Стивен Кинг - Чёрный дом

— Но есть условия, — продолжает Нюхач. — Два. Мы едем туда ради Эми, Ирмы Френо и Джонни Иркенхэма, не ради себя. Мы хотим, чтобы все было справедливо, мы никому не будем разбивать головы, если только они этого не попросят. Ясно?

Остальные что-то бурчат, четыре косматых бороды опускаются и поднимаются, показывая, что Нюхача поняли.

— И второе. Если мы разобьем чью-то голову, это должна быть голова Рыбака. Потому что нас слишком долго кормили дерьмом, и я чертовски уверен, что пришла наша очередь выследить этого гребаного мерзавца, который убил мою малышку… — У Нюхача перехватывает дыхание, и он поднимает кулак, прежде чем продолжить. — И бросил тело другой малышки в развалюхе на шоссе № 35. Потому что я сделаю все, чтобы его гребаная голова попала мне в руки, а вот после головы я займусь его ГРЕБАНОЙ задницей.

Его парни, его команда, его самые близкие друзья вскидывают руки и согласно ревут. Пять мотоциклов оживают.

— Мы глянем на эти развалины с шоссе, а потом подъедем туда по дороге, начинающейся от «Гольца», — кричит Нюхач.

Его мотоцикл срывается с места и мчится к Чейз-стрит. Остальные — за ним.

Без единой остановки они проскакивают центр города: Нюхач впереди, Мышонок и Сонни у него на хвосте, Док и Кайзер чуть позади и правее. От рева моторов дрожат витрины в «Универмаге Шмитта», трепещут постеры на щитах у кинотеатра «Энджинкорт». Нависая над рулем своего «харлея», Нюхач напоминает Кинг-Конга, собравшегося разнести только что открывшийся в джунглях спортивный зал. Как только они оставляют позади магазин «С семи до одиннадцати», Кайзер и Док подтягиваются к Сонни и Мышонку, и четверка занимает всю ширину дороги. Водители, едущие по шоссе № 35 на запад, увидев несущиеся на них мотоциклы, сворачивают на обочину. Так же поступают и те, кто видит их в зеркала заднего обзора. Да еще машут им.

Около Сентралии Нюхач обгоняет уже вдвое больше автомобилей, чем обычно встречается на этом шоссе утром выходного дня. Ситуация даже хуже, чем он предполагал: Дейлу Гилбертсону придется поставить не меньше двух копов, чтобы не допустить съезда автомобилей с шоссе № 35, но два копа смогут сдержать не больше десяти или двенадцати человек, жаждущих поглазеть, именно поглазеть на злодейства Рыбака. Всей полиции Френч-Лэндинга не хватит, чтобы остановить любопытных, которые будут рваться к полуразрушенной закусочной.

Нюхач ругается, живо представив себе, как он теряет контроль над собой, превращая зевак Френч-Лэндинга в стадо овец. А он не может позволить себе потерять контроль над собой, если рассчитывает на содействие Дейла Гилбертсона и его подчиненных.

Нюхач ведет своих орлов на обгон старой, потрепанной дорогами красной «тойоты», когда его вдруг осеняет столь великолепная идея, что он даже забывает вселить ужас в водителя колымаги, посмотрев ему в глаза и гаркнув: «Я варю „Кингслендский эль“, лучшее пиво в мире, тупой недоносок».

За утро он проделывал это дважды. Водители, заслужившие такое обращение, или не обладали должными навыками вождения, или сидели за рулем автомобиля, место которому на свалке, а не на дороге. Каждый изо всей силы жал на педаль газа и застывал, не в силах пошевельнуться, доставляя Нюхачу безмерное удовольствие. Идея, благодаря которой водителю красной «тойоты» несказанно повезло, поражала своей простотой.

Лучший способ добиться содействия — предложить свое. Теперь Нюхач знает, как завоевать расположение Дейла Гилбертсона: надо помочь ему разобраться с зеваками.

Идея правильная, но Нюхач не подозревает, что помешать ее реализации может мужчина, сидящий за рулем красной «тойоты», которую только что обогнал он сам и его команда. Уэнделл Грин заработал вселяющий ужас окрик Нюхача по двум пунктам. Его маленький автомобиль выглядел очень даже ничего, когда сошел с конвейера, но теперь на нем уже столько вмятин и царапин, что действительно впору на свалку. И ездит Грин нагло, полагая сие «крутизной». Проскакивает на желтый свет, внезапно меняет полосы движения, пугает едущего впереди водителя, опасно сближаясь с ним. И разумеется, по поводу и без оного жмет на клаксон. Уэнделл — серьезная угроза на дороге. В такой манере вождения в полной мере проявляется его характер: наплевательское отношение к другим, бездумность, завышенная самооценка. Сейчас он едет даже хуже, чем обычно, потому что, хоть и пытается обогнать всех, кто движется в том же направлении, его внимание сосредоточено главным образом на карманном кассетном диктофоне, который он держит у рта, и золотых словах, которые его золотой голос переносит на магнитный носитель (Уэнделл часто сожалеет о близорукости руководства местных радиостанций, отдающих эфирное время таким дуракам, как Джордж Рэтбан и Генри Шейк, тогда как им следовало выйти на новый уровень вещания, организовав ему ежедневную часовую передачу для обзора текущих событий). Ах, уникальная комбинация слов и голоса Уэнделла: такие красноречие и убедительность и не снились Эдуарду Р. Марроу[66] даже в его лучшие дни.

А говорит он следующее: «Этим утром я присоединился к целому каравану шокированных, скорбящих и просто любопытных, объединенных стремлением совершить паломничество по живописному шоссе № 35. Не в первый раз ваш корреспондент потрясен, потрясен до глубины души разительным контрастом между красотой природы округа Каули и чудовищностью преступлений морального урода, живущего среди нас. Новый абзац.

Новость распространялась как степной пожар. Сосед звонил соседу, друг — другу. Как выяснилось, ранним утром в полицейский участок Френч-Лэндинга позвонили по линии 911 и сообщили о том, что изуродованное тело маленькой Ирмы Френо лежит в развалинах бывшего кафе „Закусим у Эда“. И кто позвонил? Может, добропорядочный гражданин, считающий своим долгом известить полицию о страшной находке? Нет, дамы и господа, отнюдь…»

Дамы и господа, это репортаж с линии огня, это новости, которые пишутся в процессе совершения события. В такой ситуации опытному журналисту не может не прийти в голову мысль о Пулитцеровской премии. О звонке в полицию Уэнделл Грин узнал от своего парикмахера, Роя Рояла, которого поставила в известность жена, Тилли Роял. Последней позвонила Миртл Харрингтон. И Уэнделл оправдал доверие своих читателей: схватил диктофон и фотоаппарат и запрыгнул в свою колымагу, даже не поставив в известность редакцию «Герольда».

Все равно фотограф ему ни к чему: все фотографии он мог сделать старым, но надежным «Никон F2A», который лежал на пассажирском сиденье. Непрерывное полотно слов и фотоснимков… объективный анализ самого отвратительного преступления нового века… глубокое проникновение в сущность зла… исполненный сострадания групповой портрет маленького американского городка… беспощадная критика неспособности полиции ответить на вызов, брошенный преступником…