Барбара Хэмбли - Путешествие в страну смерти

Однако Лидия знала ответ и на этот вопрос. Потому что не сонет был причиной того, что Маргарет вчера захлопнула дверь. Причиной была она, Лидия Уиллоуби, наследница, отнявшая у Маргарет последнее. Ведь ни один из найденных сонетов не был посвящен мисс Поттон.

— Простите, — прошептала Маргарет. — Простите меня. Я сама не знаю, что такое на меня нашло… — Хотела убежать, но остановилась, обернулась, привычно ожидая наказания.

Может быть, вампир просто внушил ей вчера острое чувство ревности? Лидии вспомнилось на мгновение смуглое одутловатое лицо чужака, его звериный оскал…

Нет. Такое скорее было бы в духе дона Симона…

Лидия содрогнулась. Она уже не могла думать об Исидро, о том, как они играли с ним в пикет, о том, как он, уходя, обернулся на лестнице и оперся белой рукой на перила…

— Все в порядке, — сказала она.

Маргарет отвернулась и заплакала.

«Проклятие!» — подумала Лидия. Усталая, подурневшая, измученная подозрением, что убила Джейми, не пойдя на встречу с Кароли, не знающая, как быть, если Цайттельштейн сегодня не явится на прием, — она еще должна была кого-то утешать!..

— Вы уверены, что с вами все в порядке, милая? — Леди Клэпхэм тронула руку Лидии. Они уже входили в городской дом мсье Демерси, выстроенный над темными водами Мраморного моря.

Лидия кивнула, хотя чувствовала себя и впрямь неважно. Она с удовольствием осталась бы дома по примеру сраженной мигренью Маргарет. Перевязанная рука под длинными оперными перчатками и кружевами рукавов болела. Единственное, о чем Лидия сейчас молила Бога, — не встретить на этом приеме Игнаца Кароли.

— Я бы выпила немного шампанского, — сказала она, пока двое стройных слуг (по европейскому обычаю — в ливреях и париках) проводили их в залу.

— Вам надо выпить бренди, — отрубила леди Клэпхэм. — И я об этом позабочусь.

Хозяин дома, турок, отучившийся в Сорбонне, щеголял в безукоризненном вечернем костюме, но его смуглое полное лицо и щетка жестких усов вызвали в Лидии неприятные воспоминания о мерцающих в ночи клыках. Хозяйка, младшая дочь силезского аристократа, была, по мнению Лидии, похожа на породистого кролика в желтом атласном платье. Судя по всему, ливреи и парики слуг в духе восемнадцатого столетия, электрические канделябры и венецианские зеркала были ее затеей. Равно как и бело-золотые стулья в стиле Людовика XVI. Герр Хиндл сердечно приветствовал Лидию, но тут же осведомился о здоровье и выразил уверенность, что нежному прекрасному полу не стоит интересоваться делами и предпринимать утомительные поездки по старому городу…

Но это исключительно ради мужа. Видите ли, муж должен был встретить ее в Константинополе, и вот уже неделя, как о нем ни слуху ни духу. (Лидия развернула веер, надеясь, что, обмахиваясь, не будет выглядеть столь изможденной.) Кстати, не здесь ли герр Цайттельштейн? Муж говорил, что досточтимый герр тоже имел дело с неким клиентом, который, возможно, мог бы сообщить…

О, конечно! Конечно! Всенепременно! Якоб только что вернулся из Берлина и будет рад познакомиться, а помочь — тем более…

Якоб Цайттельштейн оказался моложавым, крепко сбитым мужчиной, даже в вечернем костюме сильно напоминавшим одного из монтеров, которых его компания направляла в Оттоманскую империю. Кроме того, он производил впечатление человека, никогда не забывающего имен, лиц, обстоятельств и держащего в своих мясистых пальцах всю возможную информацию.

— Видите ли, мой муж перед отъездом упомянул, что ведет дела с «Дарданелльской земельной корпорацией», — объяснила Лидия, назвав компанию, выдавшую 26 октября чек на сумму в восемьдесят фунтов некому Фекетело. По словам Разумовского, Игнац Кароли покинул Константинополь внезапно, таинственно, под чужим именем, причем двадцать седьмого числа. Чек Лидия обнаружила сегодня днем. — Муж сказал, что должен встретить здесь кого-то из этой компании, и я, право… Все это ужасно нелепо, — добавила она, — но должны же они хоть что-то о нем сообщить. — Она беспомощно взглянула на Цайттельштейна. — Однако я не знаю, ни кто они такие, ни где их искать…

— «Дарданелльская земельная»? — Цайттельштейн вздернул брови — Таинственный repp Фиддат?

— Кажется, речь шла о нем… — Лидия пригубила превосходное шампанское мсье Демерси. — Они ведь и ваши клиенты, не так ли?

— Ха-ха! — вострубил Хиндл. — Она в курсе всего, эта маленькая мудрая леди.

— Он, — со странным выражением поправил Цайттельштейн. — Он, а не они. Насколько я понимаю, «Дарданелльская земельная корпорация» существует только на бумаге. Обычное дело. Таких компаний сейчас огромное множество. Фиддат… — Он покачал головой.

Почувствовав, что попала в цель с первого выстрела, Лидия округлила глаза:

— Что же в нем странного?

— Все. — Цайттельштейн снова покачал головой. — Это из-за него мне пришлось съездить в Берлин. Ему зачем-то вдруг понадобилась холодильная установка в римской усыпальнице под его дворцом. Когда вышел из строя клапан насоса, он не стал ждать, как все нормальные люди, пока из Берлина пришлют с экспрессом новый клапан. Нет! Он выложил пять тысяч франков — почти две сотни фунтов! — и потребовал, чтобы я привез ему этот клапан лично…

— Они очень богаты, эти турки, — важно заметил Хиндл. — Аммиачные холодильные установки, как вы должны знать, моя дорогая фрау Эшер, гораздо лучше, чем старые системы, использующие сернистый ангидрид. Сернистый ангидрид, знаете ли, имеет прескверную привычку разъедать машинерию. Ха-ха!

— В самом деле? — Лидия одарила его лучезарной улыбкой и снова повернулась к Цайттельштейну, пресекши таким образом дальнейшие разъяснения. — И он был рад получить от вас этот клапан?

Цайттельштейн покачал головой:

— Не уверен, фрау Эшер. Сегодня днем я обнаружил лишь несколько истерических писем от его агента… Ваш муж когда-нибудь встречался лично с герром Фиддатом, фрау Эшер?

Лидия покачала головой.

— Я думала, существует некое запрещение для мусульман вести дела с христианами лично. Я, конечно, имею в виду не обычных правоверных мусульман, но у них же там есть секты дервишей.

— Это вы явно не о тех дервишах, с которыми я знаком, — осклабившись, заметил Хиндл. — Я смотрю, вы о них вообще ничего не знаете, ха-ха!

Цайттельштейн тоже осклабился:

— Ну, насколько мне известно, мусульмане всегда готовы были вести дела хоть с евреями. — Затем усмешка исчезла, он стал серьезен и задумчив. — Я скажу так: агент его напуган. Это заметно. Мое собственное подозрение таково: этот Фиддат — прокаженный.