Анастасия Бароссо - Притяжение страха

— Мне это не интересно.

— Неужели? Я нашел его на вокзале. Почти вытащил из поезда в Мадрид — он собирался удрать! Ты понимаешь?!

— Это не твое дело!

— И мы опять искали бы его неизвестно сколько…

— Это не твое дело!

Этот голос! Шепот, усиленный динамиками. Тот самый, от которого волосы встают дыбом, и мороз взбирается по спине к затылку.

— Ты забыл о своем деле, и оно стало моим.

— Как ты посмел?!

В эту секунду, в то же окно, тихо влетает Стефания. И молча, встает за спиной Себастьяна, грустная и решительная.

— Как вы посмели??!

Теперь это даже не голос — то, что грохочет в стенах спальни, освещенной пламенем камина. Или просто гром, раздающийся снаружи, придает ему такую мощь?

— Дон Карлос, ты забыл о своем деле! Мы столько времени занимались этим, а теперь ты все оставил из-за… Ahora, cuando todos los fue ya a te en las manos, prefieres jugar con la pindonga![39]

Говоря это, Себастьян метнул на Юлию такой взгляд, что она без перевода поняла смысл выкрикнутых слов.

— Молчать!!

Дальше все было очень быстро.

Стефания вскрикнула за секунду до того, как дон Карлос молниеносно вытянул правую руку вперед.

Порыв ветра такой силы и направленности ударил в голову Себастьяна, что она откинулась назад, будто переломились шейные позвонки. Все тело его резко шатнулось, а еще через секунду его не было в комнате. Он выпал за перила террасы без звука, беспомощно вытянув вперед руки с широко расставленными пальцами, словно хотел зацепиться за воздух. Видя это, Стефания бросилась следом.

— Забери его! — приказал ей дон Карлос. Но это было лишнее.

Юлия видела, как Стефания, уже в воздухе легко, будто ребенка, подхватила его на руки. И, накрыв полами своего тонкого, необъятного и прозрачного, как шифон, плаща, исчезла в грозовой ночи.

Теперь на полу остался только Антонио.

Юлия медленно опустилась на колени перед неподвижно лежащим телом.

— Боже…

Неизвестно, что больше ее поразило. Что сильнее воздействовало на психику, пришедшую мгновенно в состояние крайней ясности — вид истерзанного юноши или… прозрение. Прозрение, ужасное в своей элементарности. Как всегда — стоило лишь поверить в счастье, на одну единственную секунду позволить себе надеяться, как жизнь подбросила доказательство его иллюзорности! Ну, сколько можно быть такой?!!

— М-м-м…

Юлия глухо застонала. Склонившись над Антонио, она не имела сил дотронуться до липких пятен, покрывших его лицо и тело. Преодолевая невольное отвращение, только приподняла над полом его руку, тяжелую и бесчувственную, как мясо на рынке.

— Не бойся…

Презрение и гнев в голосе Карлоса сделали его не таким бархатным, как обычно.

— Не бойся. Он жив. Только парализован на время и… несколько обескровлен.

Лишь вглядевшись внимательнее, она заметила сквозь запекшуюся кровь и грязь маленькую, глубокую рану на шее Антонио.

Тогда Юлия отпустила его руку. И она упала на пол с тихим стуком.

— Так это был ты?!! Боже, как я не догадалась…

В отсветах пламени камина лицо Карлоса переливается живыми, теплыми красками. Кажется, что легкий румянец покрыл его скулы.

И при этом, у нее волосы на голове шевелятся от ужаса. И горького раскаяния. С таким поведением, с такими представлениями о жизни она непременно, рано или поздно должна была вляпаться именно в такое!

— Юлия…

— Так это все ты, ты… ты… ты…

— Юлия!

Дон Карлос наклоняется к ней, протягивает руки в намерении поднять ее с пола.

Но она и так уже на ногах. И готова броситься на него — как дикая разъяренная кошка. Разорвать ногтями атласную кожу, переливающуюся терракотой, такую красивую и плотную, особенно в контрасте с этой мертвенной бледностью, с залитыми спекшейся кровью волнистыми волосами, висящими теперь, словно пакля!

— Так это ты — тот, кто хочет уничтожить мир… ты и есть этот… герой-избавитель…

Ей кажется, что она кричит. На самом же деле ее горло еле справляется с тем, чтобы чуть слышно прохрипеть слова, рвущие связки.

— Это ты, именно ты испортил жизнь Антонио?! Ты — тот, кто планомерно превращал ее в ад? Для того чтобы он возненавидел все и сам захотел разделаться с этим миром?!

— Да.

— Ты сделал донором его мать и выпил из нее, постепенно, капля за каплей всю кровь — чтобы он видел, как она медленно угасает и мучается?

— Да.

— И ты убил его отца…

— Что мне оставалось делать? Он собирался уничтожить чертежи — я даже его зауважал, он был смелым или упертым, что одно и то же…

— И ты сделал наркоманкой его девушку.

— Нет. Это сделал Себастьян… Впрочем, не важно. Да, он сделал ее наркоманкой, и его — почти уже тоже.

— Ты монстр.

— Я говорил тебе об этом не раз!

— Ты врал… постоянно.

Это дежавю… Она ведь уже видела такое. На песке арены, там, где убивают быков. Она вонзила воображаемый клинок в лоб этого мальчика. Она убила его. И он, вот так же лежал на боку, не двигаясь, с лицом, закрытым волосами…

— Это говоришь ты?! Ты, которая просила обратить тебя?!! Почему ты не думала о нем, когда умоляла меня это сделать?

— Я думала, ты поможешь…

— Вчера, я освободил твоих друзей от долга.

— Вот спасибо, — прошипела она, злобно прищурившись, — а кого поставил вместо них на счетчик?!

— Юлия…

— Что тебе нужно?!

— Ты хотела узнать, как я стал таким — помнишь?

— Мне плевать… — Бросает она ему в лицо, непроизвольно радуясь грубой вульгарности, послышавшейся в ее словах. И снова падает на колени рядом с неподвижным телом Антонио.

— Оставь его!

В голосе Карлоса звучит приказ, не поддающийся обсуждению.

— Оставь… Он придет в себя достаточно скоро. Нам как раз хватит времени для того…

— Для чего?!

— Оставь его и слушай!!!

Это дикая ситуация. Ничего более дикого невозможно себе вообразить. Антонио лежит на полу без признаков жизни. А Юлия покорно садится на то самое кресло у камина, где так любит сидеть он, когда она кладет ему голову на колени. И зачем-то опять слушает голос, хотя должна была бы… Должна была бы — что?

Дон Карлос наливает себе вина. Пренебрежительно перешагнув через тело, валяющееся посреди комнаты, подходит к окну. Садится на подоконник и начинает говорить, обращая взгляд то на грозовое небо, то на Юлию, красным комком сжавшуюся на краю кресла.

— Моя семья была связана с этой историей изначально… Насмешка судьбы? Или рок — назови сама, как хочешь. Так вот, семья была довольно состоятельной и знатной. Мы жили в Реусе. Отец занимался торговлей и немного вкладывал в промышленность… Впрочем, это не так важно. Когда я родился, мать моя умерла, и так вышло, что меня выкормила эта женщина… Потому что тогда, она кормила Антонио, и все равно все боялись, что молоко пропадет без толку. Ведь он мог умереть в любой день — как умирали все их дети до этого…