Валерий Ковалёв - Рукопись из Тибета

Для богатых лам с помещиками, коммунистическая интервенция оказалась страшным несчастьем. Большая их часть иммигрировала заграницу, включая и самого Далай-ламу, а оставшимся пришлось самим зарабатывать на жизнь.

— Да, дела, — сказал после одного такого рассказа Кайман, вороша в догорающем костре угли. — Тут все намного серьезнее, чем в Бутане.

На исходе седьмого дня, миновав селения Гьянгзе и Дагожука, мы, наконец, вышли к своей конечной цели.

Лхаса раскинулась в обширной зеленой долине, окаймленной высокими горами, с синеющей в ней извилистой лентой реки Кьи Чу, притоком Брахмапутры.

Тут и там на склонах темнели древние монастыри с храмами, ниже улицы и кварталы, меж которыми змеились рыжие дороги.

— Эпическая картина, впечатляет, — обозрев ландшафт, констатировал Кайман.

— Не то слово, — ответил я, трогая пятками коня.

Пони всхрапнул, и мы стали спускаться в долину.

Глава 8. В Обители богов[216]

В город въехали на закате солнца через западные ворота.

Направляемый проводником караван проследовал по узким улицам, застроенным домами из камня и сырца, миновал все еще людный базар, после чего впереди возник белый культовый ансамбль с бордовой окантовкой.

Это самый древний в Тибете храм Джоканг, — обернулся к нам Сунлинь. — Выстроен императором Сонцен Гампо в седьмом веке. Здесь отдыхает Золотой Будда.

— В таком случае навестим столь святое место, — натянул я повод. — А заодно возблагодарим Великого Учителя за благополучное путешествие.

— Воистину так, — изрек лама Кайман, после чего все спешились.

Оставив животных под присмотром погонщика, флегматично жующего насвай и отряхнув с одежд пыль дорог, мы направились к входу.

Хранивший святую реликвию четырехэтажное здание восхищало своим неповторимым стилем, покрытой узорчатой бронзовой плиткой крышей, увенчанной двумя золотыми ланями и колесом дхармы[217].

Внутри его была прохлада, легкий полумрак и дурманящий запах курящихся в медных жаровнях восточных благовоний.

Изобразив на лицах смирение, мы прошли в главный зал, где на алтаре возвышалось золотая статуя Будды, бесстрастно взирающего в пространство.

Немногочисленные молящиеся, уйдя в себя, мысленно с ним общались, рассказывая о своих чаяниях и желаниях.

Здесь же находились несколько служителей, тенями возникавших из ниоткуда и так же бесплотно исчезавших.

Купив у них благовонные палочки и воскурив их от уже зажженных, мы несколько минут безмолвно созерцали окружающее, потом опустили на поднос для подношений по несколько юаней и двинулись по ритуальному пути, именуемому «кора». При этом повертели молитвенные колеса, загадав желания.

— Теперь, уважаемые кущо — ла, я сопровожу вас в гостиницу, — обратился к нам Сунлинь, когда надев обувь, мы вышли в гаснувший свет дня. — Там сможем отдохнуть и подкрепиться.

Гостиницей, если ее можно так назвать, был находящийся на соседней улице, прошлого века караван-сарай, где мы и разместились.

Лошадей с яком, сняв поклажу, определили в каменную, с низким навесом загородку, а нас в две жилых смежных комнаты.

— Восточный колорит, — оглядев убранство нашей, состоящее из войлочного ковра на глиняном полу, устроенной по периметру лежанки с очагом в центре и медным светильником под потолком, — заявил Кайман, дружески потрепав по плечу упитанного, с двумя косами у висков, хозяина.

— Ши-ши [218], - напевно произнес тот, считая переданные ему юани.

— Ну, а теперь уважаемый, мы бы хотели смыть пыль дорог и поесть, — обратился я к владельцу «гостиницы». — А заодно накормите наших людей, да получше.

— Буюн се[219], - последовал ответ, и тибетец сделал приглашающий жест к выходу.

Во дворе, у колодца мы умылись, утершись извлеченными из походных сумок полотенцами, а когда вернулись, нас ждала расстеленная на ковре скатерть, со стоящим на ней блюдом тибетского хлеба — цампы и двумя фаянсовыми, исходящими душистым паром, мисками.

Помолившись, что уже вошло в привычку, мы отломали по горячему куску цампы, и, вооружившись костяными ложками, быстро опорожнили миски.

Когда с первым блюдом было покончено, в комнату, мелко ступая, вошла миловидная девушка в национальной одежде, и, встав на колени, поставила перед гостями медную тарель жареной баранины.

Есть без вилок нам было не привыкать, мясо, приправленное луком, тоже отправилось по назначению. Далее был подан тибетский чай, схожий с бутанским, после которого «стол» был убран, а мы возлегли на лежанки с валиками-подушками в головах и с наслаждением закурили.

— Каков будет план на завтра? — устроившись поудобнее, благостно вопросил вождь.

— Для начала навестим Панчен-Ламу и ознакомимся с городом. Дальше будет видно.

— Полушай, Этьен, — глядя в потолок, выдул струйку дыма Кайман. — Почему бы нам не купить себе дом? Надоели все эти временные пристанища, пора обосноваться капитально.

— А что? Умная мысль, — оперся я на локоть, стряхнув пепел в черепок. — Мне они тоже порядком надоели. Этим стоит заняться.

Постепенно разговор затих, нас разморили сытость и усталость, где — то в щели запел сверчок. Негромко и умиротворяющее.

— Хорошо — то как, — пробормотал Кайман. И все окутал Морфей. Своими мягкими крыльями.

Когда мы проснулись, за узким, выходящим во двор окном помещения, занималось утро, в прозрачном воздухе издалека доносились звуки гонга.

Во время завтрака, развивая вчерашнюю идею, мы пришли к решению, что помимо покупки дома, следует оставить имевшихся у нас животных.

Пони с яками были лучшим средством передвижения в горной стране, в чем мы воочию убедились. Но для ухода за ними и жильем требовался человек. И, желательно, надежный.

— Сунлинь, — не раздумывая, сказал Кайман. — Думаю, он согласится.

Выйдя во двор, и щедро расплатившись со спутниками, которые уже собирались в обратную дорогу, мы сделали ссыльному соответствующее предложение. Тот расплылся в улыбке.

— Я буду вам верным слугой, уважаемые кущо-ла (низко поклонился). — За кров, одежду и еду. Большего мне не надо.

— Каждый труд должен оплачиваться, — назидательно произнес я. — Ты будешь получать достойное жалование.

Для полноты ощущений мы подарили погонщику осла вместе с упряжью, и тот рассыпался в благодарностях.

— А теперь, Сунлинь, разыщи-ка нам хозяина, — обратился к китайцу Кайман. — У нас к нему разговор. После чего мы вернулись в комнату.