Сергей Пономаренко - Лик Девы

Жрица Вела ощутила беспокойство, но не могла понять, с чем оно могло быть связано. В последние дни ей снились странные сны, мгновенно улетучивающиеся в момент пробуждения. Она не помнила их содержание, но оставшийся после них осадок, тревожил, связывал их с ее прошлым, скрытым от нее пеленой забытья. Она не помнила детства, родителей, лишь то, что последние два года была жрицей храма богини Девы. До недавнего времени святилище располагалось в подземелье, но татары выследили, и жрицам с большим трудом удалось бежать, захватив собой магические ритуальные предметы с собой. Пока храм устроили непосредственно возле поселка, ожидая прибытие разведчиков, должных найти более безопасное место для храма.

В храм зашла верховная жрица Мара, подошла к Веле и опустилась рядом на колени.

— Тревожно мне, — пожаловалась ей Вела, — нехорошие предчувствия не покидают меня.

— Ты не одинока. Я говорила с вождем Аспургом, он получил тревожные известия от разведчиков — они заметили поблизости большой отряд татар. Не исключено, что им известно местонахождение нашего селения, и они готовятся напасть. Аспург готов к этому и уже присмотрел новое место для поселения. Утром он отправил туда большую группу воинов и женщин. Завтра утром уйдут остальные и мы с ними. Надо будет идти налегке — возьмем самое необходимое, остальное спрячем в тайнике — позже вернемся.

Верховная жрица Мара посмотрела на статую Девы, лицо которой закрывала золотая маска. Потянулась к ней, затем передумала и отдернула руки:

— Я помогу тебе со сборами, когда вернусь. — И она удалилась.

Вела стала прикидывать, что захватить с собой, а что надо оставить в тайнике. Неожиданно со стороны селения услышала выстрели, крики, шум битвы.

— Татары! — испугала мысль и у нее закружилась голова, перед глазами поплыли забытые картины прошлого. Выстрелы, звон сабель, многоголосые крики о помощи и предсмертные хрипы слились воедино, но здесь боролись за жизнь не тавры, в меховых одеждах, а воины в блестящих панцирях и шлемах. Среди них выделялся один, разящий врагов длинным мечом, половину его лица пересекал шрам. Она сжала виски, разрывающиеся от головной боли и видение исчезло. Шум реальной битвы усилился и, стал приближаться, судя по крикам татар, они побеждали.

— За что?! — жрица, обратилась с мольбой к грозному лику богини. — В чем мы провинились?! Тебе мало крови врагов, которую мы тебе приносим в жертву?!

Но надо было спешить. Вела наклонилась, прислонилась губами к каменному изваянию грозной богини Орейлохе, прося прощение за свои гневные слова и то что оставляет ее здесь, сняла с ее лица золотую маску и выбежала наружу. Несмотря на то, что победа татар в этой битве была очевидна из-за их многочисленности, еще продолжали оставаться отдельные очаги сопротивления. Жители селения понимали, что не следует рассчитывать на милость победителей, и дрались до последнего.

Жрица Вела углубилась в чащу, на первый взгляд непроходимого колючего кустарника, начинающегося сразу за храмом, но за которым оказалась потайная тропа. По ней Вела стала подниматься в горы. За ее спиной крики становились глуше, а зарево пожара все разрасталось. Вдруг она услышала шум бегущего человека, страх на мгновение парализовал ее, но, пересилив себя, она выхватила кинжал и приготовилась обороняться. Увидев бежавшего, Вела вздохнула с облегчением и спрятала кинжал. Это был молодой воин Ферал, в порванной, со следами крови одежде, с обнаженным мечом в руке. Увидев Велу, он остановился, а та заботливо поинтересовалась — не ранен ли он?

— Нет, это кровь врагов, — с гордостью ответил Ферал.

Вела обрадовалась, что теперь она не одна. За непродолжительное время нахождения в селении, она не выходила за его пределы, совсем не знала прилегающей местности и не представляла, куда теперь идти. Спеша, как можно подальше уйти от гибнущего селения тавров, Вела на ходу спросила у Ферала, знает ли он, куда им бежать?

Ферал хорошо знал горы, где имелось много укромных мест, и можно было укрыться от татар, но где вождь Аспург задумал построить новое селение, он не знал. Бродя по горным тропам, они два дня питались одними кореньями и лесными ягодами, пока Фералу не удалось удачно подбить камнем из самодельной пращи козу, после чего он дорезал ее кинжалом. Они ели сырое мясо, и у Велы в памяти вновь зашевелились смутные воспоминания, ей казалось, что с ней такое уже было раньше. Она тогда тоже ела сырое мясо, так как не было огня, и с ней был мужчина, но не этот, а другой, совсем не похожий на местных жителей, и она не закрывала от него лицо.

Вела отвернулась от Ферала, размотала платок, разорвала его на две части. Светлые длинные волосы рассыпались по плечам. В меньшую половину платка она завернула остатки мяса, а другой половиной попыталась закрыть лицо, но ткани было явно недостаточно, и у нее получилась повязка, закрывающая лишь нижнюю часть лица.

— Ты красивая, — Ферал залюбовался девушкой.

— Ты не должен был видеть мое лицо, — строго оборвала его Вела, однако покраснела от похвалы. — Я жрица Девы. Тот, кто увидел лицо жрицы, тот увидел лицо смерти и долго не проживет.

— Да, ты жрица, но ты не такая, как другие. Не думаю, что твое лицо — это лицо смерти. Ведь ты еще только послушница и не прошла через обряд посвящения в жрицы, к которому готовятся семь лет, — юноша улыбнулся.

— Ферал, я ничего не помню, что было до того, как я стала послушницей, — жалобно пожаловалась Вела. — Кто мои родители, почему никто ничего мне не рассказывает о моем прошлом? Когда я об этом начинала расспрашивать, люди уходили от ответа. Здесь скрыта какая-то тайна?

— Я не могу тебе ответить, чтобы не сказать неправду, — чистосердечно признался юноша. — Так приказал наш вождь, а неисполнение его указаний карается неминуемой смертью.

— Ферал, неужели ты не понимаешь, что, возможно, мы единственные, кто выжил, чудом спасся? Не знаю, что нас ожидает в будущем, ведь мы теперь изгои и нам негде жить. Расскажи, Ферал, что знаешь обо мне — я тебя очень прошу!

— Хорошо, Вела. Два года тому назад ты появилась в нашем селении в сопровождении жрицы Мары, которую давно считали мертвой, и однорукого мужчины, генуэзца. С собой вы принесли священную маску богини Девы, много столетий тому назад утраченной нашим народом. Однажды вы втроем ушли из селения и вернулись через несколько дней уже без генуэзца. Ты ничего не помнила, и мы учили тебя своему языку. Мара, ставшая верховной жрицей, взяла тебя к себе в послушницы, а нам вождь велел молчать. Больше я ничего не знаю, это все.

— Спасибо, Ферал, надеюсь, что память рано или поздно, но вернется ко мне.