Евгений Акуленко - Ротмистр

Странная смерть косвенно указывала на то, что ковырнула Айва в нужном месте. Ну,

жил бы себе Евлампий Демьянов дальше. Спроса с него никакого. Даже если он что и знал, все равно бы не выболтал. А смертью своей оказал невольную услугу, будто сбросил сигнальный флажок. Кто-то заметал следы. При чем так рьяно, что оставлял за собой вспаханную борозду. Айва настояла, чтобы вскрытие производил судебный медик, и пожелала присутствовать в прозекторской лично. Патологоанатом пожал плечами, приготовил на всякий случай пузырек с нашатырным спиртом и приступил к процедуре, изредка поглядывая на барышню. Айва выказывала полнейшее равнодушие и к запаху, и к виду крови, и к манипуляциям, кои многие сочли бы весьма малоаппетитными.

— Асфиксия, — изрек, наконец, доктор.

— Вы уверены?

— Да. Покойного задушили. Судя по отсутствию внешних повреждений, подушкой или чем-то в этом роде. Заключение не явилось для Айвы новостью, чего-то подобного она ожидала. Девушка незамедлительно распорядилась заключить под арест врача, который лечил

Демьянова, и жандарма, дежурившего в злополучную ночь. Но побеседовать с ними не успела. По приезде в Царицын к Айве приставили двоих господ, работающих дознавателями в полицейской префектуре, из себя средних лет, неприметной внешности и с цепкими взглядами. Вначале, девушка отнеслась к их присутствию без должного энтузиазма, но впоследствии изменила свою точку зрения. Господа знали город, безропотно исполняли мелкие поручения, не взирая на возраст опекаемой ими особы, подспудно играли роль сопровождающих и охраны. В том, что случилось впоследствии, Айва винила исключительно себя. Она слишком расслабилась, доверилась незнакомым, в общем-то, людям. Все произошло настолько неожиданно и быстро, что Айва не успела ни закричать, ни воспротивиться. Подгадав момент, сопровождающие господа набросили ей на голову мешок, сноровисто связали по рукам и ногам и погрузили в карету. Не сковывая себя любезностями, со всем тщанием обыскали, позаимствовав револьвер из нагрудной кобуры и маленький однозарядный браунинг, носимый на лодыжке.

— …Дозвольте, я ей удавочку… Две минутки — и готово… Айва узнала говорившего — тот самый жандарм, что охранял больничную палату.

— А после что?

— А после головой в прорубь и ищи свищи… К лету в Каспийское море вынесет. Если раньше рыбы не съедят… Тю… Впервой что ли?.. Второй голос также был Айве знаком.

— А хватятся, скажем что?.. Или их тоже… В прорубь?..

— Снимите мешок! — потребовала девушка.

— Ага, сейчас!.. Так полежи, голуба!..

— Снимите! — повторила Айва. — Я все равно вас узнала, Феликс Юлианович!..

— Гм… Сними, — поколебавшись, приказал Видимо.

— И тебя, мерзавец, узнала!.. Это ведь ты задушил Демьянова!..

— Я задушил, я, — признался жандарм. — Стало легче?..

Айва мотнула головой, откидывая со лба растрепавшиеся пряди. Огляделась. Так и есть. В карете собственной персоной его превосходительство в медвежьей шубе и давешний жандарм при форменном обмундировании и портупее. Еще кто-то прохаживается снаружи, двое или трое. В краешек окошка виднеется чья-то усадьба, заборы. Темнеет. Место незнакомое.

— Очень обидно, что приходится в таких обстоятельствах с вами общаться, — вздохнул Видимо, — но вы нам другого выбора не оставили…

— Зачем вам это нужно? — спросила Айва. — У вас должность, звание, карьера… Какие вами движут мотивы, чтобы однажды в одночасье лишиться всего?..

— Мотивы? — недобро усмехнулся Видимо. — Есть мотивы… Но Айва разглядела мимолетную тень, пробежавшую по лицу полицмейстера.

— Слышишь, душитель, — девушка обратилась к жандарму, — поди-ка прогуляйся!.. Тот опешил, замахнулся было ударить, но передумал.

— Ну, сходи, подыши, — кивнул на дверь Видимо. — Разговор у нас… Жандарм многозначительно цыкнул зубом и нехотя выкатился.

— Я не знаю, что общего у вас с этими висельниками… Вы неглупый человек и должны понимать, что за люди за мной стоят. И что начнется в городе в случае моей пропажи… Феликс Юлианович задумчиво покусывал губу, не перебивал.

