Дин Кунц - Шорохи

На следующий день он опять поехал в Сан-Франциско – страшно возбужденный, исполненный решимости пойти на риск и впервые за тридцать пять лет жизни испытать секс с женщиной. Он отправился в салон массажа – слегка закамуфлированный бордель – и выбрал стройную, привлекательную блондинку. Она назвалась Тамми и, если бы не выступающие верхние зубы и слишком длинная шея, могла бы сойти за красотку. Во всяком случае, так показалось Бруно, и он с трудом удержался от извержения в брюки. В одной из кабинок, где пахло дезодорантом и засохшей спермой, он согласился с ее ценой и тотчас заплатил вперед. Тамми сняла кофточку и джинсы. У нее было такое соблазнительное тело, что на Фрая напал столбняк, и он чуть ли не с благоговением любовался девушкой. Перед его мысленным взором вставали сладострастные картины того, что он с ней сделает. Тамми села на край неширокой кушетки и, улыбаясь, предложила ему снять одежду. Бруно разделся до трусов, но никак не мог отважиться показать ей свой пенис. Глядя на прекрасные ноги девушки, пушистые волосы на лобке и полные груди, он страстно желал ее, но был не в силах освободиться от страха. Почувствовав его нерешительность, Тамми протянула руку и потрогала пенис через материю. Потом слегка потеребила его и сказала: «О, как я его хочу. Он такой огромный. Покажи его мне. Я ЕЩЕ НИКОГДА НЕ ВИДЕЛА НИЧЕГО ПОДОБНОГО».

Как только она произнесла эти слова, Бруно уверился, что различие, которого он сам так и не смог заметить, все-таки существовало. Тамми попыталась стащить с него трусы, и он изо всех сил ударил ее по лицу. Она повалилась на кушетку, откинула голову назад и завопила. Бруно заколебался: может быть, следует убить ее? Хотя она и не видела его необыкновенный пенис, возможно, она что-то почувствовала благодаря одному только осязанию? Не успел он принять решение, как распахнулась дверь и вошел человек такого же могучего телосложения, как и он сам, с полицейской дубинкой. Бруно понял, что сейчас его оглушат, собьют с ног, начнут пытать, а потом сожгут заживо. Но, к его огромному удивлению, ему только помогли одеться и выпроводили вон. Тамми и не заикнулась о его неимоверно большом пенисе. Видимо, до нее все-таки не дошла та истина, что этот пенис – знак дьявола, его отца, неопровержимое доказательство его нечеловеческого происхождения. Он быстро оделся и пулей вылетел из салона – страшно смущенный и благодарный судьбе за то, что его секрет остался неразгаданным. Вернувшись домой, он еще раз обдумал происшедшее и тот страшный риск, которому подвергал себя, и раз и навсегда решил, что Кэтрин была права и ему придется обходиться без женщины.

А потом Кэтрин начала являться к нему из гроба, и Бруно приспособился удовлетворять свои сексуальные потребности за ее счет, извергая потоки спермы во все прекрасные тела, в которые она вселялась. Он по-прежнему прибегал в этих целях к своей второй сущности, но все же время от времени было приятно и волнующе врываться в теплые, тугие, влажные глубины женского тела.

По-прежнему стоя перед зеркалом, Бруно перевел взгляд с гениталий на поджарый, твердый, мускулистый живот, скользнул по мощному торсу и наконец встретился взглядом со своим отражением. Все остальное вдруг перестало существовать: им – без алкоголя, без наркотиков – овладели галлюцинации. Он, точно во сне, приблизился к зеркалу, прижался носом к носу второго Бруно, заглянул ему в глаза – нет, в самую душу – и на короткое время забыл, что перед ним – всего лишь отражение. Бруно слегка отодвинулся – тот, другой, последовал его примеру. Они облизнули губы и снова поцеловались – страстным, жгучим поцелуем.

Несмотря на три испытанных с Салли-Кэтрин оргазма, вновь свершилось восстание плоти. Бруно прижал отвердевший член к гладкой зеркальной поверхности и стал медленно вращать бедрами. При этом он не переставал целовать и гладить второго Бруно. Через пару минут он почувствовал себя таким счастливым, как ни разу за все последние дни.

Но галлюцинации отступили, и на него снова обрушилась жестокая действительность. Он понял, что ласкает вовсе не свою вторую плоть, а занимается любовью с плоским зеркальным отражением. Его как будто прошило током. Силы вновь покинули его.

Он вспомнил о том, что умер. Половина его сущности умерла. Эта мразь на прошлой неделе всадила в него нож. Теперь он наполовину жив и наполовину мертв. Отныне его удел – безутешное горе. К глазам подступили слезы. Никогда больше он не сможет держать в объятиях свою вторую половину. Ласкать и принимать ласки. Отныне у него только две, а не четыре руки, всего один рот. Никогда ему не целовать себя; два языка не встретятся в жгучем поцелуе. Бруно заплакал.

Никогда не заниматься с самим собой сексом, как бывало тысячи раз в прошлом. У него не будет иного любовника, кроме собственной руки. Ему не суждено испытать ничего другого, кроме жалких радостей мастурбации. Как же он одинок!

Несколько минут Бруно молча проливал слезы перед зеркалом; его могучая спина сгорбилась под невыносимым бременем горя и отчаяния. Однако постепенно жалость к себе сменилась гневом. Это ее рук дело! Это все Кэтрин – поганая сука! Она убила часть его сущности, ополовинила, оставила его глубоко, непоправимо несчастным. Насквозь эгоистичная, порочная, ненавистная гадина! Им овладел инстинкт разрушения. Все еще голый, он как смерч пронесся по всей квартире, круша мебель, разбивая посуду, проклиная свою мать и отца-дьявола, проклиная весь мир, такой чужой и непостижимый.

На кухне у Джошуа Райнхарта Хилари очистила три крупные картофелины и поставила тарелку с ними на столик, где они должны были дожидаться своей очереди быть помещенными в микроволновую печь. Огромные бифштексы были уже почти готовы. Легкий ручной труд успокаивающе действовал на нервы. Тревоги отступили, хотя и не покинули ее.

Тони занялся приготовлением салата. Засучив рукава рубашки, он стоял рядом с ней возле раковины и чистил овощи.

Джошуа находился здесь же, на кухне, и звонил шерифу. Он рассказал Лоренски об изъятии крупных сумм со счетов Бруно Фрая в Сан-Франциско и о двойнике, который рыщет по Лос-Анджелесу в поисках Хилари Томас, а также изложил их гипотезу о многих совершенных Фраем убийствах. В настоящее время Лоренски вряд ли мог что-либо предпринять, потому что скорее всего все эти преступления совершались не на его территории. Но, поскольку его репутация пострадала из-за того, что случилось на прошлой неделе, Джошуа предположил (и Хилари согласилась с ним), что он должен быть в курсе дела.

Закончив разговор с шерифом Лоренски, Джошуа попробовал приготовленный Тони салат, поворчал по поводу жестковатой, по его мнению, редиски, сделал замечание Хилари насчет того, когда нужно закладывать в микроволновую печь картофель, а затем открыл две бутылки «Каберне», очень сухого вина от Роберта Мандави. На кухне с ним одна морока, подумала Хилари; впрочем, его суетливость и придирчивость больше забавляли, чем сердили ее.