Василий Кнежин - Игра в людей

Внутри меня все колышется и ломается. Ломит каждый сустав, раны на моем теле взвыли, словно на них брызнули кислотным раствором. Когда перед глазами спала темная пленка, я спросил Асту, хотя уже знал ответ на свой вопрос:

— Это и есть тот шаг, о котором ты рассказывала?

— Да. Прости меня. — Она приподнялась и достала из заднего кармана квадратный предмет. — Возьми эту флешку, на ней фото с тобой и печатный файл, на котором я подробно записала все, что с нами случилось бы, останься мы вместе. Ларион, это не значит, что ты не сумел меня удержать или что-нибудь в этом роде. За влюбление в себя красотки действительно отвечаешь только ты, но за любовь ответственны оба! — Аста почти кричала, из ее глаз брызнули слезы, настоящие, живые. Аста вытерла лицо, зачем-то заглянула в кружку с вином, будто там могут быть так нужные мне слова и чувства. — Ты мне очень приятен и я буду рада остаться с тобой в хороших чувствах. Я знаю, чего я хочу и чего не сможет нам дать самая благоприятная жизнь вместе. Прости меня, Ларион, мне действительно надо было сказать тебе это раньше, но так было приятно с тобой, что я отодвигала конец до предела. Хочешь, займемся сексом?

Лучше бы она этого не говорила. Просто заткнулась бы и молчала. Так сильно меня еще никто не бил. Вот он, удар по оголенной душе. Я попытался улыбнуться, но губы дрожат и отказываются складываться в приятный взгляду полуовал. Я сказал:

— Хочу кофе со сгущенкой и корицей.

— Тебе сделать?

— Да. Я неожиданно для себя рассмеялся и сам испугался прерывистого, разноладового смеха. — Приготовь кофе и уходи, а я с Игорем поиграю.

Она чмокнула меня в щеку и пошла варить кофе. С кухни послышались звуки открываемых дверок, шкафчиков, щелканье пьезоэлемента плиты. Я схватил гитару, прислонил подушку к стене и рухнул на нее. Оставленные на кровати кружки с вином дружно повалились на бок, окрасив содержимым покрывало. Две большие кляксы расплылись в гаснущем сознании, мое тело заныло уже забытыми ранами, слабеющей рукой я как можно громче ударил по струнам. Раздался жесткий металлический звук. Гитара заорала порванными струнами моей души. Я бил по струнам до тех пор, пока пальцы левой ладони не взвыли от боли. Блуждающими в потемках яркого света глазами я посмотрел на подушечки пальцев, из мелких ранок сочится натуральное человеческое вино. Но самая большая рана там, внутри. И нет такого глаза, чтобы увидеть сочащиеся из моей груди капли.

Через час или два я отложил гитару. Асты на кухне уже не было, как не было ее и в квартире, а единственным местом, где продолжает жить ее облик остается моя память. Я с бесполезной аккуратностью убрал гитару в чехол, провел по горбатой молнии пальцем, убеждаясь, что чехол застегнут наглухо. Мне стали сверхважны незаметные ранее мелочи. Я пронесся по квартире, расставляя книги с дисками в безупречно ровный ряд, на столах выстроил все предметы по красивой симметрии. Столовые приборы я разложил по специальным контейнерам, ложки к ложкам, вилки к вилкам, а ножи воткнул в футляры. Одну вещь я не посмел тронуть, это кружка с кофе, приготовленный Астой. Сверху черная жидкость припорошена взбитыми сливками и тертым шоколадом в виде сердечка. Струи пара прорезали в сливках тоненькие проталины, шоколадное сердце обмякло и оказалось насаженным на невидимые иглы. Шоколад от жара вскипел и застыл темными пятнами.

