Наиль Измайлов - Убыр

Тропа была пустой, даже птицы попрятались, а зверье давно оттянулось подальше от района нашей дурной охоты. И двор был пуст и свободен от свежих следов, а в пробое двери торчала та самая веточка черемухи, которую я оставил, – несломанная и нетронутая.

Я отдышался, уперевшись в косяк, и вообще успокоился. Осталось не напугать Дильку и продержаться до утра. А утром мы дернем в Казань. И там уже я повышибаю убыровы семена из мамы, папы и всех вообще. Это главное. А убыра потом добью. Если он, конечно, сейчас не явится.

Пусть является, я готов.

Лишь бы Дилька не проснулась.

Я вытащил ветку из пробоя, вошел, прислонил к двери какое-то корыто и прокрался к сестре.

Она лежала в серебряном треугольнике лунного света. Я даже улыбнулся – так все было по-домашнему. Дома в Дилькину комнату луна тоже из-за соседской лоджии треугольником падала. И Дилька так же по-всегдашнему спала, как я ее оставил: на правом боку, поджав ноги и глубоко утонув головой в подушке. Правда, обычно она сопела погромче.

А теперь не сопела. Или ее из-за урчания не было слышно.

Урчал кот. Он опять вился вокруг меня, пытаясь то ли забодать, то ли к печке придвинуть. А я, оказывается, машинально уже пару раз отступил. Кот впал в раздражение и громкость увеличивал. Сейчас занавески когтями распускать будет, подумал я. Стало жаль животное. Он один остался. Жил себе с бабкой, горя не знал. Любил ее, может. А теперь раз – и один. И кругом нечисть, спящая девчонка да вредный пацан, которому коленку жаль.

Я хотел подозвать кота, но даже на это голоса не хватило, полусвист какой-то вышел. Но кот вроде понял и уставился недоверчиво. Я похлопал по колену. Кот подбежал и уперся башкой, затем начал крутить восьмерки, натирая меня то левым, то правым боком. Я с трудом наклонился и поскреб звереныша пальцем между ушами и под челюстью. Кот выгнул спину, совсем застыл и вдруг затрясся, как старая машина на холостом ходу. И заурчал почти так же.

Сделать ему замечание я не мог, поэтому приподнял руку. Типа будешь громыхать – вообще уйду. Кот поднял голову, с укором посмотрел на меня и, кажется, хотел пристыдить. Но передумал и метнулся к выходу. Там загромыхало и стукнуло, будто не кот прошел, а грубый дядька в бутсах.

Во истерик, подумал я и пошел смотреть, жив ли кот, а заодно – цела ли дверь.

Дверь была приоткрыта, корыто валялось за порогом, а кота не было. Я покачал дверь и подумал, что сильно рисковал, раздражая такое животное: коли он тяжеленную дверь башкой распахивает, то меня может насквозь пробить. Или надломить в каком-нибудь хрупком месте. Будем знать.

Я выглянул и осмотрелся. Было тихо и пусто. Кот, насколько я понял, добежал почти до ворот, там резко развернулся и удрал за угол бани. Мышь почуял, что ли, – или всегда от обиды начинает кругодворные маршруты нарезать. Дело хозяйское.

В комнате скрежетнуло. Дилька проснулась, понял я, втащил в сени корыто, прислонил его к захлопнутой двери и поспешил обратно.

Дилька лежала так, как я ее оставил, – и в этот раз, и вечером. Мне это не очень понравилось, но окно опять заскрежетало. Кот неловко сидел на карнизе и скреб когтями по раме и стеклу. И на дверь, значит, обиделся, дебил черномордый. Я с трудом нашарил потайные крючки, выдернул их, едва не сломав ногти, и с треском распахнул окно, обдавшее меня облаком пыли – очень красивой в лунном свете.

Кот пронзительно смотрел то на меня, то на печку, но в комнату не запрыгивал. Кокетка, извинений, что ли, ждет, или особого приглашения. Глаза у него полыхали сильнее обычного, и не обычным многогранником, а широкой улыбкой. Кино про Алису. Нет, что-то другое. Сейчас вспомню, решил я, бездумно поднимая руку. Сейчас обязательно вспомню. Я поманил кота ладонью, улыбка зажглась шире глаз, я вспомнил – и убыр снарядом улетел к печке.

Он все правильно рассчитал.

Кот быстрый и юркий. Он знает дом, и дома его все знают. Можно успеть цапнуть Дильку, вдохнуть от нее живой силы – а там и со мной разобраться легче будет. В общем, куча достоинств и всего два недочета.

Первый – убыр не знал, что Дилька в платочке, скорчилась и слишком глубоко утонула в подушке – так что подмышка и макушка прикрыты. С ходу не цапнешь, нужна подготовка, а значит, время.

Второй – убыр не знал или плюнул на то, что я, вообще-то, следопыт. Я не знаю, как драться с нечистью, но охота за зверьми у меня в крови. И кровь кипит.

На барсов и рысей обычно охотятся так: или выманивают на жертву, или загоняют на дерево и там расстреливают, добивая дубинкой в нос. Аккуратно, чтобы не повредить шкуру.

У меня не было ни деревьев, ни стрел, и жертв я больше приносить не собирался – зато и на шкуру было плевать. Главное – отшвырнуть зверя от Дильки и воткнуть ему дубовые иглы – не в нос, а в пятку и в сердце. Обязательно в сердце, чтобы убить убыра вместе со зверем, иначе он выскочит и удерет.

Я на самом деле, конечно, всего этого не думал. Я бросился к печке, боясь, что не успею и не разгляжу. Повезло: луна светила ярче телевизора, и четко, как на синем экране, было видно, что кот, самую малость не долетевший до лежанки, сухо брякнулся на скамью, мотнулся задними лапами, ловко подбросил себя прямо за плечо Дильке, стремительно повел носом над ее головой и по-собачьи, песи-песи, задрал морду.

И получил по ней кружкой. Иглу я метать побоялся: навыка не было, мог Дильку зацепить. Но и так нормально получилось. Кот, махнув толстым хвостом, скрылся за Дилькиным одеялом. Я рванул вперед, чтобы он не нырнул под одеяло в надежде погрызть, что попадется. И кот кальмаром кинулся мне в лицо. Молча.

Нырять меня до предков хорошо научили, досылать сопернику в пролетающую челюсть тоже. Я стукнул, крутнувшись на носке, потерял равновесие – и кот тут же кесанул мне когтями руки и живот. От пола он отскакивал как резиновый, а бил словно серпами и насквозь. Я упал на скамью, она с грохотом опрокинулась, я тут же вскочил. Кот метнулся на подоконник, сбив на пол гулкий горшок с геранью.

Очень хотелось убедиться, что руки с животом еще на месте и не заливают пол толстой струей. Вместо этого я присел и выдернул наконец из пояса иглы, которые ухватил так, чтобы из кулака выглядывало с полпальца.

Инстинкты – не знаю уж, звериные или нечистые – сыграли. Кот с треском взлетел по занавеске на деревянный карниз, скользнул по нему, как пожарный, метнулся через полкомнаты на свисавшее с потолка тележное колесо и спикировал мне на затылок.

Шея – самый уязвимый из открытых участков человеческого тела. Спереди кадык и гортань, по бокам артерии, сзади хрупкие позвонки и край черепа. Повреждение любой из этих деталей может убить. Дикая кошка – рысь, барс, тигр, не важно – стремится порвать все сразу.