Роман Канушкин - Страх (Сборник)

– Я никогда и не бросала тебя, – возразила прекрасная царица-пряха, и голос ее был наполнен весельем весенних ручьев. – Но нить твоей Судьбы еще не окончена.

Олег вдруг увидел, как золотая нить протянулась от его ладони в арку, из которой появилось черное чудовище. И клубящийся мглой проем начал светлеть.

Олег сделал шаг к арке. Посмотрел на ту, что любил всю жизнь:

– Я… То, что было между нами… – Князь смутился и вдруг быстро спросил: – Ты меня не предавала?

– Даже когда тебе так казалось, – царица-пряха улыбнулась, и ее глаза засветились нежностью, – я всегда была рядом.

– Авось? – спросил Олег.

Она снова улыбнулась:

– Он отплатил сыновней любовью. Тебе не быть увядающим стариком в княжеских палатах. – Царица-пряха указала в проем, в котором тонула золотая нить. – Там Вальгалла, воин.

Олег улыбнулся. Проем просветлел почти окончательно. За ним была битва. И Олег узнал это место. И это время. Там была битва у речных порогов в тот давно угасший день, когда Олег пощадил Лада, сохранив ему жизнь. Но мгновение словно застыло. Словно князю был дарован второй шанс. И словно правы скальды – можно вернуться в минувшее и можно подправить его…

Олег сделал шаг к проему, в тот давно отцветший день. Сделал шаг навстречу своей судьбе. И перед самым порогом обернулся.

Она этого ждала. Ее глаза светились нежной любовью. Она действительно никогда его не предавала.

– Я буду ждать тебя у границ радуги, – сказала царица-пряха.

Князь Олег шагнул в проем.

И тут же ощутил запах боя и немое изумление, которое закончилось горьким вопросом:

– Почему, Лад?

– Ты убил моего отца, когда я был еще ребенком. И я не прошу пощады, – последовал ответ.

Меч князя был у груди древлянского воина, который сейчас предал его. И предательство карается смертью. Князь медлил еще долю секунды. Он снова увидел перед собой Ольгу, ту маленькую белокурую девочку, которую он когда-то спас. И улыбнулся счастливому видению, как, возможно, самому хрупкому и нежному моменту своей жизни. А потом он увидел Ольгу, обезумевшую от горя, Ольгу, прижимающую к груди голову мертвого Игоря и рыдающую над телами самых дорогих ей людей на свете.

– Олег! – прозвучал голос шада. – Оставь жизнь древлянского князя, и мы уходим. Его жизнь на твою.

Но теперь князь Олег был готов.

– На вашу! – жестко произнес он.

И его меч, не остановленный волей пощадившей древлянина руки, нанес свой удар. Лад коротко вскрикнул, глядя прямо на князя; струйка крови выступила из уголка его рта. Но все же он нашел в себе силы прошептать:

– Месть… прости…

Олег склонился к нему и так же тихо ответил:

– Я спас тебя от мести.

А потом голова Лада поникла. Князь бережно опустил его на траву. Месть… Князь Олег выпрямился.

Хазарские воины ждали лишь приказа шада. Олег улыбнулся и, подняв меч, бросился на своих врагов…

Глава 20. Песнь прощания

Я давно мертв – темный ветер – плач над городом – погребальный костер – последний варяг

Совсем в другом месте, на тайной тропе, ведущей от капища, где покоились останки Олегова коня и где сейчас князь принял смерть от укуса змеи, Лад схватился за грудь. Белогуб, оставленный черным волком, превратился в тщедушного старика, – опираясь на посох, он тяжело дышал. Но лицо Лада вдруг просветлело, угрюмые и темные складки на коже разгладились; седая полоса в темных волосах, в точности повторяющая полосу на голове черного чудовища, исчезла.

– Я давно мертв, – проговорил древлянский воин. Потом он посмотрел на Белогуба то ли с презрением, то ли с жалостью и добавил: – И я давно сбежал от тебя.

Старый немощный волхв лишь жалко осклабился, но хищный огонек так и не потух в его взгляде. И, словно услышав слова Лада, зашелестела листва на ближайших деревьях – сюда пришел легкий ветерок. С другой стороны тропинки, вслед за этим ветром, бежал Комяга, преследуемый всадником дружины. Но он ошибся. Некогда могущественный волхв Белогуб уже не сможет никого спасти. Но то, что Комяга сейчас увидит, окажется пострашнее настигающей его смерти.

Кожа древлянского князя вдруг странно задубела, словно натягиваясь на костях. Комяга остановился и, хлопая глазами, облизал губы. Топот коня настигал его, но Комяга стоял, не в силах отвести завороженный взгляд.

«Что за страшное проклятье наслал на тебя волхв?» – хотел было спросить Комяга, но слова застряли у него в горле.

Неожиданно кожа Лада начала ссыхаться и темнеть. Выступившие на мгновение пятна тлена тут же исчезли. Сухая кожа покрылась трещинами, проступая пылью и обнажая кости, и могучее тело воина прямо на глазах осыпалось тленом, словно он и вправду уже давно был мертв. Самым жутким во всей этой картине был взгляд, который так и не потух, даже когда глаза Лада стали рассыпаться пылью, – словно его жизнь теплилась в чем-то ином, а не в этом могучем теле, которое сейчас превращалось в прах.

И это будет последнее, что увидит Комяга перед тем, как меч княжеского дружинника коснется его. Да еще Белогуба – странно, то ли по-волчьи, то ли по-собачьи дышащего и молча взиравшего на эту чудовищную картину. А пришедший сюда ветер подхватит темную пыль, что когда-то была древлянским воином Ладом, и развеет ее над землей.

Этот ветер коснулся Ольги, застывшей сейчас над телами мертвых. Княжна испуганно и зябко вздрогнула, почувствовав сейчас прикосновение этого необычного ветра. Ее глаза округлились, но немой ужас, мелькнувший в них, быстро сменился тихим благоговением.

Ветер. Темный ветер, пришедший из мест, о существовании которых княжна лишь догадывалась… Не совсем так. Еще девочкой она видела их в огне на островном капище, когда волхвини Светояра обучали ее тайной ворожбе. И видела гибельные завихрения этого ветра, который мог нести освобождение. Туда ушел князь: ее отец и великий воин вышел сейчас за пределы полотна Судьбы, что соткано для всех жизней, и тяжесть этого мира больше не властна над ним. Узелок расплелся, чтобы через миг связаться в новый рисунок. Но в этот короткий миг,

Авось дал нам надежду

И я хочу подарить ее тебе

пока новый рисунок не связал воедино новые судьбы… Ольга тихонько вскрикнула, ощутив укол в сердце, словно и ее сердца коснулось дуновение этого темного ветра. Взгляд девушки застыл, хотя она уже все поняла, и сейчас просто смотрела, как в растянувшемся мгновении рождались новые судьбы. Точно в такой же тлен, в который рассыпался Лад, начали превращаться пущенные им стрелы. Сначала струйками пыли осыпалось оперение, и их подхватил этот ветерок; так же струясь и образуя воздушные воронки, унеслись, став пылью, и металлические древки черных стрел, и исчезли, как наваждение, оставленные ими смертельные раны.