Несколько минут я смотрел на кофе. Влажная салфетка, которой собрался протереть обеденный стол, вывалилась из пальцев. Я поднял ее, скомкал резкими движениями и кинул в мусорку. Я полез в холодильник за оставшимся вином. Отлетевшая пробка шлепнулась и закатилась под холодильник. Я втянул как можно больше вина в рот и проглотил одним глотком. Потом я упал на колени и пошарил под холодильником. Достал пробку и воткнул в горлышко. Находиться в доме стало в тягость, я выбежал на улицу. В руке бутылка вина, на лице безразличие к птичьим трелям, сочащемуся через листья свету и обволакивающему ветерку. Я втянул полной грудью потный московский воздух.

— Пахнешь ты, Москва, как хомяк в бане.

Я огляделся по сторонам, но никого не увидел. Люди ходят вокруг, каждый думает о себе и прячется у всех на виду даже тогда, когда стоит с бутылкой пива в шумной компании. Мне срочно захотелось вырваться на чистый воздух и безлюдье. Я вернулся домой. В небольшой рюкзак кинул бутылку с вином, пару яблок. Взгляд зацепился за флешку, оставленную Астой. Я еле удержался, чтобы прочитать, что там написано. Пришла идея получше. Я вынул из компьютерного стола нож Кедра, положил его в полиэтиленовый пакет, туда же упаковал флешку, пакет скрутил трубой и добавил эту компанию к яблокам и вину.

Тренер напал в момент, когда я вздохнул и собрался уже выходить из дома. Я почувствовал, как мое естество содрогнулось. Я понял, чего он ждал и ужаснулся этому: энергия от выигранного пари так переполнила меня, что и ему достался гигантский заряд энергии.

Объятый ужасом, я погрузился во внутреннее пространство и увидел дверь с надписью "тренер". В центре она была надломлена, замок вывернулся, но еще держится. Я поспешил к двери, но он нанес второй удар. Дверь слетела с петель. Он предстал передо мной темным силуэтом в огненном вихре энергии.

— Теперь тебе томиться в заточении. Навсегда!

Силой мне его не одолеть, это я понял сразу. Тогда как? Он шагнул ко мне, я физически ощутил жар его тела. Без проблем он взял меня за плечи, поднял над полом. Сейчас швырнет в комнату и захлопнет дверь.

— Я не знаю, кто я, зато знаю, кто ты. — Сказал я ему. Есть ничтожный шанс справиться с ним так же, как я справился с соблазнителем. — Ты порождение моих амбиций. Для нас обоих уже готова бездна.

В памяти я вызвал отрывок из своего давнего сна. Я стою на ослепительной вершине, вижу расходящихся людей и черную ледяную пасть внизу. Он это тоже увидел, и мгновенно понял, что я хочу сделать. Он попытался бросить меня туда, но я впился в него своими руками и мы вместе полетели вниз. Уходящие люди повернулись и увидели летящий огненный метеорит из наших тел, ревущий и несущийся в никуда. Я очнулся от внутреннего видения, как от кошмара: в поту и ознобе. Но это была реальность. Частью сознания я видел, как несусь навстречу гибели, и мое сердце превращается в лед.

В кармане завибрировал сотовый, следом по нарастанию раздалась веселая до тошноты мелодия. Удержавшись от броска телефона в стену, я поднял трубку. Звонил Арнольд Николаевич, деловито-бодрым голосом загудел про мой новый тренинг и фонтанные перспективы работы. Я время от времени кидал в трубку какие-то слова, мысли мои темны и далеки от дел насущных, а рана в груди болит с каждой секундой все сильнее. Босс передал трубку Гошу, но и его добрый голос не принес облегчения. Гош оказался не таким деревянным на эмоции, как Арнольд Николаевич и осторожно поинтересовался, почему я отвечаю как зомби под валерьянкой. Не найдя что ответить, я сбросил вызов, а телефон спрятал в карман. В уголках глаз защипало, к горлу тут же подкатил огромный валун, и я не стал дожидаться, пока его прорвет. Руки сунул в лямки рюкзака, ноги в кроссовки. Я хлопнул дверью, щелкнул ключем и через несколько ступенек погнал вниз по лестнице. На улице при народе разрыдаться будет сложнее, а если такое и случится, можно сделать вид, будто попала в глаза едкая столичная пыль.