Дженнифер Рардин - Двум смертям не бывать
Я двинулась к ней — кто поступил бы иначе? Но меня что-то остановило, потянуло назад. Я поглядела озадаченно вниз — и поняла, в чем проблема. Тор ухватилась за бьющуюся ленту моей сути своим щупальцем, выросшим сбоку от челюстей. Я увидела, как она наматывает меня, и панический страх вгрызся в края хрупкого покоя, которым я себя окружила. Но я видела больше — будто у меня всюду были глаза, наблюдающие за всем и за всеми.
Последние деганиты добрались до двери и пробирались наружу. Кассандра подползла к Бергману и стала его переворачивать. Он дернулся, ухватился за бок, сказал ей какую-то фразу. Она приподняла его и вытащила предмет, на котором он лежал.
Коул был уже рядом с Вайлем, и они вдвоем пытались заставить Тор выпустить мое тело. Коул нанес ей серию ударов по корпусу, и по крайней мере один попал в цель, сломав ей руку — от ее вопля зазвенело в ушах. Вайль прыгнул ей на спину, вцепился пальцами в горло — и нижняя часть лица Тор-аль-Деган покрылась инеем. Больше из этой глотки не раздалось ни звука, даже когда Вайль сломал ей челюсть ударом кулака.
Мое тело упало на пол, подпрыгнуло и растянулось в луже. Коул тут же подскочил, осматривая раны и нащупывая пульс. Но Вайль остался биться, отражая щупальца Тор окровавленными кулаками. Я поняла: пусть он даже меня не видит, но он знает…
Тор-аль-Деган пожирала мою душу. Медленно. Смакуя, как гурман. И когда она ее доест, ничто не помешает ей взять за горло весь мир.
Когда-то я боялась, что сошла с ума, и страх потери здравого рассудка, потери самой себя пронизывал каждое мое дыхание, диктовал каждый поступок. Это было хуже, чем страх насекомых, хуже раковой опухоли, хуже потери родных… это чувство не давало мне отдыхать, не позволяло найти покой.
Но то был только страх. Сейчас была реальность.
Секунда за секундой Тор переваривала лучшее — и худшее, что есть во мне. Я теряла себя в красной адовой пасти — зияющей пасти Тор-аль-Деган. Я боролась, отбивалась, молилась. Я изо всех сил пыталась вырваться — но медленная пытка моего полного уничтожения продолжалась. И хотя у меня не было голоса, я закричала, и крик длился, длился, длился…
Голос прогремел под сводами — глубокий, богатый голос Кассандры обдал меня будто потоком чистой и теплой воды. Она вышла вперед, встала рядом с Коулом, яростно работавшим над моим остывающим телом. В правой руке она держала пирамиду, ключ, в левой — «Энкиклиос», и эхом повторяла слова, слышимые ею в видении Ясновидца, который в далеком-далеком прошлом на время спас этот мир.
Тор утробно взревела, затрясла головой, негодуя на силу, которая вдруг явилась ниоткуда, требуя от нее подчинения. Кирон сопротивлялась, но Кассандра была неумолима. И через секунду я была свободна. Я летела. Парила, устремляясь к витражной радуге, к спасательному концу, уводящему вверх, вверх и вверх.
Глава двадцать седьмая
— А ты знаешь, я думала, что направляюсь на небо, — сказала я, выглядывая в окно.
Оттуда на меня смотрел пылающий горизонт Лас-Вегаса. Я стояла посреди роскошного номера, явно из самых дорогих, окруженная плюшевой мебелью, атласными шторами и таким количеством мрамора, что впору любому мавзолею.
— Некоторые могли бы сказать, что ты уже там, — ответил мой спутник.
Я бы сразу определила его как бойца, даже без короткой стрижки и прямой осанки: по глазам. Я выросла среди мужчин с таким взглядом. Только битва его вырабатывает, только смертная битва и гибель тех, кого ты любил, как братьев.
