Виктор Точинов - Логово

И тут рвануло..

Вдали, где-то за деревьями, и совсем рядом, под серой будкой диспетчерской — и приткнувшимся неподалеку от нее бензовозом. Взрывная волна толкнула вертолет, майор едва не выпал в дверцу. Пламя осветило редкий лес, окружавший вертолетную площадку — и майор увидел знакомую фигуру, перебегавшую между соснами…

Увидел не только он. Очередь. Фигура подломилась, упала — тяжело, мертво, не пытаясь сгруппироваться, — так падает на пол сломанная игрушка…

Первый, самый яркий сполох пламени опал. Майор напряженно всматривался — и уже не мог увидеть в сплетении теней упавшую Надежду…

Горючка полыхала, растекаясь. Жар чувствовался все сильней. Соседний Ми-8 медленно, словно неохотно, загорелся. Медлить было нельзя.

— Взлетаем!!! — рявкнул Лисовский, перекрывая рев двигателя.

Миша обернулся, губы шевелились, но майор не расслышал.

— Взлетаем!!! — рявкнул он снова.

Вертолет оторвался от бетона…

Они сделали круг над Логовом. Снизу не стреляли. То ли оказалось уже некому, то ли уцелевшим было не до того. Остатки зданий и сооружений пылали — полное впечатление, что на объекте взорвали все мало-мальски значимое…

— Что это у них стряслось? — удивился Миша (майор надел наушники и теперь слышал его хорошо). Лисовский не ответил. Сказал другое:

— Летим в Сертолово.

— Ку-у-уда? — не понял Миша. Или не захотел понять.

— В Сертолово. Напрямик, через Ладогу.

В Сертолово базировалась их часть, из которой майор уволился в запас, а Миша убыл якобы в командировку.

— Значит — все задаром? — возмутился Миша.

— Не будет тебе денег, — сказал майор устало. — Будет пуля в затылок. Посмотри вниз. Хорошенько. В этой игре ни своих, не чужих не жалеют — лишь бы ничего не выплыло наружу.

Миша поглядел вниз — и поверил.

…Вертолет летел над озером. Лисовский смотрел на бесконечные ряды куда-то и зачем-то катящихся волн. Глаза слезились — похоже, натер контактными линзами… Жить не хотелось. Умирать, впрочем, тоже.

Они не оглядывались. И не увидели, как якобы убитая тварь приподняла голову…

Прохор Савельевич Дергачев, капитан буксира БР-58, встречал свой день рождения — тоже пятьдесят восьмой — в море.

Ну, не совсем, положим, в море — шли налегке Ладожским озером от устья Свири до Сортавалы. Но когда вокруг, от горизонта до горизонта, сплошная водная гладь — не так уж важно, пресная вода или соленая. Тем более Ладога размерами и с иными морями потягаться может. С остатками полувысохшего Арала и с чуть соленым лиманом, именуемым отчего-то Азовским морем, — уж точно.

Предусмотрительный Прохор Савельич курс проложил не самый короткий — длинным зигзагом огибающий и предательские шхеры, и обычные трассы бороздящих Ладогу судов. Погода стояла на редкость тихая, так что рулевому задача досталась несложная — поглядывай на компас да следи, чтобы судно не начало рыскать. Не то что на извилистых речных фарватерах.

А рулевым, вопреки штатному расписанию, заступил Петя Гольцов. В утешение, правда, накапали сто грамм «Абсолюта» — ради такой даты кэп не поскупился — и на вахту. Потому как, едренть, молодой ешшо.

Остальные восемь членов экипажа отмечали. Не на полную, понятно, катушку, не на всю ширь флотской души, — это всё потом, на берегу. Но звуки из отдраенных иллюминаторов доносились громкие, Петька тоскливо к ним прислушивался — и не сразу услышал звук иной. Посторонний. А услышав, не обратил особого внимания. Мало ли кто и по каким делам над Ладогой летает.

А увидев то, что увидел, не поверил своим глазам. Пару минут тупо всматривался в колыхание волн слева по курсу… И лишь затем включил колокол громкого боя.

Рассказ Гольцова особого доверия не вызвал.

— Может, Петро, это чайка такая была? Ну, упитанная? — Механика Зворыкина от выпитого потянуло на сарказм. — Тут, знаешь, летают такие — отожравшиеся. Натуральные птеродактили. На одном «Волго-Балте» как-то матроса заклевали. Чуть не до смерти. Он, понимаешь, очистки за борт…

— Да говорю же — ВЕР-ТО-ЛЕТ! — оборвал Петя грозившую затянуться байку. — Большой, пятнистый. Не горел, не взрывался — нырк, и готово!

— А может, тарелка летающая? — не унимался Зворыкин. — Человечки зелененькие тебе как, ручкой-не махнули?. А то, знаешь, под Петрозаводском случай был…

— Разворачиваемся, — скомандовал капитан. — Поищем. Если, едренть, действительно что было, не примерещилось, — могут люди на воде остаться. Или обломки. Или хотя бы пятно масляное.

Развернулись. Поискали. Заложили три крута вокруг указанной Гольцовым точки, посветили прожектором — в сумраке белой ночи помогал он мало.

Не нашли ничего. Ни людей, ни обломков. Даже масляного пятна не нашли.

— Может, он чуть левее нырнул? Или дальше? — жалобно сказал Гольцов, и сам уже засомневавшийся — а ну как действительно поблазнилось…

— Может, может… — рассеянно ответил Дергачев, у которого те же сомнения уже превратились в уверенность. — Да только, видать, с концами. Здесь глубина почти двести метров…

…Возвращаясь в кают-компанию, речники спорили: действительно ли Петьке пригрезилось, или решил со скуки таким манером поразвлечься? А то ведь с ним за эти дела тоже шуточку можно отколоть флотскую, на всю жизнь впечатлений хватит…

Начальство задержалось у трапа.

— В журнал занесем? — с сомнением спросил у капитана старпом Фокин (хоть и единственный помощник на буксире — а все равно старший).

— Что занесем? — сказал капитан, прищурившись. — Что Петька Гольцов увидел, за штурвалом стоючи? А ты, едренть, его на рулевого аттестовывал?

Фокин пожал плечами и потопал к кают-компанию — пока там не добили остатки «Абсолюта». Старпом был не дурак выпить.

Глава 13

— Садись за руль, — сказал Руслан, когда они проехали Тучков мост.

Наташа поменялась с ним местами. Посидела, осваиваясь с управлением, тронулась-с места, сначала медленно, затем быстрее и увереннее. Руслан молча кивал — с одобрением. И, пожалуй, с легким удивлением. Сказал всего, одну фразу:

— Вот здесь — автоматическая блокировка дверей. Не нажми потом случайно.

Она кивнула. Не нажмет.

На этом разговор закончился. Андрей тоже упорно молчал, и Наташа, чуть повернув зеркало заднего вида, временами поглядывала на его лицо: не началось ли? Но все вроде в порядке, взгляд остается осмысленным, задумчивым.

Она не пыталась втянуть его в разговор — слов минувшей ночью было сказано достаточно…

…Беседа была похожа па допрос. На очель странный допрос, при котором следователь и подследственный то и дело меняются местами. У Наташи, больше молчавшей, остались о том разговоре странные воспоминания — кусочки, отрывочки… Скорее всего, измотанная предыдущей бессонной ночью и перенаполненным событиями днем, она эпизодически отключалась, засыпала, сидя на стуле и с открытыми глазами…