Стивен Кинг - Светящийся

С жалобным воплем Джек отвел взг ляд от часов и, вытянув перед собой руки, с трудом ворочая ногами, тяжелыми, как тумбы, повернулся лицом к залу, готовый просить, умолять, заклинать толпу прекратить мучения — пусть они заберут его, Венди и Денни, и весь мир, если хотят, но только сохранят ему немного разума, немного света.

Бальный зал был пуст.

Стулья с перевернутыми вверх ножками были аккуратно расставлены на столиках. Танцевальная площадка была вновь накрыта красным ковром. скрывавшим блестящий паркетный пол. Эстрада для оркестра опустела, на ней ничего не было, кроме подставки без микрофона и пыльной гитары без струн, прислоненной к стене. В окна зала проникал холодный сумеречный свет — свет зимнего утра.

У него кружилась голова. Но когда он вновь повернулся к камину, то мигом протрезвел — на каминной полке стояли слоники и… часы. Самые обыкновенные каминные часы под прозрачным колпаком.

Спотыкаясь, он направился в Колорадскую гостиную. По дороге зацепился ногой за ножку стола и повалился плашмя на пол, расквасив до крови нос. Поднявшись, он вытер нос обратной стороной ладони. И от злости так сильно толкнул дверь в гостиную, что она с размаха ударилась о стену.

Гостиная оказалась тоже пустой, но бар был основательно оснащен спиртным. Слава те Господи! Бутылки и бокалы приветливо блестели полумраке бара.

Не так давно он был рассержен тем, что задняя стенка бара не имеет. Теперь он был даже рад этому, иначе ему пришлось бы увидеть неприглядную картину: окровавленный нос, поросшие щетиной щеки, всклокоченные волосы, рубашку, вылезшую из-под брюк.

Чувство одиночества и заброшенности захлестнуло его. Он всхлипнул от жалости к себе совершенно искренне и захотел умереть. Жена с сыном заперлись от него в квартире. Гости разъехались, бал окончен.

Он пьяно качнулся к бару.

— Ллойд, чертов сын, где ты?

Ответа не последовало. В этой плотно закупоренной комнате не отзывалось даже эхо, чтобы создать иллюзию компании.

— Грейди!

Нет ответа, только тихо прозвенели бутылки.

Кувырок через голову! Пойди — принеси! Притворись мертвым! Сидеть!

— Ничего, черт вас побери, налью себе сам.

На полдороге к бару он потерял равновесие и растянулся, сильно ударившись головой. Поднялся на четвереньки, дико вращая глазами, гнусаво бормоча что-то себе под нос. Затем рухнул, припав щекой к полу, и захрапел.

И снова завыл ветер, поднимая снежные вихри. Было 8.30 утра.

39. Венди

Днем, дождавшись, когда Денни уйдет в туалет, Венди достала из-под подушки нож, завернутый в полотенце, и, спрятав его в карман халата, подошла к двери в ванную.

— Денни?

— Что, мама?

— Я хочу спуститься в кухню и приготовить завтрак. Ладно?

— Ладно. Мне тоже спуститься вниз?

— Нет, я принесу завтрак сюда. Как ты насчет омлета с сыром и супа?

— Годится.

Она потопталась у закрытой двери и спросила:

— Денни, а ты уверен, что это не опасно?

— Да, — ответил он, — только будь осторожнее.

— Где твой папа? Ты не знаешь?

Его голос отозвался с поразительным равнодушием:

— Нет, не знаю, но это неважно.

Она удержалась от дальнейших расспросов, чтобы не расстраивать его… и себя.

Джек сошел с ума. Когда буря стала набирать силу около восьми часов утра, они оба, сидя на Денниной раскладушке, прислушивались, как Джек бродит в бальной комнате, напевая заунывные песни или разговаривая с кем-то. Его собеседника не было слышно, однако Джек по временам вскрикивал, перебивая собеседника, и каждый раз Венди и Денни вздрагивали и глядели друг на друга испуганными глазами. Наконец они услышали, как он прошел через холл в столовую, и тут же послышался грохот, словно он свалился на пол или сильно хлопнул дверью. С половины девятого или около того в отеле стало тихо.

Венди прошла по тупичку, завернула за угол главного коридора и приблизилась к лестнице. Здесь она постояла, глядя в фойе первого этажа. Огромный холл был пустым, но многие его закоулки скрывались в тени, и Джек мог прятаться за любым стулом или диванчиком, а может быть, за административной стойкой, ожидая ее прихода.

Во рту у нее пересохло: «Джек!»

Нет ответа.

Она взялась за рукоятку ножа и стала спускаться по лестнице. Ей много раз представлялось, чем кончится ее брак с Джеком: разводом, смертью Джека в автомобильной катастрофе (наиболее частая картина, представлявшаяся ей темными ночами в Ставингтоне) или ее собственным увлечением другим мужчиной, этаким подобием сказочного рыцаря, который умчит ее с Денни на белом коне в дальние края. Но никогда, даже в самом кошмарном сне, она не предполагала, что будет вот так крадучись пробираться по лестнице с ножом в руке, готовя пустить его в ход против Джека.

При этой мысли ею овладело отчаяние, и она была вынуждена прислониться к перилам из боязни упасть.

Примирись с реальностью, девочка. Это не Джек — теперь он стал принадлежностью отеля, и как ни трудно этому поверить, приходится верить в это. Так же, как в ходячую живую изгородь, самовольно работающий лифт и маску, потерянную кем-то в его кабине,

Она пыталась заглушить мысли, но было уже поздно.

и в голоса…

Потому что просто не верилось, что в холле и в бальной комнате бродит одинокий помешанный, беседующий с призраками, порожденными его больным воображением. Венди казалось, что время от времени ей слышатся другие голоса, музыка и смех, похожие на радиосигналы, то нарастающие, то замирающие. Джек беседовал с человеком по имени Грейди (имя было ей смутно знакомо, но она не могла соотнести его с конкретным человеком). Джек то возражал, то задавал вопросы громким голосом, словно стараясь перекрыть шум. А по временам прорывались другие звуки: грохот джаз-оркестра, аплодисменты, смех людей. Слышался повелительный голос человека, убеждающий кого-то произнести спич — от всего этого веяло жутью. Шум длился от тридцати секунд до минуты, достаточно долго, чтобы нагнать на нее страху. Потом шум замирал, и она слышала только Джека — тягучий голос, который у него появлялся, когда он бывал пьян. Но в отеле нет ничего спиртного, кроме кулинарного шерри. Да, но если она воображает, что отель полон голосов, то и Джек может вообразить, что он пьян.

Венди спустилась в зал и осмотрелась. У двери в бальную комнату раньше была протянута бархатная веревка, преграждающая вход. Теперь железные стойки, на которые она была натянута, валялись на полу, словно кто-то мимоходом опрокинул их. С бьющимся сердцем она подошла к открытой двери в бальный зал и заглянула внутрь. Там было пусто и тихо — не было даже того подсознательного эха, которое обыкновенно дремлет в больших залах.