И еще я узнала его по нашей последней встрече, когда он движением пальцев починил мне сломанную шею на окровавленном полу убежища, оказавшегося западней.
Этот мужчина, этот воин, улыбнулся при моем появлении и сказал:
— А вот и ты. — Будто подготовил мое появление здесь. Спрыгнув с высокого черного табурета у бара, он подошел и протянул мне руку для пожатия. — Привет, Жасмин. Меня зовут Рауль.
Испания окрасила бронзой его кожу, добавила ему акцента. Но по манерам он был типичный американский военный.
— Я мертва?
Он склонил голову набок, будто оценивая новобранца.
— Это еще предстоит выяснить.
Я подошла к окну, сбитая с толку и несколько угнетенная, не сомневаясь, что переведена в какое-то промежуточное хранилище Вечности. Подо мной сиял огнями Город Греха, сверкал, как тиара царицы пустыни. Жаль только, камни в тиаре фальшивые.
— Есть, наверное, люди, которые хотели бы провести вечность за игрой, поглядывая на стриптизерок на сцене, — сказала я, отвернулась от окна и плюхнулась на диван, от прикосновения которого все косточки в моем не-теле застонали от наслаждения. — Черт побери, я бы и сама от пары недель такого режима не отказалась.
Рауль сел на такой же диван, стоящий под углом в сорок пять градусов к моему. Вдруг до меня дошло, что именно так я расставила мебель в «Бриллиантовых номерах» и в доме Бергмана. Ага, и в том давнем-давнем месте, где уничтожил мою жизнь Айдин.
— Я здесь бывала? — спросила я.
Он кивнул.
— А Дэвид? Он тоже здесь был?
— В некотором смысле.
— А!
— Тебе не полагается помнить.
— Хм…
— Ты себя нормально чувствуешь?
— А должна?
Он улыбнулся:
— Наверное, нет.
— Ладно, так зачем я здесь?
Он удивился, будто я должна была знать.
— Ты же герой.
До меня начало доходить.
— Послушай, это же не я там спасла мир. Это сделала Кассандра.
— Хоть эта поговорка очень затрепана, но все равно верна. Один в поле не воин.
— Чего конкретно ты хочешь?
Он посмотрел на меня так, будто хотел попросить не строить из себя дуру. Очень неприятно видеть такой взгляд, когда ты и в самом деле тормозишь. Но собеседник, к моему удивлению, ответил:
— Ты сейчас в Ставке, солдат. Отсюда либо в строй, либо в отставку. Выбирать, конечно, тебе, но нам бы хотелось, чтобы ты продолжала службу.
Я кивнула в сторону окна:
— Странное место для Ставки.
— Стараемся держаться ближе к фронту.
— Тогда вам надо было быть в Майами.
— Там битва выиграна.
— А война — нет?
— Вы же не победили Раптора.
— А когда мы победим, я могу считать свою службу законченной?
— Если захочешь. Но он хитрая бестия. Поймать его будет ох как непросто. — Рауль поджал губы, покачал головой. — Впрочем, я отклонился от темы. Ты должна сделать выбор.
Я кивнула. Значит, время двигаться дальше, в ту или в другую сторону. Я могу уйти в отставку. Слово «отдых» повисло в воздухе, как зеленое бархатное вечернее платье. Но я видела, что сделала отставка с Альбертом, и нет причин полагать, что я ею буду более довольна. И еще: уйди я в отставку, Эви придется возиться с въедливым и сварливым стариком в одиночку. Я никогда не увижу ее новорожденную дочь. Никогда не услышу, что случилось с Дэвидом, а это, я думаю, не менее интересно, чем мои приключения. Бергман и Кассандра друг друга поубивают. Коул станет старым желчным ворчуном. А Вайль… Вайль будет бродить по земле один, тоскуя по своим сыновьям. Тоскуя по мне.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});