— Я обещаю, что похлопочу о вашей судьбе, — продолжила Айва. — У вас ведь семья, подумайте…

— По-вашему, мне все одно, головой в петлю, — усмехнулся Видимо. — Что так, что эдак, выбор небогатый … Только не спешу я, сударыня, вот ведь в чем дело! — он извлек из кармана шубы маленький браунинг, повертел в пальцах: — Занятная вещица, да-с… К приезду ваших о-очень важных коллег мы подготовим все надлежащим образом. И ваша кончина будет выглядеть, как стечение роковых обстоятельств. Вы, скажем, угодили под поезд… Или вас вынули с пробитой головой из разбившейся кареты, потому как лошади взбесились и понесли… Такое бывает!.. Вы бы сами что предпочли?..

— Я бы предпочла тебе пулю всадить, сволочь!.. Видимо перестал улыбаться.

— Все произошедшее в мельчайших подробностях зафиксировано в моих письмах. За вас возьмутся так, что из ушей мозги полезут!.. — оскалилась Айва. — Вы не представляете!..

— Дура! — не выдержал Феликс Юлианович. — Девчонка! Что ты себе вообразила?..

Вот твои письма! Вот!.. — Видимо достал из-за пазухи ворох смятых листков. — Ах, какие волнительные приписки! Прямо Евгений Онегин, роман в стихах!.. Айва побелела. Выдавая крайнюю степень бешенства, задергала левым веком. Девушка понизила голос до шепота, чтобы не сорваться в крик:

— Послушайте, что я вам скажу, Видимо. Послушайте, и запомните хорошенько. Вы совершили две ошибки. Первую, когда убрали Демьянова. Его бы и в голову не пришло никому разматывать. Так, помурыжили бы и забыли… Вторую, когда перехватили мои донесения. Теперь обеспокоенный моим долгим молчанием Ревин, примчится в Царицын. А он далеко не Онегин… Скорее, наоборот… Уверяю… Вы болван, Видимо! Такие комбинации не для вас! Вам служить не полицмейстером, а околоточным надзирателем!.. Так не совершайте третью ошибку… Сохраните себе жизнь… Боли Айва не почувствовала. Только дернулась голова от удара и потекла кровь из разбитой губы.

— Скоро все изменится… Все станет другим, — Видимо наклонился и зашептал в самое ухо. — Я уже не молод. Да, далеко не молод!.. А так хочется пожить!.. Эх!.. По-настоящему!.. Чтобы все вот здесь! — Феликс Юлианович сжал кулачище. — Я не стану тебя сейчас… Сама все увидишь… И решишь, что тебе дороже… Эй, ребята! Отнесите-ка в дом ее!..

— Флавий-то знал, что чуму развозит по Поволжью?.. Видимо помолчал, раздумывая, отвечать или нет. Пожал плечами:

— Знал… А не знал, так догадывался… Усадьба пустовала. Это бросалось в глаза сразу. В выстуженном, давно не топленном доме царил кавардак, повсюду лежал слой пыли и витал ни с чем не сравнимый запах нежилых помещений. Айву поместили в абсолютно голую комнату. Единственными предметами меблировки там оказался соломенный тюфяк в одном углу и понятного предназначения ведро с крышкой в другом. Комната некогда была проходной и окон не имела. Зато имела целых две двери. Две запертых двери. Девушку великодушно освободили от веревок, одев, правда, перед этим наручники. И оставили в одиночестве в полной темноте. Айва пробовала стучать, сама толком не понимая зачем. Тяжелые дверные створки, прихваченные снаружи на засов, ей не выбить. Вынудить охранника открыть и попытаться бежать, понадеявшись на джиу-джитсу, — тоже событие маловероятное, тем более что никто на ее стук не реагировал. Так, выместить злость разве что, да согреться. Сломав оба каблука, девушка опустилась на пол без сил, обхватила руками колени, и заплакала. Сколько ей пришлось провести взаперти, Айва сказать не могла, скорее, сутки или более. Когда лязгнул засов, и дверь со скрипом отворилась, на улице снова было темно. Айва щурилась от света обычной керосиновой лампы так, будто в глаза ей било солнце. Девушку подхватили под руки и потащили в другое помещение. Когда-то прежние хозяева устраивали здесь балы, и местами сохранившийся паркет, наверное, еще помнил легкие шаги вальсирующих пар. Теперь высокие полукруглые окна забраны пыльными гардинами. Вместо мазурки под потолком мечется пустынное эхо, а пылавший некогда камин застыл черным зевом. Дальние углы залы утопали во мраке, лишь небольшой пятачок пространства освещался лампами. Вокруг него, будто перед своеобразной сценой, сидели люди. Только расположились они как-то странно, к свету спиной. Айву тоже усадили на продавленный стул, пристегнули к спинке наручниками. Лиц присутствующих было не разобрать. Девушка попробовала вертеться, но получила чувствительный тычок.