Дэннис Крик - Прикосновение

Заслушав все показания, судья огласил приговор.

Сожжение на костре. Этого и следовало было ожидать.

НО!

Если с Даниэлем все было ясно и ввиду совершенных им преступлений уже ничто не могло спасти его от казни, то в судьбу его сына, которому поначалу тоже грозила подобная участь, вмешался сам король.

Он попросил изменить приговор Вердану Калоту со смертной казни на заточение во тьму.

По истечении некоторого времени Мегар надеялся разбудить вампира и заставить его служить на благо империи в предстоящей войне против чужеземцев.

«Это будет совершенное оружие! Машина для убийств! Бессмертная машина, не боящаяся ни боли, ни лишений, не нуждающаяся ни в еде, ни в воде. Только в крови. А питаться она будет кровью убитых ей врагов!»

Таковы были слова короля Мегара, отдавшего приказ усыпить вампира.

Но войне не суждено было начаться вновь.

И про вампира со временем забыли…

− В твоих силах заставить ее подчиниться. Понимаешь меня? Навеки! И ты знаешь, как это сделать.

− Я не знаю… − тихо сказал Вердан, но губы его при этом ни разу не шевельнулись. − Не знаю… − повторил он снова про себя.

− Притворство не лучшее твое качество. Ты можешь, и ты знаешь, что можешь. И в этом нет ничего предосудительного. Ведь быть единой семьей не так уж и плохо.

«Быть единой семьей не так уж и плохо».

Думая об этом, Вердан еще не знал, что его любовь к Мие и его желание быть с ней станут предтечей его превращения. Именно любовь, а не ненависть, месть или зависть. Светлое и доброе чувство… приведет его в другой мир. Мир, полный темных желаний, насилия и крови, где во всей своей красе раскроется его злой гений.

Но разве были другие способы?

I

Утро нового дня.

Все время после визита приезжего детектива Жанна Сабиани думала о муже.

Любит ее.

Неужели все еще любит? И возраст не превратил это чувство в воспоминания, наполненные болью? Странно.

Ему сейчас надо думать о своем здоровье, а он вдруг вспомнил о жене. Потянулся к ней. С рвением, которое его склочная натура последний раз проявляла лет двадцать назад, во время медового месяца! Начал хвататься за нее, как утопающий за соломинку, в надежде спастись от жалостливых взглядов, пренебрежительных тонов, от равнодушия и черствости тех, кто на словах желал ему прозрения, а думал лишь о том, когда же он, наконец, сдохнет.

Жанна понимала чувства мужа, но оценить его порыв уже не могла. Она наелась годами брака, однозначно неудавшегося, ибо детей у них не было, а любовь за двадцать лет совместной жизни превратилась в привычку, избавиться от которой прежде всего хотела она.

Да, было чувство вины, и оно ее угнетало. Но оно было не той соломинкой, за которую стоило хвататься Давиду, потому что вызвано было не тоской по их совместной жизни, а обыкновенным состраданием к калеке.

Ну а Давид… а что Давид? Со своим неразделенным чувством он обречен страдать до конца жизни. Страдать и надеяться на то, что она все-таки передумает.

Занятия для средних и старших классов в школе на Вечерней улице продолжались до трех часов дня и должны были закончиться точно так же, как и вчера, как и сотню дней до этого − громким звонком и хлопаньем дверей, и топотом бегущих ног по длинным коридорам.

Но привычному течению дел и событий помешала она.

Она вошла в двери красного здания и поднялась по ступеням на третий этаж. В заполненном классе она села на свое место за пятую в третьем ряду парту и улыбнулась соседке. Как ни в чем не бывало она посмотрела на учительницу, затаив в глазах вопрос «какая тема на сегодня?».

Все без исключения, включая Жанну Сабиани, уставились на девочку с длинной рыжей косой, словно видели ее в первый раз. И удивиться было чему.

Лицо Ольги приобрело землистый оттенок, оно осунулось и исхудало. Глаза таили черноту и боль, под ними − полукружья синевы, а губы, бледные и сухие, казалось, пойдут трещинами при первом открывании рта.

− Господи, Ольга… Каким образом?..

− Где ты была?

− Почему ты в таком виде?

− Ты уже была дома? Как там твои родители? А мама вернулась?

− Что с тобой случилось, Ольга?

− Расскажи нам, расскажи…

Некоторые хотели даже до нее дотронуться, чтобы убедиться, что она это действительно она, но не осмеливались.

− Все просто, − улыбнулась девочка. − Я снова дома. И я хочу вернуться к своей обычной жизни. Разве это преступление?

Жанне сделалось дурно. Она достала платок и замахала им перед глазами, нагоняя ветер.

Кто-то попросил открыть окно. Мальчик с задней парты поднялся на подоконник и открыл одну из створок.

− Где ты была?

− Это долгая история, миссис Сабиани. И я вам обязательно ее расскажу. Но сначала давайте проведем урок. Я так по вам соскучилась. − Девочка оглядела весь класс. − По вам по всем.

− Ты уже была дома? − спросила Жанна.

− Да, уже была. Мы с мамой были.

− Вы с мамой? Ты пригласишь ее ко мне завтра?

− Как скажете, миссис Сабиани.

− Хорошо. Успокойтесь, дети! − учительница постучала указкой по столу. − Ольга вернулась. Теперь все будет по-прежнему. Итак, продолжим урок.

Жанне пришлось приложить немало усилий, чтобы слова ее не разошлись с делом.

Она начала говорить, но была не в силах отвести глаз от вернувшейся девочки. Она подходила к доске, потом к окну, возвращалась обратно, стараясь не молчать, а говорить, говорить.

Прошло пятнадцать минут, потом Ольга встала. Взоры всех детей в классе вновь обратились к ней.

− Ольга? Ты что-то хочешь нам сказать?

− Да, − ответила девочка и замолчала.

Она молчала несколько секунд. А когда заговорила, голос ее уже не был приветливым и милым. Это было утробное шипение сидящего внутри нее зверя:

− Я хочу сказать, что вы всегда и во все времена были и будете для нас скотом.

Жанна вздрогнула. Дети притихли. В классе (кажется, такой тишины никогда еще не было на уроках географии) слышалось дыхание каждого из двух десятков человек.

− Ольга, детка, что с тобой? Может, ты пойдешь домой? − Жанна так и села.

− Вы − скот! И мы будем пить вашу кровь до тех пор, пока вы все не сдохнете и не оставите нам свой город.

− Что ты такое говоришь, Ольга? Опомнись…

Но девочка уже не слушала свою учительницу. Она повернулась к ближайшему соседу − им оказался мальчик с короткой стрижкой и лицом, с которого не сходила печать вечного одиночества. Зрачки ее глаз закатились, остались лишь белки с кровавой сеткой вен. И в миг, когда парень вскочил со стула и сделал шаг назад, она кинулась к нему и схватила его за руку.