Ури Геллер - Элла

Объект была подведена к деревянному стулу, находившемуся в кабинке, лично мною и доктором Масси. Она выказывала явное желание материнского утешения; ее точные слова были «Я хочу к маме!» Доктор Гунтарсон не был обеспокоен и уверил нас, что эта фраза произнесена бессознательно.

Тяжелая дверь кабинки была закрыта. Поначалу показалось, что это действие нарушило транс — объект внезапно вскочила на ноги, сбив стул, и закричала. Точные слова ее остались неизвестны, так как кабинка непроницаема для звуков, а микрофон был удален, но казалось очевидным, что объект желает покинуть место своего заключения.

Директор немедленно предложил отменить тест, и проф. Самсон высказала свое согласие, но доктор Гунтарсон предложил еще на несколько минут продолжить исследование. Возбуждение вскоре спадет, предсказал он — и оказался прав. Оно сменилось очевидным надломом: у объекта подкосились ноги, и она села на пол, склонившись лицом почти до лодыжек. И вновь доктор Гунтарсон посоветовал не вмешиваться — похоже было, что объект впадает в глубокий транс, за которым определенно должна была последовать левитация.

Поведение объекта на этой стадии живо напомнило мне эксперименты над молодыми приматами (шимпанзе и т. п.), особенно те из них, в ходе которых животное было насильственно разлучено со своей семейной группой и, возможно, стало свидетелем гибели одного или нескольких сородичей. В данном случае объект сложилась в эмбриональную позу, прикрывая лицо локтями и коленями. Никакого движения не было отмечено, кроме периодических конвульсивных вздрагиваний груди. Проф. Бронштейн выразил обеспокоенность тем, что это может быть признаком затрудненного дыхания, но доктор Гунтарсон уверил его, что в состоянии гипнотической релаксации такие приступы невозможны. Какое бы угнетенное состояние объект ни переживал, совершенно невероятно, чтобы оно было вызвано внешними стимулами, и, возможно, было реакцией на нечто гораздо более глубоко скрытое. Более того, внешнее проявление подавленности могло быть обманчивым. Он был непоколебимо уверен в том, что последует выдающаяся левитация, намекая на возможность сопутствующих феноменов, и преуспел в том, чтобы умерить всякое беспокойство участников исследования.

На этой стадии тело объекта, одетое в темную одежду, было ясно видимо на фоне светлой ткани одеяла.

Как убеждает видеосъемка, исчезновение ее было мгновенным.

В тот момент, когда доктор Гунтарсон чрезвычайно уверенно предсказывал пси-манифестацию, тело его протеже исчезло с экрана.

Полковнику Р. первому удалось сбросить оцепенение. Пока все остальные недоверчиво глядели на наш монитор, теперь показывавший лишь пустую кабинку, он и Бентвич быстро приблизились к двери и открыли ее. Внутри никого не было. Все печати остались целыми. Все тонкие воздуховоды были исследованы. Было совершенно невозможно, чтобы объект покинула кабинку каким-либо из обычных способов, что противоречило свидетельству наших глаз и камер.

Дэвид Бентвич совершил — возможно, без необходимости — тщательный демонстративный обход кабинки, простукивая ее крышу и стены изнутри в поисках скрытых люков. Хотя он и является признанным мастером исчезновений из замкнутых пространств, здесь он признал свое полное недоумение.

Однако мгновенное ликование по поводу спровоцированного и зафиксированного явления дематериализации человека сменилось тревогой за безопасность объекта. Оптимистичные уверения доктора Гунтарсона в том, что она вскоре материализуется вновь, не оправдались, и через несколько минут возрастающего беспокойства его настроение внезапно переменилось от состояния уверенности до крайнего потрясения.

Курьезная невозможность поднять тревогу по поводу исчезновения (едва ли можно было сообщить о нем в полицию, как в обычных случаях «пропажи человека») усиливала наши затруднения. Трудно было устоять перед соблазном вновь исследовать кабинку, как будто присутствие объекта под одеялом или в одном из углов могло остаться незамеченным. Вместо этого мы изменили тактику, и попытались успокоить доктора Гунтарсона, выспрашивая у него сведения о любом человеке, или месте, к которому объект могла быть «перенесена». Он назвал некоторых друзей и членов семьи, чьи телефонные номера было легко получить, но тогда возникла другая сложность: как связаться с ними, чтобы не поднять таким образом тревогу.

Диктовка прервана в 20.40, 19 января, до окончания на следующий день.

Глава 30

В тот самый момент, когда Элла, находясь в Оксфорде, просилась к матери, Джульетта была в Лондоне. Ей тоже хотелось уехать. Она шептала Джо Дола: «Я не могу этого сделать, прочтите им сами!» — и ее слова были подхвачены микрофонами, и разнесены по всему залу.

Доктор Дола, обладающий безошибочным чутьем на подходящий фон для фотосъемки, выбрал для этой пресс-конференции отель на Бонд-стрит под названием «Роял Палас». Его лобби-бар и первый этаж были недавно обставлены заново, и превращены в просторный атриум, располагавшийся сбоку от башни спальных блоков. Две спиральные лестницы вились к центру широкой кольцеобразной площадки, где гости обычно обедали. Резной бар составлял часть внешнего обода этого кольца. Потолок был стеклянный, и сквозь него просвечивало небо. Журналисты и съемочные группы, присутствующие строго в соответствии с разосланными приглашениями, размещались вокруг столиков. Им были предложены тарелки с закусками, бокалы белого вина; на столиках стояли букеты цветов.

Джульетта сидела рядом с лестницами, за квадратным столом, от которого тянулись две дюжины кабелей. Со всех сторон сияли дуговые лампы. Ее лицо было полускрыто целым гнездом микрофонов.

Доктор Дола сидел рядом с ней, откинувшись на спинку, и поглядывал сквозь потолок на серое небо, щурясь от бриллиантового блеска ламп…

Начало оказалось неудачным. Они обедали в отеле, и их узнавали. Другие гости то и дело подходили с просьбами об автографах и рассказами о том, что они пережили во время показа документального фильма «Элла». Дола объяснял каждому поклоннику, что автографы принято давать после еды, а не во время, тогда как Джульетта просто пожимала плечами, и молча ставила подпись на салфетках, на меню, и обороте визитных карточек, и даже на спинке мужской рубашки. Она приняла свою роль знаменитости. В конце концов, она же мать Эллы!

Джульетта казалась смущенной и немногословной. Дола сочувственно полагал, что она беспокоится об Элле, которую сейчас заставляют «прыгать в кольцо» неизвестные ученые.

Но Джульетта не переживала из-за Эллы, и замечание Дола о том, что она должна переживать, только заставило ее почувствовать себя еще хуже. Ей хотелось выпить. В четверг и пятницу, ознаменованные алкогольным отравлением, она достаточно легко обошлась без новой порции. Сегодня она уже не справлялась. Ее трясло, и аппетит отсутствовал напрочь. Бар за лестничными колодцами был открыт, объемистые бутылки спиртного переливали свое содержимое в стаканы и бокалы, а под стойкой позвякивали сетки с тоником и имбирным элем.