей думал о своих сыновьях. Они нужны ему здесь. В свои сорок семь он был уже совершенно седым, к тому же побаливали суставы. Но где они, его сыновья? Они бросили мать с отцом и уехали в Бухарест два года назад искать счастья, вместо того чтобы помогать родителям на старости лет. И с тех пор от них ни слуху ни духу! Работай в замке не Александру, а он, его сыновья были бы с ним, а в Бухарест умотали бы сыновья Александру.

Гнусный мир, и с каждым годом он все гнусней. Даже жена перестала о нем заботиться. Валяется в постели. Нет чтобы приготовить завтрак. Раньше Иванна всегда хорошо кормила его перед уходом. А сегодня даже не встала, хоть и не больна. Буркнула: «Сам приготовишь!» И пришлось самому заваривать чай, который нетронутый стыл на столе. Матей отрезал толстый ломоть хлеба. Но, едва надкусив, выплюнул.

Черствый!

Матей грохнул кулаком по столу. Терпение его истощилось. С ножом в руке он прошел в спальню и склонился над кроватью. Под одеялом выступали пышные формы жены.

— Хлеб черствый, — сказал он.

— Ну так пойди и испеки себе свежий, — раздался из-под одеяла приглушенный голос супруги.

— Ты паршивая жена! — злобно выпалил он, сжимая рукоять ножа в потной ладони.

Гнев дошел до точки кипения.

Иванна резко сбросила одеяло, встала в кровати на колени и подбоченилась. Тряхнув взлохмаченной головой, она уставилась на мужа, при этом лицо ее было искажено яростью, не уступавшей по силе охватившему его гневу.

— А ты вообще не мужик!

Матей ошарашенно глядел на жену. Какую-то секунду он смотрел на разыгравшуюся сцену как бы со стороны. Иванна просто не могла сказать такое. Она любила его. А он любил ее. Но сейчас ему хотелось ее убить.

Что происходит? Казалось, в воздухе витало нечто, отчего выходили наружу самые темные стороны души.

Матей вышел из оцепенения и, кипя от злости, ударил жену ножом. Он почувствовал, как лезвие вошло в тело, услышал крик, полный ужаса и боли. Затем повернулся и вышел, ни разу не обернувшись, даже не поглядев, куда пришелся удар, убил он жену или она осталась жива.

Застегивая китель перед тем, как спуститься вниз на обед, капитан Ворманн выглянул в окно и увидел на мосту профессора с дочерью, двигавшихся к замку. Он смотрел на них с чувством какого-то мрачного удовлетворения. Правильно он сделал, что переселил девушку в корчму, разрешив ей встречаться с отцом в дневные часы. Без нее солдаты лучше ладили между собой, а она не убежала, несмотря на то что ее не сторожили. Он не ошибся, она действительно была преданной дочерью. Наблюдая за ними, капитан понял, что отец с дочерью спорят о чем-то, причем весьма бурно.

Что-то в этой сцене показалось Ворманну странным. Он пригляделся повнимательней и заметил, что старик без перчаток. Капитан ни разу не видел профессора без перчаток. Вдобавок Куза как будто помогал дочери двигать коляску.

Ворманн пожал плечами. Может быть, профессор просто почувствовал себя лучше. Капитан сбежал по ступенькам, поправляя на ходу портупею и кобуру. Двор напоминал свалку, заставленный джипами, грузовиками, генераторами и гранитными блоками, выломанными из стен. Солдаты в спецовках уже сидели за столом. Сегодня они работали не столь усердно, как накануне. Естественно, ведь нынче ночью никого не убили.

Ворманн услышал голоса у ворот и оглянулся. Профессор с дочерью о чем-то громко спорили возле невозмутимо стоявшего часового. Не надо было знать румынский, чтобы понять, что они ссорятся. Девушка как будто защищалась, но не уступала. Капитан порадовался за нее. Старик всегда казался Ворманну своего рода тираном, спекулировавшим своей болезнью, чтобы влиять на дочь. Но сегодня он выглядел совсем не больным. Голос, обычно слабый, звучал громко и пронзительно. Должно быть, он и в самом деле сегодня чувствует себя гораздо лучше.

Ворманн отвернулся и зашагал к столам. Но вдруг пошел медленнее, когда на глаза попалась темная арка, через которую можно было бы по каменной лестнице спуститься в подвал и в подземелье.

Сапоги… эти чертовы грязные сапоги…

Ворманн не мог не думать о них. Прямо наваждение какое-то… за испачканными сапогами мертвецов крылось что-то ужасное. Ему просто необходимо еще раз взглянуть на них. Всего лишь раз.

Он быстро спустился вниз по ступенькам, пробежал по коридору, нигде не задерживаясь. Он только взглянет — и сразу наверх, на свет. Ворманн схватил лампу со стены возле пролома, зажег и полез вниз, в холодный мрак подземелья.

Там по грязи сновали три жирные крысы. Поморщившись от отвращения, Ворманн схватился за «люгер», желая пристрелить нагло глядящих на него грызунов. Но пока доставал оружие и досылал патрон, крысы благоразумно ретировались во тьму.

Сжимая в руке пистолет, Ворманн двинулся к лежавшим в ряд трупам. Крыс больше не попадалось. Всякие мысли о вымазанных сапогах вылетели из головы. Единственное, что теперь занимало капитана, — состояние тел мертвецов. Если крысы до них доберутся, он никогда себе не простит, что так затянул с отправкой останков на родину.

Кажется, все в полном порядке. Простыни на месте. Ворманн приподнял их одну за другой, посмотрел на лица — никаких следов деятельности крыс не было. Он коснулся лица одного из солдат — холодное. Совершенно ледяное и каменное. Малопривлекательная пища для крыс.

И все же теперь, зная о наличии хвостатых тварей, он больше не мог рисковать. Завтра утром пораньше необходимо организовать отправку. Он и так достаточно долго тянул. Капитан выпрямился и собрался было уйти, как вдруг бросил взгляд на руку одного из мертвецов, торчавшую из-под простыни. Капитан наклонился, чтобы убрать ее, но тут же отпрянул, едва коснувшись пальцев покойника.

Они были ободраны.

Понося вовсю крыс, Ворманн поднес лампу поближе к покойнику. И содрогнулся. Рука была грязной. Ногти сорваны и тоже покрыты грязью, кончики пальцев ободраны до кости. Ворманну стало дурно. Ему довелось однажды видеть подобное. В Первую мировую. Такие руки были у солдата, раненного в голову, которого по ошибке сочли мертвым и похоронили заживо. Очнувшись в гробу, он вылез из соснового ящика и прорыл руками пять или шесть футов земли, пытаясь выбраться. Несмотря на сверхчеловеческие усилия, бедолага так и не добрался до поверхности. Он задохнулся, но успел высунуть руки наружу.

Они выглядели в точности как эта.

Весь дрожа, Ворманн попятился к лестнице. У него не было ни малейшего желания осматривать вторую руку покойника. Он вообще больше ничего не хотел видеть здесь внизу. Никогда.

Капитан круто повернулся и бросился наверх, к свету.

Магда вернулась прямо к себе в комнату, намереваясь провести несколько часов в полном одиночестве, наедине с собой. Ей было над чем подумать. Но она никак не могла сосредоточиться. В комнате все напоминало о Гленне, о ночи, проведенной с ним. Незастланная кровать мешала думать.