Абрахам Меррит - Лунный бассейн. Металлическое чудовище (сборник)

Впереди шла Лакла, о чем–то серьезно беседуя с Радором, так что у меня было достаточно времени, чтобы хорошенько разглядеть ее. Девушка сняла свою металлическую робу. Толстые косы золотисто–каштановых волос, уложенные в высокую корону прически, затягивала шелковая зеленая сеточка, волнистые прядки выбивались из нее и щекотали робкими поцелуями горделивую белую шею и затылок. Просторное платье переливчатого зеленого цвета, подпоясанное широким золотым кушаком, свободно спадало с плеч, оставляя обнаженными прекрасные руки, короткая юбка в складку едва закрывала колени.

Котурны она тоже сняла, и изящные, с высоким подъемом ступни были обуты в сандалии. В прорезях разлетающихся складок юбки мелькали точно выточенные из слоновой кости нежно–округлые бедра, такие же совершенные но форме, как и та часть стройных ножек, что открывалась моему взору из–под нижней кромки юбки.

Что–то настойчиво стучало в дверь моего сознания, какая–то трагическая мысль. Что это было?

Ларри! Где Ларри?

Я все вспомнил… Резко приподняв голову, я увидел рядом другую человекообразную лягушку, несущую О'Кифа, и рядом с ними размеренно шагал, опустив голову, Олаф, сейчас похожий на преданного пса, тоскующего о любимом, потерянном хозяине. Стоило мне пошевелиться, как монстр, у которого я лежал на руках, бросив на меня любопытный взгляд, издал низкий гулкий звук с легким вопросительным оттенком.

Лакла обернулась; ясные золотые глаза глядели печально, уголки нежного рта опустились, но ее прелестное, миловидное лицо, в котором, казалось, неуловимо отразилась вся доброта ее души, излучало такое спокойствие и благожелательность, что паника, охватившая было меня, мигом улеглась.

— Выпей это, — велела она, поднося к моим губам маленький хрустальный флакон.

Содержимое флакона оказалось ароматным и незнакомым на вкус, но поразительно эффективным, ибо как только оно попало мне в рот, как я тут же обрел прежние физические силы и необыкновенную ясность сознания.

— Ларри! — крикнул я. — Он умер?

Лакла покачала головой; глаза у нее были тревожные.

— Нет, — сказала она, — он словно мертвый, но он жив.

— Спусти меня вниз, — потребовал я у своего носильщика.

Вылупив на Золотую девушку круглые глаза, он крепко держал меня, не отпуская. Она издала несколько протяжных, вибрирующих звуков, похожих ка односложные слова, — и меня опустили на землю.

Я кинулся к ирландцу. Он напугал меня видом своего безвольно обмякшего тела, ненормально податливого, словно у него полностью атрофировались мышцы — полная противоположность rigor mortus[49].

Мне еще никогда не приходилось сталкиваться с таким глубоким обморочным состоянием, похожим на смерть: тело холодное, как камень, пульс едва прощупывается, редкий и слабый, дыхание почти не заметно, зрачки глаз ненормально расширились — короче, полное впечатление, что жизнь уже покинула это тело.

— На дороге вспыхнул свет. Вспышка ударила ему в лицо и словно бы проникла внутрь головы, — сказал я.

— Я видел, — ответил Радор, — но не знаю, что это такое, а я–то считал, что знаю все виды оружия наших правителей. — Он как–то странно поглядел на меня. — Поговаривают, что чужеземец, что пришел вместе с вами, этот Двойной язык, сделал Лугуру новое смертельное оружие.

Маракинов! Русский уже не покладая рук трудится, изобретая новое страшное оружие для своих опустошительных замыслов. Апокалиптические видения вновь поплыли перед моими глазами…

— Он не умер, — резко сказала Лакла. — Он жив, а Трое Богов умеют творить чудеса. Они поставят его на ноги, если захотят… а они захотят… захотят. — На мгновение она замолчала. — Пусть Лугур и Йолара молят о помощи своих богов, — прошептала она, — ибо, если Молчащие Боги будут слишком суровы или слишком слабы, и он умрет — то, будь что будет, но я нападу на этих двоих и убью их, — пусть даже ценой своей жизни.

— Йолара и Лугур должны умереть. — У Олафа мрачно горели глаза. — Но Лугура убью я сам.

Слепая ярость в глазах Лаклы сменилась острой жалостью, когда она посмотрела на норвежца. Она поспешно отвернулась, словно боялась встретиться с ним глазами.

— Пошли с нами, — сказала мне Лакла, — если ты не слишком ослаб.

Я отрицательно покачал головой, бросив последний взгляд на О'Кифа (я ничем сейчас не мог ему помочь!), и зашагал рядом с девушкой. Заботливо протянув белую, изящно выточенную руку, она положила мне на запястье тонкие, с удлиненными кончиками пальцы.

Сердце у меня так и подпрыгнуло.

— У тебя чудодейственное лекарство, служительница, — не удержался я. Но даже если бы я и не выпил его, одно прикосновение твоей ручки поставило бы меня на ноги, — галантно добавил я в лучших традициях Ларри.

Она беспокойно заморгала, отводя глаза.

— Прекрасно сказано, особенно для такого умудренного познаниями человека, каким я представляла тебя по рассказам Радора, — засмеялась она.

Я вздрогнул, как ужаленный. Можно подумать, что если человек служит науке, так он уже не может сделать даме комплимент, чтобы не показаться при этом фокусником, извлекающим алую розу из ящика с ископаемыми окаменелостями.

Ну и наплевать, подумал я, и улыбнулся ей в ответ. Снова я отметил широкий, классической формы лоб с выбившимися из прически легкими завитками золотисто–бронзовых волос, изящный изгиб тонких каштановых бровей, придававший ее прелестному как цветок лицу вид простодушного лукавства, которое его ничуть не портило, напротив, легкая шаловливость взгляда только неуловимо подчеркивала скрытые благородство и непорочность души, как у проказливого, но милого и чистого ребенка; я увидел длинные черные изогнутые ресницы… нежную округлость левой обнаженной груди..

— Ты мне сразу понравился, — с открытой улыбкой сказала она. — Еще тогда, в первый раз, когда я увидела вас там, где Сияющий Бог выходит в ваш мир. Мне очень приятно, что ты оценил мое лекарство. Оно не хуже, чем те, что ты носил в черной сумочке — той, которую ты оставил в доме Радора, быстро добавила она.

— Откуда ты об этом знаешь, Лакла? — изумился я.

— Я часто приходила к нему., и к тебе, когда вы спала Как его зовут? спросила она, показав глазами на Ларри.

— Ларри, — ответил я — Ларри, — повторила она задумчиво. — А тебя?

— Гудвин, — вмешался Радор.

Я с достоинством поклонился, словно меня представляли очаровательной юной леди в той старой прежней жизни, которая отсюда казалась чем–то вроде другой геологической эры.

— Вот так… Гудвин, — сказала она. — Я очень часто приходила к вам. Иногда мне казалось, что вы видите меня. А ови, он никогда не думал обо мне? — застенчиво спросила она.