Бентли Литтл - Ассоциация

Не зря говорится: верь не словам, а делам. Здесь, в тесной дружеской компании, Тина высказывает крамольные мысли, а на самом деле она заодно с ассоциацией.

Что, если Тина специально пришла послушать, а потом побежит с доносом в правление?

А то и вообще записывает разговор на скрытую камеру, в назидание потомкам…

Совсем недавно Морин упрекала Барри и Рэя в том, что они поддались паранойе, а сейчас понимала, что для паранойи есть все основания.

Лиз поморщилась.

– Так мы скоро будем вовсе отрезаны от города. И что тогда? Ассоциация откроет собственный универмаг в поселке? И автозаправку заодно, и электростанцию построит?

– Вряд ли до этого дойдет, – отозвалась Тина. – Хотя амбиций им не занимать.

– И все-таки, зачем они злят городских? Чего хотят добиться?

Морин и сама ломала голову над этим вопросом. Все примолкли – ответа ни у кого не было.

Морин первой нарушила затянувшееся молчание.

– Кстати, об ассоциации… Кажется, на каком-то из ваших вечеров была пара геев? Одного звали Пат, если я правильно запомнила.

Лиз, помрачнев, кивнула:

– Пат и Уэйн. Их больше нет.

– Я вот о чем хотела спросить: мы тут вчера штудировали устав… Один из пунктов запрещает однополые отношения и совместное проживание вне брака?

– Да.

– Их больше нет? – переспросила Морин.

До нее только сейчас дошло, какое именно выражение употребила Лиз.

– Исчезли из поселка. Дом не тронут, и вся одежда на месте, а их нет. – Лиз понизила голос, как будто боялась, что их подслушивают. – Здесь такое случается.

Морин вспомнила пустые дома в поселке – она-то думала, что их владельцы приезжают в Бонита-Висту только на лето. Сейчас она представила себе заросшие плесенью продукты в холодильнике, слой пыли на столах, накрытых к обеду… Мирный живописный поселок вдруг показался совсем не таким приветливым.

– Что касается запрета на внебрачные связи, несколько пар с его помощью заставили пожениться.

– Ты шутишь!

– Правда, – подтвердила Тина. – Вот Дженни и Скайлар Уэллсы много лет жили вместе в Финиксе и не оформляли отношения. А как приехали сюда, им слегка намекнули, и они на следующий же день пошли к мировому судье и расписались.

– Намекнули?

– Они не любят распространяться об этом, – промолвила Лиз.

Лупе кашлянула.

– А правило против расовых меньшинств… Оно строго соблюдается? Мое латиноамериканское происхождение, например, издалека заметно. Что, если я захочу здесь поселиться?

– Хотите знать правду? – спросила Лиз.

– Конечно!

– Я бы на вашем месте не стала покупать дом в Бонита-Висте. По закону, конечно, дискриминация на национальной почве запрещена, и если их кто-нибудь привлечет к суду, наверняка этот пункт из устава придется исключить. – Лиз снова понизила голос. – Но пока никто не пробовал.

Морин в ее словах послышался зловещий оттенок. По спине побежали мурашки. Во рту пересохло, и Морин поскорее отхлебнула чая.

– А раньше здесь жили не только белые?

– Был один человек, белый, холостой, купил дом на Пихтовом кольце. Приезжал только летом, недели на две, и то не каждый год. Дом покрасить, участок расчистить – все предписания выполнял. Потом женился и приехал сюда с женой, вьетнамкой. Два дня спустя уехал, а через неделю дом выставили на продажу. Больше мы его не видели.

– Любопытно, чем его напугали? – спросила Лупе. – Пригрозили штрафом?

– Наверняка тут было что-нибудь посерьезней.

– И больше здесь никогда не жили люди других рас? – спросила Морин.

– Устав не позволяет им покупать дома в Бонита-Висте. Впрочем, если ты заметила, штат Юта вообще не блещет разнообразием расового состава.

Все рассмеялись, и только Лиз еще больше посерьезнела.

– Понимаете, Лупе, это правило применяется не только к жителям поселка. Не хочу вас пугать…

– Я не из пугливых, – ответила Лупе.

– …но, с точки зрения ассоциации, правило относится и к гостям. У наших друзей… муж и жена Маротта – Морин, ты их наверняка встречала у нас… Так вот, у кого-то из них то ли брат, то ли еще какой-то родственник женился на чернокожей. Года два назад они приехали на День благодарения. На следующее утро эту его жену нашли в снегу возле дома, раздетую догола и почти замерзшую в снегу. Говорят, она сильно плакала. Не знаю точно, что с ней случилось. Тони и Джулия до сих пор отказываются рассказывать. И они больше не отмечают День благодарения.

– Пусть только сунутся к нам с Джереми – пожалеют, что на свет родились! – Лупе решительно выпятила подбородок.

– Вы молодец, храбрая! – отозвалась Лиз. – Только, боюсь, когда имеешь дело с ассоциацией, мало быть храброй.

Двадцать минут спустя Морин, Лупе и Данна отправились домой. Им было о чем поговорить. Никому не хотелось веселиться, как по дороге сюда. Морин уже не могла радоваться за Лиз. Навалилось уныние, на душе стало пусто и холодно.

Лиз стояла рядом с Тиной в полутемном зале клуба. Ей было стыдно. Члены правления во главе с Джаспером Колхауном просматривали на экране запись их разговора с Морин и ее калифорнийскими подругами.

– Прекрасно! – одобрил Колхаун. – Вы обе хорошо послужили Бонита-Висте.

– Спасибо! – радостно ответила Тина.

Лиз промолчала.

– Элизабет? – окликнул Колхаун.

Хорошо, что в темноте не видно, как слезы катятся по щекам.

И еще хорошо, что Рэй не дожил до этого дня.

Барри по совету Джереми засел изучать новое издание устава. Он, конечно, и раньше заглядывал в УАД, особенно после собрания. Искал зацепки, какие-нибудь лазейки… Но сейчас страницы устава выглядели по-другому. Появились новые правила, которых Барри не мог вспомнить, хотя очень старался уверить себя, что просто его подводит память. Столько всего в последнее время навалилось! Да и разве в человеческих силах запомнить каждую закорючку в таком громадном документе? Однако про себя Барри понимал, что все это – самообман.

Устав изменился.

Выходит, либо кто-то пробрался в дом и подменил экземпляр устава, либо страницы меняются сами собой – на них волшебным образом возникают новые пункты и параграфы.

И то и другое совершенно невероятно.

И тем не менее, Барри не мог исключить ни того, ни другого, что само по себе показательно.

Запись «Эмерсон, Лейк энд Палмер», которую они слушали, закончилась, и Чак, сказав: «Погодите минуту!» – побежал к своей машине. Он привез целую кучу новых компакт-дисков, и среди них альбом Тома Уэйтса – Барри о нем читал, а послушать еще не было возможности. Вернувшись, Чак бросил Барри футляр с диском и отрапортовал: